Капитан Ванделир с состраданием смотрел на русских раненых, понимавших, что помощь им будет оказана после того, как ее получат английские солдаты и офицеры, но мужественно переносивших мучения.
Офицеры 55-го полка пошли к месту, где были собраны их недавние смертельные враги — русские раненые пехотинцы. Их было около 200 человек, все сильно изувечены. Англичане оставили им немного воды, которую те с благодарностью приняли…
Можно понять эти поступки французских и английских солдат. Это были в своей массе молодые люди, оторванные от дома, души которых еще не были исковерканы войной, в сердцах которых после боя не было злобы и ненависти к поверженному противнику. Ожесточение пришло позже….
Тем из интернационала калек, кому не посчастливилось быть найденными вечером, пришлось страдать всю ночь, которая была наполнена стонами раненых и их мольбами о помощи. Некоторых раненых приходилось оставлять без помощи по единственной причине — они были нетранспортабельны, и любое движение причиняло им адские муки. К таким в первую очередь подходил священник Морской бригады Том Келли, поил их водой, давал несколько сухарей, говорил несколько слов ободрения.{916}
Сидя у костров и моля о скорейшем наступлении утра, многие англичане, французы и турки не могли никуда деться от страшного хора смерти. Рядовой Альберт Митчел из 13-го легкого драгунского признавался, что она была тяжелым испытанием для него. «…K тому времени, когда большая часть армии спала, мы слышали раздающиеся вокруг нас стоны раненых и умирающих, некоторые молили Бога о капле воды… Мы увидели достаточно, чтобы укрепить наши чувства и сделаться черствыми к человеческим страданиям, но я на некоторое время очень серьезно задумался, прося у Бога защиты от опасности…».{917}
Мучения многих затянулись надолго. Некоторых раненых англичане или не нашли, или попросту забыли на поле сражения. В ноябре русские кавалеристы из частей, направленных главнокомандующим для размещения «на поправку» по деревням в сторону Евпатории, находили в заброшенных сельских домах «…много сгнивших трупов англичан кучами, вповалку. Это были раненые в Альминской битве, не подобранные своими. По рассказам пленных, захваченных тогда казаками, можно было заключить, что большая часть раненых притащилась к берегу, когда флот уже снимался с якоря. На призыв их никто не отозвался, и они так и погибли: кто тут же на берегу, а кто был посильнее — забредал в деревни и погибал здесь от ран и голода в невыразимых мучениях. Когда трупы несчастных были убраны, то смрад, внедрившийся в жилищах, был так силён, что его невозможно было выносить: дома так и остались незанятыми войсками».{918}
К утру стонов стало меньше — коварный ночной холод добил многих.
ОКАЗАНИЕ ПОМОЩИ РАНЕНЫМ: СОЮЗНИКИ
Не хватало транспорта для транспортировки раненых. Уже после Крымской войны в Англии был собран так называемый Севастопольский комитет, имевший задачу разобраться с причинами огромных потерь (особенно небоевых) в Крыму. Страна жаждала крови виновных, и их срочно нужно было найти, а если не получится — назначить. Один из вопросов никак не могли понять заседавшие: как войска умудрились остаться без минимально необходимого для транспортировки раненых гужевого транспорта? То, что удалось выяснить из показаний некоего полковника Кинлока, стало потрясающим по своей циничности открытием. Оказывается, еще в марте 1854 г. он предложил доставить из Испании столько мулов, сколько нужно. Лорд Раглан и герцог Кембриджский одобрили предложение, но лорды казначейства опасались чрезмерных финансовых расходов и отклонили его. Военные настояли — и через три месяца полковнику Кинлоку поручили отправиться в Испанию для покупки 500 мулов: 300 с седлами под вьюки и 200 с хомутами для повозки. Исполнение поручения не встретило никаких трудностей и по средней цене 21 ф. с. 10 шил. животных купили. Но 200 из этих полезнейших существ вместе с погонщиками так и остались в Аликанте, откуда были отправлены в Крым только в декабре 1854 г. Джон Конкрен возмущался, что нерешительность и беззаботность чиновников привела вместо выгоды к убыткам. По его мнению, для 500 мулов и 90 погонщиков было нужно всего лишь два транспорта, на которые дополнительно можно было погрузить еще и 400–500 пассажиров и 1000 тонн продовольствия и в несколько дней доставить всё это на театр военных действий.{919}
По причине традиционной глупости военной администрации 20 сентября 1954 г. для эвакуации раненых вместо пока еще мирно пасшихся на лугах Испании мулов в помощь войскам были высажены на берег моряки из корабельных экипажей, которые в качестве примитивных носилок использовали гамаки, в которых они обычно спали на борту. Какое-то количество раненых сразу же грузилось на корабли, остальных сносили в долину Альмы, где в нескольких уцелевших зданиях поселков Бурлюк и Альматамак и даже одной из палаток, предоставленных лордом Рагланом, были развернуты медицинские пункты.
