Но не только далматские города в надежде на спасение взирали в сторону Риальто. Вскоре тревожные настроения распространились по всей Западной Европе. Венеция, обладавшая самым мощным в христианском мире флотом, просто в силу своего географического положения при любом нападении неизбежно оказывалась на острие атаки. В самом деле, выбирать было не из чего. Генуя не могла продолжать серьезную борьбу после того, как отдала Мехмету Галату и торговые форпосты на Черном море, которое султан превратил в свое внутреннее море. Венгрия, лишившись после смерти Хуньяди лидера, ослабела и утратила боевой дух. Священная Римская империя теряла земли почти с такой же скоростью, с какой ее восточный соперник их занимал.
Поневоле Венеции пришлось играть роль защитницы слабых от турецкого нашествия, и она это проделывала благодаря искусному ведению политики. Мирным путем она присоединила к своим владениям Корфу еще в 1356 году, Навплию и Аргос в 1388-м и Салоники в 1423-м, хотя последнее приобретение было не особенно удачным. Через два года после него началась бестолковая война, закончившаяся в 1430 году тем, что город достался султану. Но часть прибыльных эгейских колоний добровольно отошла под защиту Венеции. Турки, однако, копили силы и представляли все большую угрозу. Приходилось сдерживаться. За последние годы правления Франческо Фоскари Венеция дважды отказывалась от участия в военных союзах, и Паскуале Малипьеро продолжил прежнюю политику.[200] Когда папа Пий II в сентябре 1459 года собрал в Мантуе собор христианских правителей и стал призывать к крестовому походу, республика посчитала нужным напомнить всем об их медлительности шесть лет назад во время осады Константинополя. На этот раз было решено действовать только в том случае, если все христианские правители примут участие, действенное, масштабное, соответствующее их возможностям. Если учитывать, что часть делегатов снова не проявили никакого энтузиазма, такое условие вряд ли было выполнимо. Папа Пий покинул Мантую разочарованным, но идею крестового похода не оставил. В 1462 году он рассказал некоторым из кардиналов, как он проводит ночи без сна, страдая от своей беспомощности и стыдясь своего бездействия. Год спустя папа обнародовал свой новый план — несмотря на свою слабость,[201] он сам вместе с герцогом Бургундским поведет войско, а Венеция предоставит для него флот.
К тому времени, как призыв к участию в походе папы достиг синьории, Паскуале Малипьеро уже умер. Ему наследовал Кристофоро Моро, человек с гораздо более сильным характером. Моро был уже стар, но загорелся идеей крестового похода, пожалуй, не меньше римского папы. Его чувства хорошо показывает тот поток писем, которыми он забросал папу, вдохновляя его на решительные действия. Большинство соотечественников его поддерживало. Скорость и мощь турецкого натиска на протяжении последнего десятилетия сказывались на настроениях венецианцев. Большой совет уже заключил антитурецкий союз с Венгрией, а теперь поддержал усилия папы. Вдохновленный, Пий снова написал дожу, предлагая ему лично присоединиться к нему и герцогу Бургундскому. «Сейчас, — писал он, — не только Греция, но вся Азия, весь Восток содрогается от ужаса… Мы трое стариков, а бог любит троицу. Нашей троице помогла бы Троица Небесная, и наши враги пали бы к нашим ногам». Совет дал согласие — на этот раз 1607 голосами против 11 при 16 воздержавшихся, — чтобы дож и в самом деле отправлялся в поход. Когда через несколько дней дож здраво поразмыслил о своем решении, его попытки отказаться от участия в предприятии были с негодованием отвергнуты. Как сказал один из наиболее бестактных советников, «слава и благоденствие нашей земли для нас дороже вашей персоны».
Но поддержка Венеции была последней из хороших новостей, которые суждено было получить Пию. Было решено, что экспедиция начнется летом 1464 года из Анконы. В начале этого года присоединение Генуи герцогом Миланским серьезно изменило баланс сил в Италии, нарушив равновесие по всему полуострову. На материковой части Италии почти не осталось никого, кто мог бы предоставить войска для крестового похода. На Пасху герцог Бургундский заявил, что не может отсутствовать дома еще год. Тем временем в Риме возник недостаток денег, и подготовка проходила с трудом. Бургундцы заявили, что дела идут еще хуже, чем предполагалось, и готовы только две галеры. Папе, при всем его энтузиазме, не хватало таланта организатора. Он ожидал, что к нему хлынет мощный поток опытных вооруженных наемников, рыцарей и воинов всех мастей со всей Европы, готовых полгода или больше служить на свои средства. Вместо этого явилось множество горе-крестоносцев, не имевших ни гроша за душой, ни обувки на ногах. Весь этот сброд, совершенно незнакомый с дисциплиной, наводнил город в ожидании, когда всем раздадут оружие, всех накормят и довезут до места боевых действий. Венеции некогда было разбираться с этой армией немощных, поэтому их просто отправляли обратно по домам, отказываясь их принимать. В худшем случае они умирали от голода и болезней по пути. Однако в Риме и Анконе их присутствие создавало серьезные трудности.
