- Как хотите, дело ваше. Но я не стал бы вмешиваться. До времени должны мы оставаться в тени. Мы поклялись не выдавать наших замыслов ни словом, ни делом.
- Но Терентий нам пригодился бы: весьма грамотный и начитанный муж.
- Ну что же, я не могу благословить на то, чтобы спасать Геронтия, ибо не в состоянии нарушить клятву, но также не в состоянии и наложить запрет. Мы одинаково отвечаем перед богом за свои поступки. Однако мой совет: спасти Геронтия от убийства может лишь один из вас, и ему долгое время придется носить печать никонианина.
Нахмурившись, отец Никанор замолчал. "Как сказал господь, так и я скажу: один из вас предаст меня", - подумал он с горечью.
- Что нам делать дальше, отец Никанор? - спросил Феоктист.
- Я добьюсь, чтобы вас отправили в вотчинные места. Там укрепляйте истинную веру в народе, призывайте людей к мятежу тайно и явно... Тс-с! Тише!.. На лестнице кто-то есть...
В несколько прыжков Корней достиг выхода. В черном провале схода ничего не было видно.
- Огня!
Дьякон Сила выхватил из-за пазухи свечу, запалил от лампады, сунул Корнею. Чернец нырнул в сход и увидел, как у поворота метнулась быстрая тень. "Лазутчик!" - Корней бросился вниз, срываясь с крутых ступенек, и в этот миг за поворотом что-то глухо стукнуло, покатилось, раздался короткий вопль, и вновь наступила тишина
Сквозняком задувало свечу. В ее колеблющемся свете Корней разглядел на узкой площадке перехода лежащего человека в монашеской одежде: ноги были раскинуты в стороны, голова неестественно повернута лицом к спине.
- Инок Григорий! - прошептал подоспевший Феоктист.
- Варфоломеев собутыльник. Подслушивал нас, - сказал дьякон.
Корней пощупал запястье у Григория - пульса не было. Поднявшись, чернец растерянно оглянулся.
- Шею сломал. Упал и сломал шею. Жаль... Надо убрать.
- Не надо, - остановил его отец Никанор, - обойдется без нас. Идем отсюда и встречаться здесь больше не будем...
3
В ту ночь Корней долго не мог уснуть. Нелепая смерть Григория мало трогала его, ведь могло случиться и так, что завтра пришлось бы им нести ответ. Он размышлял о другом. Перебирая в памяти события последних лет, он к удивлению своему убедился, что ни в чем не успел и ничего не достиг.
После того, как выпустили его из подземной тюрьмы, долгое время жил он затворником, старался избегать людей и усердно читал книги, которые брал у отца Никанора. Много их было у бывшего Саввинского архимандрита - с полтретья ста11 печатных и рукописных.
Когда Никанор появился в обители, многие стали искать его расположения: что ни говори, влиятельный человек, был духовным отцом у самого царя. Потому старались угодить ему. Отец Никанор ко всем относился ровно и благосклонно, но дружбы ни с кем не водил.
Однажды, уединившись, бродил Корней по берегу бухты Благополучия. Был ветреный осенний день, но в заливе, как всегда, волна была ленивой и тихой и глухо бормотала в прибрежных камнях. Внезапно Корней увидел неподалеку одинокую фигуру. Отец Никанор сидел на большом валуне, наблюдая за стайкой диких уток, плескавшихся на мелководье. Корней хотел было повернуть обратно, чтобы не нарушать покой старца, но тот, заметив чернеца, поманил его к себе.
- Сдается мне, что где-то я уже встречал подобное лицо, - сказал он, пристально вглядываясь в Корнея.
Чернец пожал плечами и счел за лучшее промолчать. Отец Никанор мягко улыбнулся.
- Однако ты не разговорчив, брат. Зовут тебя Корнеем?
- Да, - ответил монах.
- А в миру?
- Зачем тебе это, отец Никанор?
- Хочу знать, какого ты роду-племени.
- Я тутошний, беломорский. Помор.
Отец Никанор с силой провел ладонью по лбу.
- Довелось мне как-то в Звенигороде беседовать с одним молодцом-помором, звали его Бориской. Случаем, не сродственник твой? Уж больно вы схожи, токмо тот помоложе да посветлее.
Корнея охватило волнение: оказывается, Никанору что-то известно про брата! Очевидно, встречались они в том злосчастном году, когда Бориска был послан с челобитной к Никону.
- Где он? - сдавленно спросил монах.
- Ага, - обрадовано сказал отец Никанор, - стало быть, он тебе братом приходится...
- Где он? - переспросил Корней.
- Вот как оно получается, - словно не слыша настойчивых вопросов монаха, тихо проговорил отец Никанор, - старший брат отправляет с младшим челобитную к патриарху. Младший едва не попадает в Земский приказ, но чудом спасается и оказывается с глазу на глаз с саввинским архимандритом...
