Анатолий Тарас - Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

Масштаб экономического и социального разорения Московии после войны оказался постине коллоссален.

С 1550 по 1580 годы (за тридцать лет) население Московии сократилось примерно на четверть. Не нужно думать, что все непременно погибли. Многие бежали за пределы страны: к казакам на Дон, в Литву, в восточные области, которые формально входили в Московию, но куда длинные руки московского царя фактически не доставали. Клин пахотных земель тоже сократился на четверть. Стало меньше хлеба, тем более, что число свободных крестьян-общинников уменьшилось наполовину. А что рабский труд непроизводителен, давно известно…

Но еще страшнее оказался разгром торговли, ремесла, всего городского хозяйства. Большая часть городов Московии была совершенно разорена, во многих и населения почти не осталось. Например, в городе Гдове осталось 14 домохозяйств. Даже в Москве население сократилось втрое. Исчезли такие мощные самостоятельные центры, как Псков и Новгород.

К концу правления великого князя и царя Ивана IV страна пришла в такое состояние, как будто она потерпела сокрушительное поражение от неприятельской армии, как будто на ее территории велись военные действия, а потом ее долго грабила и вывозила все, что возможно, оккупационная армия. В таком состоянии находилась Германия после Тридцатилетней войны 1618–1648 гг.

Но кто же разгромил страну? Большую часть территории Московии не тронул неприятель. Даже Стефан Баторий не пошел дальше Пскова. Шведы не сунулись даже туда, остались в цепочке приморских городов на Балтике. Более того, совсем недавно в страну хлынул поток материальных ценностей из Ливонии! Куда же все делось?!

Историки давно уже говорят о том, что разгромил Московию ее великий князь и царь Иван IV. В XVIII веке Карамзин писал об этом еще робко, осторожно. Соловьев — уже откровеннее. Ключевский на рубеже XIX и XX веков — совершенно прямо».

Необходимо сказать еще об одном грустном итоге той страшной войны. Полное разорение Ливонии московитами, их чудовищные зверства по отношению к населению вызвали повсеместную ненависть жителей Прибалтики к московитам.

Спустя 130 лет это чувство вновь освежили войска Петра I, вторгшиеся в Эстляндию, Лифляндию и Курляндию. Все 20 лет Великой Северной войны русские солдаты снова грабили и жгли, насиловали и убивали жителей этих стран. Прошли еще 180 лет и в 1940 году сюда устремились моторизованные орды «красных русских», следом за которыми пришли комиссары НКВД. Опять начались грабежи (теперь уже под лозунгом ликвидации городской и сельской буржуазии), опять начались казни, опять начались ссылки. Между тем, многие современные россияне, нежелающие ничего знать о мерзостях, многократно учиненных их предками, искренне обижаются на «коварных неблагодарных» прибалтов: «за что они так не любят русских»?

Описывая Ливонскую войну, мы уже приводили ряд свидетельств о зверствах, которые чинили воеводы и ратники Ивана IV в Ливонии и Литве. Но все это происходило за пределами Московского государства. Между тем, по единодушному мнению классиков русской исторической мысли (Карамзина, Ключевского, Платонова, Соловьева и других) главной причиной тех страшных бедствий, что обрушились на Московское государство в «Смутное время», был царь Иван IV. Именно он учинил разорение своей страны, сопоставимое по последствиям с нашествием Батыя, именно он посеял ужасное смятение в душах соотечественников.

Давно уже стал общим местом рассказ о том, как формировался характер великого князя Ивана Васильевича, в 8 лет оставшегося полным сиротой — без родителей, без дедушек и бабушек, братьев и сестер, дядей и тетей. К тому же само его происхождение было незаконным, ведь связь Елены Глинской с Иваном Овчиной не осталась секретом.[148] Далеко не случайно юный Иван приказал посадить на кол Федора, сына Ивана Овчины, а его племянника, князя Ивана Дорогобужского — обезглавить.

Но, если история детства Ивана что-то и объясняет, она не может служить оправданием его зверств, безумной внутренней и внешней политики. Скорее, вся деятельность Ивана «Ужасного» (именно так его всегда называли в Европе — «Ivan Terrible») служит жутким примером того, чем плохи деспотические режимы.

