сделать их незначимыми, охватить весь мир, сделать мир своим locus operandi. Только промышленный («формационный») капитализм позволил европейскому историческому субъекту обрести адекватную ему форму – Универсум, сняв противоречие между универсалистским содержанием и локально-ограниченной формой, между универсалистской субъектностью и цивилизационностью как качеством, как локалистской системностью или даже структурностью. Не случайно капитализм не создал своей особой цивилизации (прав X. Зедль-майр, согласно которому последним оригинальным цивилизационным движением Европы было барокко, пришедшееся на «пересменку» формаций, на промежуточную историческую эпоху): он в ней не нуждается. Капитализм располагается на ином, чем цивилизационность, уровне, хотя имеет вполне очевидные цивилизационные корни. Это не есть провал или негативная характеристика капитализма, но его положительное качество [19]. Можно сказать и так: капитализм – это преодоление цивилизационности, это ответ универсалистского исторического субъекта и всем цивилизациям, включая родную европейскую, и цивилизационности как явлению; это социально-экономическое, производственное освобождение универсалистского субъекта от локальноцивилизационных наростов – большинства, или почти всех, как это произошло в США.
Ответ, о котором идет речь, в 1830-1840-е становился все очевиднее, а в 1850-1860-е годы он уже просто проявился в сферах экономики, рынка; европейская мир-экономика вышла на финишный круг превращения в мировую капиталистическую экономику.
Суть в том, что, в-четвертых, кризисная, переломная эпоха в развитии универсалистского исторического субъекта Европы, в развитии Европейской цивилизации, европейского общества в целом была тесно связана с качественными сдвигами в развитии мирового рынка и европейской мир-экономики. Эти сдвиги стали средством и реализации, и преодоления кризиса, о котором идет речь. 1830-40/50-е годы – явились как время превращения европейской мир-экономики в капиталистическую мировую экономику; мировой рынок расширился до глобальных пределов, фактически охватив весь мир. Маркс и Энгельс писали, что в середине XIX в. Европа заново переживает свой XVI в. – в смысле географических открытий, резкого и качественного расширения ойкумены. Количество и масштаб географических открытий конца 1840-1850-х годов превзошли все, что было достигнуто с XVI в., со времен Колумба и Магеллана, мир оказался распахнутым настежь Европой и Европе. Запад (капитализм) взял его в оперативную разработку.
Расширение мира до планетарных размеров, совпадение «мирового» и «глобального» – процесс, который мне хочется назвать «жюльвернизацией мира», – были достигнуты прежде всего за счет и посредством включения в уже освоенный мир, в мировой рынок той части мира, которую мы теперь называем Азиатско-Тихоокеанским регионом (АТР). Последнее произошло путем «открытия» Китая в ходе «опиумных войн», а также открытия золота в Калифорнии (1849) и в Австралии (1851). Особенно серьезные последствия для мира имело калифорнийское золото – именно оно заставило американцев строить трансконтинентальные железные дороги, выходить на Тихий океан, а затем «открывать» Японию и «замыкать шарик» с запада на восток, надевая на него капиталистический обруч и возвещая начало подлинно всемирной истории. Последняя, как совершенно верно отмечали Маркс и Энгельс, существовала не всегда, а возникла в середине XIX в.
То есть тогда, когда мир совпал с «глобусом», став Все-миром. Заметим: в этом смысле Маркс с его теорией оказывается на грани эпох, в хроноисторическом пограничье – между региональной эпохой и всемирной, между эпохой локусов и регионов, с одной стороны, и мировой (всемирной) системы – с другой.
За превращение во всемирную Истории пришлось заплатить. В течение двадцати лет после 1848 г. (1848–1867 гг., «длинные пятидесятые») она впервые испытала синхронное всемирное потрясение, одновременный (или даже одномоментный – в исторических масштабах) шок как реакцию на объединение, сжатие. Капитализм надавил, и мир – теперь единый, жюльвернизированный, засопротивлялся – сразу и почти во всех своих частях. За революцией 1848 г. последовали установление Второй империи во Франции (1851), Крымская война (1853–1855), отмена крепостничества в России (1861), польское восстание (1863), начало объединения Италии и Германии (1860-е годы), гражданская война, победа промышленного Севера над аграрным Югом и отмена рабства в США (1861-1865-е годы), сипайское восстание в Индии (1857), тайпинское восстание в Китае (1850–1864), начало реставрации Мэйдзи (1867) – последняя, конечно же, не была буржуазной революцией, что пытались доказывать ретивые сторонники «пятичленки», но открыла путь в эпоху, в которой буржуазные преобразования стали возможны.
В том же 1867 г. исключительно важные изменения произошли в Англии, но мы вернемся к ним чуть позже, а сейчас отметим, что включение в контролируемый Европой мировой порядок Восточной Азии (главным образом Китая; Япония сначала была включена лишь политически) и открытие золота в Америке и Австралии стали тем средством, с помощью которого европейская экономика, ее наиболее промышленно развитая часть вышла из кризиса и таким образом смогла довольно быстро преодолеть потрясения революции 1848–1849 гг. В этом смысле можно сказать, что начало формирования того, что теперь называют АТР, как финальная фаза становления системы капитализма как мировой, а истории – как всемирной, было результатом поисков выхода европейского капитализма из кризиса и обнаружения этого выхода за пределами Европы. Кризис был вытеснен, вынесен за европейские пределы. И последствия не замедлили явиться. Наступившие «длинные пятидесятые» стали поистине мировым потрясением, синхронизацией (при определенной внутренней связи) целого ряда кардинальных изменений. Они прокатились с запада на восток и, обогнув земной шар, вернулись с востока на запад, причем экономически – уже в 1857 г. Вытеснив кризис за свои пределы, сделав его полем мир в целом и историю как всемирную, «изобретя» планетарный мир и всемирность истории как средство разрешения своего внутреннего кризиса, европейское капиталистическое ядро спровоцировало двадцатилетний мировой политический кризис, а ровно в его хронологической середине – 1857–1858 гг. – произошел экономический кризис. Реакция пораженных современников была следующей: «Мир – единое целое (unit), промышленность и торговля сделали его таким».
Можно сказать, что в «длинные пятидесятые» История впервые испытала миргазм [20], точнее, они стали этим миргазмом. Как правило, миргазмы совпадают с мировыми войнами, но не всегда, «длинные пятидесятые» XIX в. – одно из исключений.
Если экономически потрясения, прокатившиеся по миру, вернулись в Европу, в Англию в 1857 г., то «политический оборот» завершился в 1867 г. Примерно в то же время, когда представители японских княжеств Сацума, Тоса, Тёсю активизировали переговоры о необходимости восстановления власти императора (в ноябре 1867 г. отрекся последний сегун из дома Токугава – Есинобу и фактически реставрация, о необходимости которой говорили даймё и самураи нескольких княжеств, свершилась; формально это произошло в начале января 1868 г.), в Англии один закон исключительной важности был принят и один закон отменен. Принят был «The second reform act» – августовский закон об избирательной реформе, впервые предоставивший избирательные права рабочим, точнее их части; но и этого современникам мало не показалось, не случайно они назвали акт «прыжком в темноту» («а leap in dark»).
Отменен был «Закон о хозяевах и слугах», что формально уравняло в правах перед судом предпринимателей и
