Если и было исключение среди беспросветно катастрофических результатов 1 июля, так это в том, что немецкое главное командование, в отличие от их собственных войск на передовой, было сильно встревожено масштабами британской атаки, особенно тем, что в одном из секторов, по обоим берегам Соммы, земля была потеряна. Естественно, что Хэйг и Ролинсон не знали, что Фалькенгайн отреагировал на эту потерю безапелляционно, освободив от должности начальника штаба Второй армии, в чьем секторе это произошло, и заменив его собственным оперативным офицером, полковником фон Лоссбергом, основным архитектором немецкой обороны на Западном фронте. Принимая назначение, фон Лоссберг выдвинул условие, чтобы атаки на Верден были прекращены сразу, где это еще не сделано. Фалькенгайн разрушил его намерения, и наступление непрерывно продолжалось до его собственной отставки в конце августа. Назначение Лоссберга имело, тем не менее, большое значение. Его план реорганизации фронта в секторе Соммы гарантировал, что результаты первого дня — результаты английского сверхоптимизма и немецкой гиперготовности — будут удержаны и на последующих этапах сражения. Он предполагал, что энергия немецкой стороны будет неумолимо притупляться, а британцы, возможно, научатся реалистичному взгляду на обстановку, которого их неопытным солдатам так недоставало вначале. Вмешательство Лоссберга заставило защитников отказаться от практики концентрации на обороне передовых позиций и создавать "оборону в глубине", основанную не на линии окопов, но на воронках от снарядов, которые британская артиллерия успела создать в изобилии. Зона передовой должна была удерживаться слабо, для минимизации потерь, но потерянная земля должна быть быстро возвращена предусмотренной контратакой резервов, подтянутых из тыла.
Эта новая немецкая техника свела на нет все меры Хэйга в попытке повторить успех, какой был достигнут 1 июля. Только после того, как 14 июля в секторе по обоим берега" Соммы, где французы, имевшие больше опыта, помогли британцам организовать значительный прорыв в германских позициях, были захвачены новые земли, Подозрение Хэйга относительно ночных атак было опровергнуто его подчиненными. Тогда было решено атаковать самим, и в сумерках четыре британских дивизии двинулись на захват холма Базентен, леса Мамец и Контальмезона. На карте эта атака выглядит впечатляюще; на местности, которую можно пересечь на машине за несколько минут, впечатление не столь сильно, хотя угрожающая атмосфера все еще держится в небольших долинах этого сектора и действует угнетающе на любого, кто там появляется. Несколько кавалерийских частей BEF, любимый инструмент Хэйга для исполнения его замысла, были подтянуты туда в течение дня, но после перестрелки около "Высокого леса", одной из господствующих высот поля боя Соммы, были вынуждены отступить. Имперские войска. 1-я и 2-я Австралийские дивизия, ветераны Галлиполи и Южноафриканская бригада возобновили наступление в течение второй половины месяца, заняли Позьер и лес Дельвиль, но для кавалерии так и не представилось никакой возможности вмешаться в ход сражения. Подобно Вердену, Сомма стала ареной изнурительной борьбы, куда с монотонной последовательностью посылались свежие дивизии — в течение июля и августа сорок две только с немецкой стороны — и лишь для того, чтобы потратить их энергию в кровавом сражении за небольшие клочки земли: Гиймон, Женши, Морваль, Флер, Мартенпюиш. К 31 июля на Сомме немцы потеряли 160 тысяч человек, англичане и французы — свыше 200 тысяч, и все же линия фронта переместилась едва ли на пять километров по сравнению с 1 июля. К северу от Анкры, то есть на половине изначального фронта, продвижений и вовсе не прослеживается.
Наступление на Сомме, вероятно, было обречено вяло продолжаться до осени, когда его течение должно было нарушиться, или до полного застой зимой, если бы не появление в середине сентября нового оружия. Это были танки. Еще в декабре 1914 года мечтательный молодой офицер Королевских инженерных войск Эрнест Суинтон заявлял, что только революционные средства вооружения могли бы прервать уже ставший явным застой колючей проволоки и окопов на Западном фронте. Он предложил проект постройки вездехода, защищенного броней от пулевых попаданий, который мог бы использоваться с целью нападения. Идея не была абсолютно новой. Ее уже высказывал, например, и Герберт Уэллс в коротком рассказе 1903 года "Земля в железной броне", и в неточной форме — Леонардо да Винчи. Не была новой и технология: вездеходная машина с "обутыми колесами", была построена в 1899 году, а в 1905 — грузовик на гусеничном ходу, который использовался для сельскохозяйственных нужд. Наступил кризисный момент войны, который свел вместе технологии и мечты в лице Суинтона и его коллег, Альберта Штерна и Мюррея Сьютера, поддержанных энтузиазмом Уинстока Черчилля, чьи бронированные автомобили Королевской Морской дивизии проявили себя в Бельгии в 1914 году. Плодом их усилий стал прототип танка "Малыш Вилли", созданный в декабре 1915 года. В январе 1916 года появилась большая модель, оснащенная орудием, а к сентябрю сорок девять аналогичных машин "Марк 1", названных цистернами (tanks) с целью дезинформации противника, находились во Франции и были готовы вступить в бой.
