Да не усмотрят в этом преувеличения: ведь дело не в форме, а в сути. Гитлер делал это топорно-грубо, а Стендер-Петерсен, как эстет, деликатно-тонко. Поселяя целое государство шведов среди финнов, а главным образом славян, Стендер-Петерсен отказал последним в какой бы то ни было естественной человеческой акции: они не боролись против пришельцев, они не отстаивали своего «я», они были тестом, из которого соседи лепили всё, что им было угодно, даже имя свое эти унтерменши заимствовали у чужих.
Если Стендер-Петерсену не чуждо чувство реальности, он должен признать, что руссы всегда были энергичным и своехарактерным народом. Уже самые первые сведения истории о славянах говорят об их свободолюбии, независимости и стремлении настоять на своем. И эту силу и напористость духа они пронесли через века и показали в эпоху 1939–1945 годов чего они стоят.
Можно быть различного мнения о душевных качествах, уме и талантах славян, в частности руссов, но мирного, овечьего житья у них никогда не было и не будет. Страна, в которой еще на нашей памяти происходили кулачные бои и шли «стена на стену» ради одного удовольствия подраться, не могла быть в прошлом такой телятиной, какой ее рисует в своем воображении Стендер-Петерсен. Он глух и слеп прежде всего к фактам.
Не замечает он и другого: как он несправедлив к шведам. Можно ли допустить, что этот энергичный, сильный духом и телом народ вдруг переродился в совершенно другой, чужой народ, оставив тому только свое имя. Эстонцы, ижорцы, карелы, водь, комь и т. д. сохранили свое лицо, а вот шведы его потеряли! Где же у Стендер-Петерсена хоть капля здравого смысла?
Взявши предметом исследования историю руссов, Стендер-Петерсен совершенно не уяснил себе исторической перспективы, она немедленно исправила бы все его ошибки. Он вырвал отрезок истории руссов из его целого, перекрасил его на свой филологический лад, и пытается это уродство всунуть в связный поток истории руссов, но ни предыдущее, ни последующее совершенно не подходят к его представлениям. Это его не беспокоит: он высказал «новый» и «оригинальный» взгляд, блеснул метеором среди филологов и литературных критиков и т. д., но труд его для истории совершенно бесполезен.
До сих пор мы намеренно не касались некоторых подробностей, показывающих всю глубину «объективности» Стендер-Петерсена, ибо не хотели отвлекать внимания от основной линии изложения. Сейчас мы слегка коснемся и их.
Этот большой эрудит, прекрасно знающий литературу вопроса, делает вид, что вопроса о южном происхождении слов «русин» и «Русь» как будто не существует. А между тем Ключевский ясно говорит, что термин «рус» встречается у византийских писателей уже в V веке.
Доска об Одоакре в Зальцбурге говорит, что в 477 году «русины» разорили провинцию Норик. В 644 году правитель Дербента Шахриар жаловался, что у него двое врагов: «русы и хазары». О русах говорят и другие источники задолго до появления скандинавов на страницах истории.
Значит, кто-то был русом на юге и без шведского племени Русь. Мало-мальски уважающий науку исследователь, прежде чем перейти к построению новой гипотезы, должен был бы непременно рассмотреть вопрос о южном происхождении термина «Русь», доказать большую древность его на Севере, а затем уже разрабатывать вопрос о Северной Руси. Стендер-Петерсен этого не только не сделал, но обошел этот вопрос полным молчанием. С такой «объективностью» науки не создашь.
Вот Стендер-Петерсен нашел шведское племя Русь. Естественно, возникают вопросы: 1) как звали его другие скандинавы до его переселения, 2) как сами себя звали эти переселенцы, 3) как их звали славяне после переселения, 4) как их звали прочие шведы после переселения, 5) как их звали другие соседи, 6) почему все скандинавы страну новопереселенцев называли не «Русь», а «Гардарики», 7) почему скандинавы называли русов-славян не «русы», а «герцкр»?
Что из сочетания «гз» может получиться: гпз, газ, гоз и т. д., никто не сомневается. Но почему народ на южных склонах Карпат, еще со времен гуннов, называет себя только «русинами», и это Стендер-Петерсен обходит полным молчанием.
Странно слышать, что Рюрик — это скандинавское имя; мы уже указывали, что у поляков было имя Ририк, у западных славян Рерик, существовал в области славян город Рериг, было славянское племя «ререков». Обо всем этом Стендер-Петерсен не мог не знать. Зачем же о спорных вещах высказывать столь категорические утверждения?