Царь Иван прежде всего был психически ненормальным человеком. Как сказал бы современный психиатр, он представлял собой ярко выраженный тип психопата-эпилептоида, а ведущей чертой его личности являлся садизм.[149]

Князь Андрей Курбский, близко знавший Ивана с подросткового возраста, так писал об его отроческих и юношеских годах:

«Егдаже начал приходити в возраст, аки лет в дванадесят (12 лет) начал первее безсловесных (животных) крови проливати, с стремнин высоких мечуще их, с крылец, або с теремов, також и иныя многая неподобныя дела творити»…

Первое убийство по его приказу было совершено 29 декабря 1543 года. В тот день 13-летний Иван приказал схватить и обезглавить князя Андрея Михайловича Шуйского, что немедленно исполнили придворные псари. Далее Иван мучал и убивал людей из-за любого пустяка. Вот несколько примеров. В сентябре 1545 года он приказал отрезать язык боярину Афанасию Бутурлину за якобы «невежливое слово». Примерно тогда же он приказал отрубить голову своему сверстнику, князю Михаилу Трубецкому, с которым поссорился во время игры.

«В мае 1546 года, когда Ивану было 16 лет, он выехал погулять за город. Там он случайно встретился с отрядом новгородских пищальников. Используя случай, те попытались на что-то ему пожаловаться. Но Иван не захотел вникать в суть дела, а вместо этого приказал своим слугам прогнать их. В ответ возмущенные пищальники стали бросать в царских посланников своими шапками и комьями грязи. Разгневавшись таким «бунтом», Иван поручил дьяку Василию Захарову «разобраться». Тот на следующий день сообщил ему (как отметил летописец — ложно), что, дескать, пищальников «подучили» бояре — князь Кубенский, а также князья Василий и Федор Воронцовы. Расправа с «виновными» произошла немедленно, всем трем отрубили головы».

Как-то на пиру (примерно в 1562–63 гг.) царь Иван подозвал к себе князя Репнина и надел ему налицо маску шута. Князь сорвал ее и гордо заявил: «Что бы я, боярин, стал так безумствовать и бесчинствовать». Этого оказалось достаточно. Через несколько дней его убили прямо в церкви, во время ночной службы. Та же судьба постигла вместе с ним князя Юрия Кашинского, убитого на паперти той же церкви.

Немецкий дворянин А. Шлихтинг из Померании во время Ливонской войны пробыл 7 лет в плену в Москве. В своих записках он писал:

«Привычка к человекоубийствам является у него (царя) ежедневной. Именно, как только рассветает, на всех кварталах и улицах города появляются прислужники опричнины или убийцы. И всех, кого поймают из тех, кого тиран приказал им убить, тотчас рассекают на куски, так что почти на каждой улице можно видеть трех, четырех, а иногда даже больше рассеченных людей, и город весьма наполнен трупами».

Приведем еще одну цитату, из исследования современных российских авторов:

«Многие вещи… просто выходят за пределы понимания психически нормального человека. Когда боярина сажают на кол и он умирает больше пятнадцати часов, а на его глазах насилуют его мать. Когда человека на глазах жены и пятнадцатилетней дочери обливают кипятком и ледяной водой попеременно, пока кожа не сходит чулком. Когда Висковатого разрубают, как тушу… Впрочем, продолжать можно долго.

Психически нормальному человеку трудно понять, как можно пировать под крики людей, пожираемых в яме специально прикормленным человечиной медведем-людоедом. Трудно понять садисткую игру с женами и дочерьми казненных, которых то пугали, то давали тень надежды, постепенно доводя до безумия».

Беспредельная жестокость органично уживалась в Иване с патологической трусостью. Будучи человеком неглупым, он понимал, что доведенные до крайности поддан иные могут восстать против него. Поэтому в 1582 году, сватаясь к Марии Гастингс, племяннице английской королевы Елизаветы, заодно просил королеву дать ему убежище в том случае, если он будет изгнан из своей страны. Но к счастью для тирана, он повелевал бессловесными холопами, неспособными ни на какое сопротивление.