27 февраля стал роковым днем для русской армии и флота. Взбунтовавшиеся матросы вышли на улицы Петрограда и обагрили свои руки кровью морских офицеров.
В февральские дни 1917 года группы матросов «Авроры» и бывшей царской яхты «Штандарт» приняли активное участие в подавлении сопротивления полиции Коломны. Разгрому подверглись полицейские участки и тюрьмы. Начались массовые убийства офицеров. Жертвами «бархатной» Февральской революции стали верные присяге и своему долгу морские офицеры, первыми вошедшие в синодик мучеников, уничтоженных «великим и бескровным» переворотом. В основной своей массе эти люди честно служили Родине и храбро воевали с ее врагами. Для них, покрытых шрамами флотоводцев и моряков, а также для еще не понюхавших пороху недавних гардемаринов Морского училища февраль 1917 года стал путем на голгофу.
28 февраля в Кронштадте убили адмирала Р.Н. Вирена – главного командира и военного губернатора крепости. В русско-японскую войну, командуя крейсером «Баян», он выдержал бой с шестью крейсерами японцев и вывез через кольцо морской блокады все боевые знамена Порт-Артура. Вместе с ним расстреляли начальника штаба порта контр-адмирала А.Г. Бутакова, начальника школы юнг генерал-майора К.И. Степанова, коменданта Кронштадтской крепости вице-адмирала А.П. Куроша и многих морских офицеров.
В Гельсингфорсе матросы зверски убили командующего флотом Балтийского моря вице-адмирала А.И. Непенина и начальника 2-й бригады линейных кораблей А.К. Небольсина.
А.И. Непенин был достаточно авторитетен и популярен в матросских массах. В своем приказе по флоту № 302 от 4 марта 1917 года он писал: «Приветствуя и всецело поддерживая новый строй Свободной России, я предлагаю всем гг. офицерам во имя блага нашей великой Родины, сохраняя дальнейшее полное спокойствие, вступить в открытую и тесную связь с подчиненными им командами, ибо только при обоюдном доверии и связи мы можем сохранить наш флот сплоченным и сильным на глазах врага – немца. Считаю абсолютно недопустимым пролитие драгоценной русской крови. От имени нового правительства Великой и Свободной России еще раз призываю офицеров к спокойствию и единению с командой и категорически запрещаю пролитие крови, ибо жизни каждого офицера и матроса особенно нужны России для победоносной войны с внешним врагом».
А.И. Непенина убили матросы, подло, сзади, двумя револьверными выстрелами в спину. Затем тело подняли на штыки. Адмирала, уже мертвого, матросы топтали ногами. Топтали человека, отдавшего жизнь флоту, того, кто первый поднял среди моряков знамя буржуазной революции…
С кораблей, стоявших на рейде Гельсингфорса, матросы вели систематический отстрел командиров боевых судов и морских офицеров, пытавшихся спастись бегством по заснеженному льду Финского залива. Всего на Балтийском флоте в дни «бархатной» Февральской буржуазной революции 120 морских офицеров было расстреляно и более 600 арестовано.
Тем не менее в Петрограде в те дни царили небывалый подъем и оживление. Люди с огромными красными бантами на одежде, со слезами радости на глазах поздравляли друг друга с праздником свободы и революции. Ее признали все, и все были ей безгранично рады. Перестроились довольно быстро. Это оказалось нетрудно сделать. На роскошных туалетах светских дам появились изящные шелковые красные банты. В аристократических салонах и на официальных приемах вместо царского гимна стали исполнять и даже дружно петь хором «Марсельезу». За вечерним чаем и при встречах считалось хорошим тоном разговаривать об Учредительном собрании.
7 марта 1917 года Совет министров Временного правительства утвердил новый текст присяги для лиц православного и римско-католического вероисповедания. Текст звучал довольно торжественно: «Клянусь честью офицера (матроса, солдата) и гражданина перед Богом и своей совестью быть верным и неизменно преданным Российскому Государству как своему Отечеству. Клянусь служить ему до последней капли крови, всемерно способствуя славе и процветанию Русского Государства. Обязуюсь повиноваться Временному Правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления образа правления волею народа при посредстве Учредительного Собрания. Возложенный на меня долг службы буду выполнять с полным напряжением сил, имея в помыслах благо Отечества. Клянусь повиноваться поставленным надо мной начальникам, чиня им полное послушание во всех случаях, когда это требует долг офицера (матроса, солдата). Клянусь быть честным, добросовестным, храбрым офицером (матросом, солдатом) и не нарушать своей клятвы из-за корысти, родства, дружбы и вражды…»
Текст присяги требовал повиноваться всем начальникам, чиня им полное послушание. Но как же могли требовать послушания начальники, которые за несколько дней до издания текста этой новой присяги не только не исполнили своего долга перед государем и Отечеством, но изменили и тому и другому?