Стендер-Петерсен, далее, глубоко ошибается, говоря, что Рогволод — «чисто скандинавское имя». Имя это — совершенно славянское: Рог — волод (владетель рога), подобное «Все — волод» и т. д. Другое дело, что оно может быть славянизированной формой от «Рагнвальд», но это надо доказать. Метод мышления Стендер-Петерсена и иже с ним примитивен до… скажем, крайности. Если какое-то славянское слово хоть в какой-то степени похоже на скандинавское, он решает: слово это германского корня. Предвзятость вопиющая. А почему не наоборот? Почему Рагнвальд не есть скандинавская форма Рогволода славян? Разве Valdimar не есть испорченное славянское «Владимир»? И разве не сам Стендер-Петерсен утверждает, что слова, славянские слова, такие как торг, сиг, кнут и т. д. вошли в состав скандинавских языков? У кого больше шансов повлиять на соседа: у многомиллионной Руси, с ее городами и богатствами, или у Скандинавии с ее населением в 200 000 человек, бедной и культурно отсталой?
Такие вопросы Стендер-Петерсена не беспокоят — вот показатель его объективности.
Мы не можем останавливаться на всех ошибках Стендер-Петерсена, ибо не можем писать книги ошибок Стендер-Петерсена, одно несомненно: большинство его положений — лжетолкования.
Нельзя не обратить также внимания, что большинство норманистов не Ивановы, Петровы и Сидоровы, а Шлёцеры, Байеры, Миллеры, Томсены, Таубе, Баумгартены, Брауны, Стендер-Петерсены и прочая, и прочая, и что все они в той или иной степени облагодетельствованы Русью (положением, деньгами, образованием и т. д.). Мало того, они поели русского хлебушка, так им еще надо украсть даже имя у того народа, который многих из них выкормил.
Мы бы посоветовали им заняться лучше своей историей; во всяком случае, хорошей, критической истории Дании нет, и уж если они будут ее писать, то не с точки зрения «этимологических» доказательств.
7. О новоявленном сверхнорманисте
В 1954 г. в издании George Allen & Unwin в Лондоне вышла книга Henryk’a Paszkiewicz’a «The origin of Russia», содержащая 556 страниц, 2 карты, огромный список литературы, генеалогические таблицы, списки авторов и издателей, личных имен, географических названий, книга на хорошей бумаге и в отличном переплете. Особенно поражает колоссальное количесто подстрочных примечаний с точнейшим указанием источников, страниц и короткими выписками из них.
Огромная эрудиция автора несомненна, эрудиция, идущая плечо в плечо с последними достижениями науки, ибо упомянуты работы даже 1953 года, а книга издана в мае 1954-го. Кажется, нет ни одной заслуживающей внимания работы, которая не была бы упомянута.
Но справедлива поговорка: «наружность обманчива», — вся работа Пашкевича — тщательнейший и скрупулезнейший подбор всех лжетолкований, когда бы то ни было опубликованых норманистами, с добавлением «изобретений» и самого Пашкевича.
Пусть факты говорят сами за себя, мы выберем только несколько, чтобы показать, что же собой представляет Пашкевич, как ученый.
1. Пашкевич утверждает (стр. 180), что варяги играли важную роль в истории «Восточной Европы» в течение четырех столетий! Сказано: «covering four centuries (9th—12th)».
Ни один, даже самый ярый, норманист этого до сих пор не утверждал и не мог утверждать, ибо, если варяги со второй половины IX века отмечены в истории Руси до начала XI века, т. е. вокняжения Ярослава Мудрого († 1054 г.), то для 2-й половины XI и всего XII варяги не отмечены более ничем решительно, и даже имя их совершенно сходит со страниц русских летописей. Поэтому Пашкевич «прихватил» без малейших к тому оснований около 200 лет для владычества норманнов. Может себе это позволить мало-мальски уважающий науку и общество ученый? Нет! А Пашкевич это делает.
2. Пашкевич не понимает, что вся «важная роль» варягов свелась, в сущности, к тому, что они принимали участие, как военная наемная сила, в двух междуусобных войнах (Владимира и Ярослава), но по использовании их в первом случае сплавили в Царьград, а во втором просто перебили. Военная роль скандинавов носила совершенно эпизодический характер. В гражданской войне 1918–1920 годов принимали участие отряды китайцев, неужели это дает основание утверждать, что Китай сыграл важную роль в создании СССР?
Если русские князья, далее, брали себе в жены скандинавок, если какой-нибудь воевода-скандинав получал во временное управление какой-то город, если через Русь проезжали какие-то скандинавские воины или купцы, — какое это имело отношение к огромному процессу «origin of Russia»[165]? Неужели какая-то Ингигерд, жена Ярослава, сыграла роль в создании Руси?