Когда металлу надоело собирать дань жизнями, им же искалеченными, появился другой старый знакомый убийца — болезни. Вновь напомнила о себе холера, которая, казалось, передала на время инициативу более современным, но не менее жестоким средствам убийства. Хотя пострадавшие от нее истекали чаще всего не кровью, а поносом, «урожай» она собрала обильный. Англичане, не имея опыта локализации распространения эпидемии, совершили грубую ошибку, расположившись на месте бывших русских лагерей. Антисанитария, царившая там, усугубила ситуацию, создавая плодотворную почву для распространения болезнетворных бактерий. В результате к раненым пулями и осколками гранат добавились получившие заразу.{920} Последствия не сильно отличались, а по степени мучений еще можно было поспорить, что было легче перенести.
Некоторый процент смертей врачи относят на счет неразлучного спутника войны — столбняка.{921}
По воспоминаниям сэра Эвелина Вуда, в то время гардемарина Королевского флота, прежде чем армия оставила Альминское поле, на корабли было погружено около 1500 раненых и заболевших солдат союзников.
Не менее 200 человек из них, в основном из числа тех, чьи ранения были усугублены болезнью, умерли (в том числе 51 на борту транспортов{922}). Среди них — генерал Тайден, командовавший Королевскими саперами.
ОКАЗАНИЕ МЕДИЦИНСКОЙ ПОМОЩИ РУССКИМ РАНЕНЫМ ПОСЛЕ СРАЖЕНИЯ НА АЛЬМЕ
Особенно тяжело приходилось русским раненым. Первый экзамен, данный войной медицинской службе, был провален. После Альмы, равно как и впоследствии после Инкермана, он показал свою неподготовленность и неорганизованность.{923}
Офицер гусарского эрцгерцога Саксен-Веймарского пока Евгений Арбузов при отступлении видел «…очень много убитых, большое число раненых и отставших, сильно мешавших нашему движению».
Сказался дефицит перевязочных материалов, которые скоро закончились, а из складов в Симферополе никто не позаботился об их доставке.
Основная масса пострадавших осталась на поле сражения. Число эвакуированных на санитарных повозках, в том числе силами таких патриотов, как будущая героиня Севастопольской обороны Даша Севастопольская, пострадавших было незначительно. Остальные, при всем гуманном отношении к ним противника, на помощь могли рассчитывать лишь во вторую, а то и в третью очередь. Нужно отметить, что забота о них стала поистине всенародной.
«На вторые сутки после Альминского сражения Пестель получил уведомление от помещика ротмистра Алибея Хункалова, что на поле битвы в Бурлюке и за рекою осталось от 200 до 400 раненых русских воинов; Хункалов просил прислать за ними доктора и служителей. Англичане взяли на пароход только тяжелораненых. Их врачи, оставшиеся на поле битвы, также просили взять русских раненых на подводах под конвоем в Симферополь. Сам Хункалов боялся выехать из имения, так как греки пустили слух, что вся Альминская долина будет разграблена. Осмотрев поле битвы, по просьбе губернатора, 16 числа Хункалов подтвердил свое заявление и просил о скорейшей помощи. Губернатор просил князя Меншикова о разрешении доставить раненых в Симферополь, и 17 числа за ними были отправлены доктор Данилевич и асессор Палаты государственных имуществ Выражевич. 18 числа они привезли 250 человек в Симферополь, но симферопольский госпиталь отказался их принять, так как был переполнен больными, и в доме Старцова было уже 150 больных».{924}
Потребовались чрезвычайные усилия и экстренные меры для подготовки города к той роли, которую ему пришлось выполнять всю войну — эвакуации, лечению и, увы, захоронению умерших раненых и больных воинов. Уже 17 сентября 1854 г. первые раненые, 1 офицер и 78 нижних чинов, были доставлены в военный госпиталь Симферополя.
