По мысли мистиков, недостаток чего-либо порождает неудовлетворенность, которая в свою очередь порождает недовольство, а оно вызывает желание покончить с недостатком, и все это вместе взятое превращается в настоящее восстание. Демонстрировавшимися опытами они стремились неопровержимо доказать, что идея революции является основополагающим принципом прогресса и развития в любой сфере.
А в традиционной триаде герметики: астрология, магия, алхимия, — запечатленной посредством эзотерических, то есть понятных только посвященным, символов на трех порталах французских храмов, можно найти три принципа Великой французской революции, они же — тройное приветствие масонов: свобода, равенство, братство:
а) с помощью астрологии посвященный освобождается от фатального предопределения судьбы. Просвещенный человек стоит двух непросвещенных: в этом состоит свобода;
б) в алхимии (поскольку свинец имеет такие же эволюционные возможности, как и золото) содержится мысль о том, что плебей может стать аристократом: это и есть равенство;
в) в магии подлинная трансцендентальная физика позволяет человеку войти в контакт с существами, которые вовсе не обязательно враждебны ему, и получить их помощь и поддержку, иными словами, именно то, в чем ему отказано церковью: в этом суть братства.
Таким образом, мы имеем дело с идеями, отражение которых мы находим в различных идеологических доктринах. Те, к кому оно было обращено, являлись слишком умными людьми, чтобы не понять вытекающих из него последствий.
Эти идеи опровергали всю совокупность старых принципов, лежавших в основе монархического режима.
«Смотри, — говорит Грийо де Живри, — смотри: на правом портале собора Парижской Богоматери[140] изображен епископ, возвышающийся на подиуме, а над этим изображением — устремленный ввысь вестник богов Меркурий. Это изображение показывает источник священного огня. А поскольку Капитул, согласно вековой традиции, держит эту дверь закрытой в течение всего года, тем самым сообщается, что здесь лежит путь необыкновенный, незнакомый толпе и предназначенный лишь для узкого круга избранников мудрости» (см.: Грийо де Живри. Великое дело).
Действительно, епископ попирает острым концом своего посоха извивающегося адского Дракона, «заключенного в кольца» и несущего в себе «священный огонь», согласно прекрасному выражению Грийо де Живри.
Естественно, в образе Дракона здесь изображен Люцифер, который, согласно теологическим воззрениям тех времен, является исходным принципом всякого восстания.
Таким образом, при посредстве легенды нам ясно объясняется эзотерическим способом истинное значение философического Меркурия.
Мы вправе предположить, что влажный путь в алхимии соответствовал, по мысли розенкрейцеров, социальной эволюции в рамках законности, непрерывному поступательному прогрессу, растянутому, однако, по времени и требующему очень больших усилий для своего осуществления. Напротив, сухой путь соответствовал радикальной революции и быстрым переменам. Заметим, кстати, что первый путь назывался еще долгим путем, а второй — коротким путем. Считалось, что первый путь требует больших затрат, в то время как второй путь называли еще путем бедных, т. к. он практически ничего не стоил[141].
Обратимся к концу царствования Генриха IV и подведем итоги.
Скажем прямо, результат не утешителен. Все преимущества, которые могла бы извлечь Франция из тех времен, когда мудрые министры, поддерживаемые и опекаемые энергичным королем, проводили полезные реформы, свелись на нет капризами того же короля, преждевременно впавшего в старческий маразм и занятого лишь сиюминутной любовной интригой.
Но история отнеслась к нему снисходительно, ибо уже давно историю пишут благонамеренные люди консервативного склада. Увы, приходится с сожалением признать, что нам представляют Генриха как великого монарха, хотя на самом деле это не так. И не менее печально констатировать, что Людовика XV — монарха куда более значительного во всех отношениях — изображают те же фальсификаторы истории как плохого правителя.
Однако из его писем и высказываний вырисовывается натура добрая и чувствительная. Вспомним, что он, по свидетельству Ла Вогийона, сказал дофину после битвы при Фонтенуа[142]:
«Сын мой, поймите, чего стоит победа… Кровь ваших врагов — это всегда человеческая кровь… Истинная победа — это избежать крови».