Парадоксально, но факт – представители всех родов войск Петроградского гарнизона стройными рядами, под звуки бравурных маршей продефилировали в Таврический дворец во главе со своими офицерами, прицепившими на кокарды фуражек огромные красные банты. Сам великий князь Кирилл Владимирович признал Думу и, одетый в форму капитана I ранга, привел в Таврический дворец для присяги Временному правительству Гвардейский экипаж.
А из Царского Села, где под арестом сидел бывший всероссийский император с семьей, спешно прибыла делегированная гарнизоном группа офицеров и солдат императорской гвардии, чтобы также заявить о своем переходе на сторону революции. Во главе депутации шла отборная сотня казаков Свиты Его Императорского Величества. Шествие бравых гвардейских частей замыкал отряд дворцовой полиции и телохранителей царя. Все они – гвардейские офицеры и солдаты – заявили о своей искренней преданности новой власти и ее лидеру – адвокату Керенскому, хотя в тот момент о нем имели весьма смутное представление.
Французский посол в России М. Палеолог писал в своих мемуарах: «Во время сообщения об этом позорном эпизоде я думал о честных швейцарцах, которые были перебиты на ступенях Тюильрийского дворца 10 августа 1792 года. Между тем Людовик XVI не был их национальным государем, и, приветствуя его, они не называли императора „Царь батюшка“».
17 марта 1917 года журнал «Морской сборник» опубликовал восторженную статью старшего лейтенанта императорского флота Н. Нордмана «Да здравствует свободная Россия!» В ней бывший воспитанник Морского корпуса с умилением писал: «Свободная Россия вступила в новый счастливый период своей жизни. Великий русский народ, придавленный тяжестью деспотического правления, скованный бесчисленными ограничениями всякого проявления народного творчества, одним мощным движением сбросил свои путы и может теперь свободно использовать свои творческие силы для дальнейшего культурного развития и улучшения материального благосостояния широких масс населения…
При старом режиме этот глас народный был гласом вопиющего в пустыне. Его не только не слушали и всячески заглушали, но как бы нарочно старались сделать все ему наперекор. К власти, к направлению жизни государства призывались не те, кто был наиболее достойным, знающим и благородным, а часто совершенно ничтожные люди в силу эгоистических и даже корыстных мотивов.
Новый порядок вносит сюда коренной переворот. В лице Временного Правительства признанного Советами рабочих и солдатских депутатов, Россия получила высших руководителей, на которых давно уже указывала народная молва как на своих избранников. Созванное на основании всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание определило и наше государственное устройство в соответствии с народным сознанием. Чтобы новое начало вполне воплотилось в жизнь, остается, чтобы каждый из нас, как бы ни было незначительно его дело, во всех своих поступках прислушивался к народному голосу.
Введение новых начал не могло пройти безболезненно. Перед военными стояла особенно трудная задача, как перейти к новому порядку, не нарушив боеспособности армии и флота, абсолютно необходимых в данную минуту для защиты завоеванной свободы от внешнего врага. И, может быть, наиболее трудным может показаться вопрос, как совместить гражданскую свободу с воинской дисциплиной – основой военной организации.
Но трудность здесь только кажущаяся. Прислушаемся к народному голосу. Попытаемся своим поведением достичь признания, что данная офицеру власть опирается не на приказание, а на признание его авторитета командами и, таким образом, создается основа взаимного понимания, настоящей внутренней дисциплины, составляющей действительную силу флота.
Перед флотом стоит еще другая задача. Чтобы слышать действительный народный голос, необходимо быть близким к народу. Нужно, чтобы флот не был чем-то отдаленным от него, а его частью, вооруженной для защиты Отечества со стороны моря. Нужно чтобы не было офицера, солдата, рабочего и крестьянина, а была бы единая народная семья равных граждан. Но до сего времени этого не было. От флота своего народ был далек, мало его знал или не знал вовсе. Употребим же все усилия, чтобы уничтожить это разделение, чтобы и мы, офицеры и матросы народного русского флота, могли постоянно черпать силы из неиссякаемой сокровищницы народного духа!»
