14
См. в настоящей книге работы «Сусанин наоборот» и «Опричнина — модернизация по-русски».
Подробнее о генезисе и последствиях Смутных времен см.: Аверьянов В. Природа русской экспансии. — М., 2003.
У В. Соловья, предпочитающего объяснительную модель «революции», и намеренно скрещивающего два понятия (термин «смутореволюция»), данный вопрос, так же как и у нас, трактуется в качестве «функциональности Смуты», в которой старая русская традиция сменяется новой (Соловей В. Д. Кровь и почва русской истории — М., 2008. — С. 263). Главное отличие наших подходов в следующем: Соловей считает, что всякая революция обязательно «сопровождается» смутой, мы же считаем, что революция как модель «правильного переворота» является ничем иным как частным случаем и моментом смуты, некоторой идеализации ряда исторических вариантов. Смута как модель комплексной социокультурной мутации масштабнее и объективнее, в ней не заданы оценочные установки на «правильность» схемы описываемого исторического процесса. Оценочность модели революции легко видеть в таком суждении Соловья как: «Смута была неудавшейся, проигравшей революцией».
Кондаков И. В. Архитектоника русской культуры. Диссертация на соискание уч. ст. доктора философских наук в форме науч. доклада. — М., 1998. — С. 39, 41.
Лурье С. В. Метаморфозы традиционного сознания. — СПб., 1994. — С. 69.
Щепанская Т. Б. Странные лидеры. О некоторых традициях социального управления у русских — в сб.: Этнические аспекты власти. — СПб., 1995.
Сразу отмечу, что в эпохи, подобные XVI веку в России, история ставит перед народом столь неповторимые задачи, что для решения их она выдвигает и соответствующего масштаба личности. Иоанн IV заслуживает имени Великого государя, и не только потому, что он был необыкновенно одаренным человеком (свидетельства чего хорошо известны), но и потому, что он обладал несомненными способностями формулировать государственные проекты и консолидировать вокруг своих проектов единомышленников и последователей. Неуравновешенность Грозного-царя тесно связана с масштабностью его личности и тем необыкновенным темпом, который он стремился развить, дабы закончить складывание стратегически прочных форм российской государственности.
Янов А. Россия: У истоков трагедии. 1462–1584. — М., 2001. — С. 300. Обращает на себя внимание несколько странная позиция Янова-публициста — а его как аналитика и эксперта очень жалуют российские либеральные СМИ. Так вот, в своем монологе в рамках обсуждений «Клуба 2015» Янов указывает на неоднократно повторяющиеся в русской истории срывы русского государства, неоднократное «национальное самоуничтожение». В результате у Янова оказывается, что Россия в течение долгих столетий постоянно занимается «национальным самоуничтожением», снова и снова попадает в «капкан имперского национализма». Но как ни бьются «православие, самодержавие и русский национализм» (sic!) над уничтожением России, Россия почему-то до сих пор не исчезла с карты мира. Интересно, что бы сталось с Россией, если б это бесконечное самоуничтожение прекратилось и реализовался «сценарий Янова»?
Янов А. Россия: У истоков трагедии. 1462–1584. — М., 2001. — С. 256.
Как я уже отмечал, англофильское представление о революции лежит в качестве центрального мифа в основании мировоззрения русских либералов. В данном случае Янов довел тезис либералов до последней крайности — он «вчитал» в русскую историю тягу нашей элиты к парламентаризму и конституционной монархии аж за 80 лет до «славной революции» в Англии и принятия «Билля о правах». «Славная революция» была осуществлена англичанами именно через приглашение иностранного монарха — Вильгельма III Оранского, который впоследствии стал правителем одновременно двух республик: Английской и Голландской — двух «неблагодарных республик торговцев селедкой», как насмешливо называл их король Людовик XIV.
С точки зрения доивановской старины, «жалованная вотчина» — оксюморон, попытка скрестить сами принципы поместья и вотчины, дворянства и боярства, вывести некий гибрид национальной аристократии.