Вдобавок ко всем прочим неприятностям здоровье папы стало резко ухудшаться. Решения своего, впрочем, он не изменил, и так как время его подходило к концу, он решил больше не медлить. 18 июня он взял крест святого Петра и отбыл сперва по Тибру на барже, потом на носилках через Апеннины. По пути он встречал множество унылых крестоносцев, которые, добравшись до Анконы, не нашли там транспорта для себя и теперь группами разбредались по домам. Такого вида он перенести не мог. Врачи, видя, как он расстроен, говорили, что ему вреден сквозняк, и поплотнее задергивали занавески портшеза. Когда спустя месяц после выхода из Рима кортеж наконец достиг места назначения, всем, кроме самого Пия, было уже ясно, что из крестового похода ничего не выйдет. Обе галеры папы стояли на якоре в бухте. От флота, обещанного Венецией, известий не было. В городе еще оставались несколько рыцарей, у которых хватало средств содержать себя, но не более, выжидая развития событий. Большинство же потеряло надежду и разъехалось по домам.
Наконец 12 августа на горизонте появился венецианский флот из 24 галер. Папу, занимавшего епископский дворец, который находился на холме и был самым высоким в городе строением после собора Сан Кириако, перенесли к окну, чтобы он мог увидеть, как они входят в гавань. У папы был сильный жар, его состояние быстро ухудшалось. На следующий день, когда Кристофоро Моро явился во дворец с визитом, ему сообщили, что его святейшество слишком плохо себя чувствует и принять его не может. Сперва дож подумал, что папа не сдержал своего обещания лично возглавить поход и сказался больным, чтобы уйти от ответственности. Скоро, однако, его врач выяснил, что папа не просто болен, а находится при смерти. На следующий день, 14 августа, делегацию кардиналов на борту кораблей известили о смерти папы. Еще через два дня дож со своим флотом отбыл в Венецию. Так, не начавшись, закончился крестовый поход.
По крайней мере, это было справедливо. Роспись Пинтуриккьо на стене библиотеки Пикколомини в Сиене, где папа Пий изображен начинающим крестовый поход в Анконе, с собором на заднем плане, в окружении войска на суше и флота в гавани, с коленопреклоненным перед ним дожем Моро, — искажает действительные события. Гораздо более точную оценку дает современный историк Роберто Челси, называя всю авантюру miserabile parodia piccolomiana (ужасной пикколоминианской пародией). Папа умер как раз вовремя. Проживи он дольше, экспедиция состоялась бы — с ним или без него — и была бы безжалостно разгромлена. Результатом стало бы недоверие к христианству и позор для него. Венецианцы уже понимали это. Масштабные, но безрезультатные совещания, бесконечные колебания, пафосные, благочестивые речи, никак не подтверждаемые делом, пространные проповеди папского легата, кардинала Виссариона — все это не создавало для турецкого нашествия ни малейших преград. Если Мехмета Завоевателя и можно было остановить, то никак не посредством крестового похода, а с помощью решительной, разумно подготовленной, вполне светской военной кампании.
К несчастью, война, в которую Венеция в союзе с Венгрией оказалась вовлечена после необдуманного захвата Аргоса в 1462 году, оказалась не намного более успешной. Гигантская коринфская стена, защищавшая перешеек, имела 6 миль в длину, двойной ров и 136 башен. Венецианский генерал-капитан Альвизе Лоредано осенью разместил на ней 30 000 солдат, а через несколько месяцев ее смели как карточный домик. За последующие несколько лет серьезных поражений больше не было. Последователи Лоредано — Орсато Джустиниани, Джакомо Лоредано, Виттор Каппелло и командующий сухопутными силами Сигизмондо Малатеста из Римини — могли похвастать парочкой побед на островах и побережье. Однако единственным серьезным завоеванием была Мальвазия (Монемвазия), где под протекторатом Венеции утвердился деспот Фома Палеолог. Позже Мальвазия стала важной военно-морской базой республики.