В своем секретном письме от 8 мая 1763 года Генрих IV пишет: «Король никогда не использует слово „ненависть“ по отношению к своим подданным».
А в письме к маркизу д’Аржансону говорится следующее: «Оставим слова любви к миру, давайте стремиться к нему как к высшему благу, и да продлится он как можно дольше» (см.: Мемуары маркиза д'Аржансона, т. IV, с.264).
За примерами далеко ходить не надо. Людовик XV разрешил печатать Энциклопедию, спас Гельвеция, Каласа, Сирвена и других известных жертв католической церкви, спас рыцаря де Ла Барра от ужасной казни, сделал вместе со своим министром д’Арнувилем попытку создать справедливую систему налогообложения, возвел Вольтера в дворянское звание и присоединил к Франции Корсику[143]. Кое-кто считает, что он допустил лишь одну ошибку: изгнал иезуитов из Франции. И этого французские католики ему не могут до сих пор простить (как и предшествовавшие события[144]).
С Генрихом IV дело обстояло иначе. Во-первых, его удалось убить, тогда как покушение на Людовика XV сорвалось. И смерть Генриха не сопровождалась клеветнической кампанией — врагам достаточно было его устранить. И потом, сам Генрих разрешил иезуитам вернуться во Францию после того, как его лучшие соратники и парламент изгнали иезуитов из страны за пропаганду цареубийства. Все это позволило историкам сделать из Генриха образцового короля. А бедный Людовик XV был оклеветан[145]…
И это, наверное, оправдывает горькое суждение Поля Валери по поводу Истории, высказанное в книге «Взгляд на современный мир»:
«История оправдывает все, что угодно. Она абсолютно ничему не учит, ибо содержит в себе все, и в ней можно найти любые примеры. Она самый страшный продукт, который вырабатывает человеческий мозг!»
Признаем, что история в том виде, как ее нам изображали на протяжении многих лет, вполне заслуживает такого приговора. И пора наконец выкинуть на свалку эту умопомрачительную гору лжи, поставленную на службу более или менее гнусным интересам.
Эту идею прекрасно выразил английский писатель XVII в. Джонатан Свифт в своей работе «Мысли». «Честолюбие понуждает подчас занимать самые низменные должности, и, таким образом, честолюбец лезет наверх на четвереньках…»
Переписка между Жераром Песмом и Эдуардом Шнайдером относительно документов, находящихся в архивах Ватикана и подтверждающих королевское происхождение
Жанны Девственницы[146]60, ул. Вано Литре 63-83
9 января 1959 г.
Милостивый государь!
После Вашего визита я все еще продолжаю болеть и думаю уехать на некоторое время из Парижа, чтобы отдохнуть должным образом.
Что касается поездки в Рим, я собираюсь быть там будущим летом, и, хотя я сейчас занят другой работой, я не собираюсь выпускать из поля зрения проблему Жанны.
Но, по-моему, план, который Вы задумали, не имеет никаких шансов на успех. В Ватикане очень трудно иметь дело с людьми и решать вопросы, это предприятие требует большой деликатности, дипломатической подготовки и знания их среды!
Если Вы будете как-нибудь в Париже, попытайтесь договориться со мной о встрече заранее, иначе Вы можете меня не застать. Я живу один и часто не бываю дома.
Примите мои заверения в самых теплых чувствах к Вам.
Э. Шнайдер
60, ул. Вано — 7е
12 января 1959 г.
Милостивый государь!
Я только что получил Ваше последнее письмо. Я не верю, что в Ватикане Вам поможет «Deus ex machina»[147] и Вы получите доступ к секретным фондам Ватиканской библиотеки. Самую высокую персону, которая может оказать Вам эту милость, я знаю лично. Для начала Вам скажут: «Секретных фондов не существует». И если Вы даже будете настаивать, Вас ждет неудача. И если несколько лет назад мне посчастливилось неожиданно обнаружить документ, о котором Вы знаете, то это произошло лишь благодаря одному очень высокопоставленному лицу, ныне покойному. Его преемники ведут себя иначе.