Фурсов А. И. “Биг Чарли”, или о Марксе и марксизме: эпоха, идеология, теория (К 180-летию со дня рождения К. Маркса) — Русский исторический журнал. — М., 1998. — Т. I, № 2.
Иванов В. Родное и вселенское. — М., 1994. — С. 134.
Данный подход к истории описан мной в концепции динамического консерватизма как модели развития социальной системы в сложных нестабильных условиях среды (Аверьянов В. В. Традиция и динамический консерватизм. М. 2012. С. 648–662).
Нефедов С. А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец XV — начало XX века. Екатеринбург, 2005.
См. критику современных неомультузианцев в контексте объяснения причин русских революций в книге: Миронов Б. Н. Страсти по революции: Нравы в российской историографии в век информации. М. 2014.
В этом смысле события 1905 года как будто подтверждали пророчества Герцена и Чернышевского, которые видели в общине естественную ячейку будущей освобожденной от самодержавия республики.
Что касается доли нерусского населения, то на диаграмме хорошо видно, что она становится значительной лишь в XIX веке. Причем накануне XX века рост этой доли по отношению к доле русского населения в основном связан с присоединением новых территорий к империи. Во второй половине XX — он связан уже с угнетенностью демографической динамики русских на фоне расширенного воспроизводства в Средней Азии, на Кавказе, в некоторых других регионах СССР. По мнению В. А. Башлачева, эта же тенденция донорства по отношению к геополитическим «окраинам» проявляется и сегодня. Так, продолжающее убывать и стареть русское население РФ де факто дотирует Среднюю Азию, в частности, Узбекистан, в котором в XXI веке рождаемость вновь стала расти за счет многомиллиардных перечислений на родину гастарбайтеров.
В этом, кстати говоря, коренная ошибка неомультазианцев. Уровень жизни в предреволюционные десятилетия в России в целом, и в крестьянской среде, в частности, не падал, а неуклонно рос. Эти цифры и факты, безусловно, старались замалчивать в советской историографии.
Аверьянов Виталий. Пострусские грядут? // Литературная газета № 33 (9 августа 2006).
Со стороны бутафорских националистов на арену были выпущены подпольные идеологи с призывами изобрести новую Русь, открыть свои «ведические корни», родить себе веру, заклясть и вызвать великих языческих богов и т. д. Востребованным оказался поэт Широпаев, ненавидящий Византию, святого князя Александра Невского и называющий православие «осколком хазарского влияния», а историческую Россию — «тюрьмой для русского народа», и даже — знакомые штампы! — страной рабства и кнута. Востребованным оказался некий профессор Петр Хомяков, призывающий покончить с Россией, «имперско-византийской» традицией и сформировать демократическую конфедерацию «Русь» с обязательным отделением Северного Кавказа и обязательным же проектом интеграции русских в Запад и НАТО. Официальной религией новой нации Хомяков предлагал сделать язычество. Актуализировались региональные диссиденты, ненавидящие Москву (кто-то театрально, а кто-то и по более серьезным причинам — будучи вынужденным бежать в провинцию от московских преступных группировок). Нашлись и бутафорские «имперцы», которые с пеной у рта начали отождествлять вышеупомянутые клинические случаи с русским национализмом вообще. Они противопоставляли язычникам абстрактный Третий Рим, клерикальную идею, византизм в его архаизированном и догматизированном понимании и прочие книжные концепции. Полемика в горячей фазе продолжалась до 4 ноября («Правого марша»). Как по команде, в ноябре искусственный спор утих.
Русская доктрина / под общ. ред. А. Кобякова и В. Аверьянова — М.: Яуза-пресс, 2007. (В скобках отмечу, что Константин Крылов относится к числу экспертов Русской доктрины, предоставлявших для нее свои материалы.)
Крылов К. Рождение нации. // Спецназ России № 9 (120). Сентябрь 2006 года.