- Господом богом прошу сказать, где Бориска! - оборвал старца Корней.
- А ты горяч и невоздержан, инок. Горячность твоя - враг твой. Из-за нее и пришлось тебе томиться в тюрьме. Сдерживать надо чувства свои... Где сейчас твой брат, я не знаю, но ежели внял он моим советам, то, наверное, варит соль на солеварнях в Колежме.
- В Колежме... - повторил Корней и вдруг вспомнил: - Да ведь там!..
- Что там? - мягко спросил отец Никанор.
- Нет, ничего, - замялся Корней.
В Колежму был послан приказчиком Феофан, и Корнею вскоре стало известно, что какие-то работники крепко избили Феофана за то, что приставал он к мужней женке. Называли даже имена разбойников - Нил и Бориска - и говорили, что оба скрылись куда-то... Значит, снова затерялись следы братнины, но он жив, слава богу, и, сам того не ведая, посчитался с Феофаном и за него, за Корнея.
- А ведь ты у меня ни разу не был, - заметил отец Никанор, - книги читаешь?
- С превеликой охотой.
- Приходи, у меня их много, - и отец Никанор, спустившись с валуна, неспешно пошел прочь.
После этой встречи Корней часто заходил к Никанору, но от бесед с ним уклонялся, брал книги, возвращал прочитанные и быстро уходил, пока не припер его бывший архимандрит к стене.
- Послушай-ка, брат Корней, - сказал он как-то, - не спеши уходить. Ты уже прочел немало книг, а что уразумел в них?
- Я не хочу ни говорить, ни спорить о вере, - решительно заявил монах.
- Но я как раз и не спрашиваю тебя о том, какой обряд должны предпочесть православные
- И жизнь и книги говорят об одном, - подумав, молвил Корней, - богу богово, кесарю кесарево, и незачем роптать на судьбу.
- Страшна подземная тюрьма соловецкая, - после некоторого молчания проговорил отец Никанор, - любого сломить может. Одни становятся после нее предателями, другие стараются уйти от суеты мирской, закрыть глаза и заткнуть уши, но мало кого ожесточают ее сырые стены.
Корней угрюмо молчал, но в душе поражался необыкновенной прозорливостью старца.
- Тебе ненавистен архимандрит Варфоломей, - очень тихо сказал отец Никанор и поднял руку, останавливая Корнея. - Ты ненавидишь его за предательство, за то, что он оказался хитрее многих, в том числе и тебя, за то, что он бездарный настоятель, а жестокость и трусость его не знают границ. Ведь так, брат Корней?
- Так, - прошептал, разлепив сухие губы, чернец.
- Не наполняется ли сердце твое страданием, когда ты зришь, сколь много разорения приносит вотчине бездарное правление архимандрита Варфоломея?
- Мне горько это видеть.
- И ты молчишь...
- Молчу, - согласился Корней.
Отец Никанор поднялся с кресла, скрестил на груди руки и зашагал по келье из угла в угол. Внезапно он остановился перед монахом и пристально глянул на него.
- Что б сказал ты, если б узнал, что недалек тот час, когда найдутся люди, способные возглавить братию, потребовать к ответу тирана и изгнать его за монастырскую ограду?
Корней все понял, взгляд его оживился.
- Неужто... Господи, неужто ты, отец Никанор, свершишь это славное деяние? Коли так, тебе не найти более преданного и верного помощника, чем я. Я пойду с тобой до конца и, если понадобится, до дна изопью горькую чашу позора.
- Да будет так! Но скажи мне, что движет твоим желанием: месть Варфоломею, стремление преумножить силу и славу соловецкой обители или обыкновенное корыстолюбие.
- И то, и другое, и третье, - твердо сказал Корней, - я верю в свое предназначение.
Старец приподнял брови.
- Ну что же, - проговорил он медленно, - по крайней мере честно и открыто. Редко приходится слышать столь прямой ответ. В свою очередь, я обещаю сделать для тебя все, что будет в моих силах. А теперь помолимся господу, дабы укрепиться в своих силах и помыслах...
4
Помер старец Гурий, известный своими пророчествами, кои нет-нет да и возвещал миру, и синяками, которыми щедро награждался за чрезмерно длинный и острый язык.
Останки умершего были перенесены в храм Благовещенья, что над Святыми воротами, и туда на заупокойную молитву валом повалили слуги монастырские и трудники. Не только жажда воздать последнюю дань умершему влекла в храм толпы простых людей. По монастырю распространился неизвестно кем пущенный слух, будто службу готовил уставщик Геронтий и, пользуясь отъездом из обители архимандрита, велел править заупокойную литургию по новым служебникам. Потому всяк торопился в церковь, чтобы убедиться в святотатстве и покарать отступника.