После изнурительных августовских сражений планировалось возобновить усилия на участке фронта и районе Соммы. Танки, одни из которых были вооружены пулеметами, а другие — 6-фунтовым орудием, выделялись Четвертой и Резервной (будущей Пятой) армиям, чтобы провести атаку вдоль линии старой римской дороги, которая проходит от Альбера до Бапома между деревнями Флер и Курселет. Появление танков перепугало германскую пехоту, защищавшую этот сектор. Бронированные чудовища, за которыми следовала британская пехота, прошли примерно 3200 метров, после чего были вынуждены остановиться — некоторые из-за механических поломок, другие же просто застряли в рыхлой земле. Некоторые из них попали под артиллерийский огонь и были разбиты. Это была одна из самых эффектных и притом одна из самых недорогих локальных побед на Западном фронте, но усилия пропали даром из-за выхода из строя почти всех тридцати шести танков, которые пересекли стартовую линию. Хотя пехота сумела закрепить успех, достигнутый при помощи танков, немцы с обычным для них упорством, заняв воронки от снарядов и резервные линии, блокировали направление возможного прорыва. Застойная ситуация восстановилась.
Октябрь и ноябрь не принесли никаких изменений. И англичане, и французы атаковали повторно, в Типвале, Транлуа и в размокшей долине Анкры, в условиях чрезвычайно сырой погоды, которая превратила меловую поверхность окрестностей Соммы в клейкую слизь. К 19 ноября, когда наступление сил союзников было официально прекращено, самая дальняя линия продвижения, в Ле-Беф находилась лишь в десяти километрах от позиций, с которых начиналась атака 1 июля. Немцы потеряли свыше 600 тысяч убитыми и ранеными, чтобы удержать свои позиции на Сомме. Потери союзников, несомненно, превышали эту цифру: во французской армии они составили 194 451 человек, в британской — 419 654. Для французов катастрофа на Сомме усугубилась тем, что одновременно то же самое произошло и в Вердене. Для Британии это было и осталось ее величайшей военной трагедией двадцатого столетия, а на самом деле — всей ее национальной военной истории. Страна, которая вступает в войну, должна ожидать смерти среди молодых людей, которых она посылает в бой, и такая готовность к жертвам была до битвы на Сомме и в ее ходе, и это объясняет, частично, по крайней мере, ужас произошедшего. Жертвенность посыла не может, тем не менее, смягчить боль от его последствий. Полки "Приятелей" и "Товарищей", которые получили свой первый военный опыт на Сомме, были названы "армией невинных". Если судить по их готовности отдать свои жизни в обстоятельствах, которые никак не приходят в голову, когда человек записывается добровольцем, то это, несомненно, справедливо. Независимо от того, какой вред хотели немцы нанести добровольцам Китченера, реальные жертвы остаются в памяти британцев, всего народа, но в особенности семей тех, кто не вернулся с войны. Нет ничего более пронзительного в жизни британца, чем посетить эту полосу захоронений, обозначающую линию, по которой 1 июля 1916 года проходила передовая, и искать, переходя от одной могильной плиты к другой, среди свежих венков, лицо добровольца над воротником из саржи цвета хаки, которое пристально и тяжело смотрит с тусклой фотографии, к которой приколот мак и надпись "отцу, дед и прадеду". Сомма отмечает конец эры живого оптимизма в жизни Британии, который никогда уже не вернулся.
3. Расширение войны и наступление Брусилова
В то время как во Франции разыгрывались великие драмы Вердена и Соммы, война на других фронтах принимала весьма разнообразную форму. В Германской Восточной Африке, куда Ян Сматс — блестящий партизан, противник британцев в Бурской войне — прибыл в 1915 году, чтобы принять командование, в 1916 году были размещены четыре колонны — две британских из Кении и Ньясаленда соответственно, одна португальская из Мозамбика и одна бельгийская из Конго. Перед ними стояла задача концентрическим наступлением окружить черную армию фон Леттов-Форбека и таким образом привести кампанию к завершению. Действующая армия союзников составляла почти 40 тысяч человек, у Леттова было около 16 тысяч. Разделив силы, он без особого труда мог избегать встречи своих главных частей со Сматсом. С боями отступая на юг, от горы Килиманджаро к Танге и Дар-эс-Саламу, он Двигался параллельно берегу, довольно медленно, через центр страны. Он сражался, когда не имел другого выхода, но, предвидя поражение, всегда выходил из боя. Уничтожая за собой мосты и железнодорожные линии при отступлении, Леттов-Форбек избегал окружения и сохранял свои силы в целости. Его африканцы-аскеры, кроме того, были невосприимчивы к большинству болезней, которые переносили насекомые, нападающие на человека в этой местности. Его противники, включавшие большое число европейцев и индусов, такого иммунитета не имели. Их огромные потери из-за болезней — тридцать одна небоевая потеря на одну боевую — и были реальной причиной их неудачи в попытке разгромить Леттова на его территории. К концу 1916 года его небольшая армия была столь же приспособлена, боеспособна и неуловима, как и в начале войны.
