Дул свежий попутный бриз. Прилив тоже благоприятствовал венецианцам. Когда корабли набрали скорость, отчего им было не снести турецкий мост, отрезав Мехмета от его тылов, как это сделал Хуньяди под Белградом? В самом деле, трудно представить иные цели такого маневра. Но в последний момент мужество покинуло Каналя. На виду у всего города он пошел на попятный и, несмотря на протесты капитанов, приказал развернуть корабли и выходить из канала в безопасное место.
Этим он определил участь Негропонта. Нельзя было яснее показать его защитникам, что они брошены на произвол судьбы. Они продолжали защищаться, но их силы питало теперь лишь отчаяние. На следующий день, 12 июля, армия султана через пролом в стене ворвалась в город. Но битва не закончилась даже на этом. Улицы оказались перегороженными бревнами и бочками, и туркам пришлось испытать на себе не только град из кусков черепицы с крыш, но и потоки горячей извести и кипящей воды из верхних окон. Турки жестоко мстили, убивая мужчин, женщин и детей. К вечеру не многие из жителей Негропонта остались в живых. Правитель города Паоло Эриццо укрылся в одной из башен и сдался только в обмен на обещание сохранить его голову. Верный обещанию, Мехмет приказал разрубить ему туловище.
Вести о падении Негропонта вызвали в Венеции ужас. За этим городом должна была последовать целая череда крепостей на протяжении 120 миль. Одна из крупнейших гаваней в Эгейском море теперь была недоступна для венецианских судов, а турки могли ее использовать как базу для нападения на соседние, мелкие колонии. Теперь купцы, курсирующие между материковой частью Греции и Дарданеллами, вынуждены будут держать путь через юго-запад Пелопоннеса, где из крупных грузовых складов остались только Модона и Корона. В островных колониях единственной силой, способной управиться с местными порядками, были местные правительства. Сильнее всего пострадал моральный дух жителей Восточного Средиземноморья. Если Негропонт, эта жемчужина в короне Венеции, вырвана из нее так легко и так жестоко, всего за один месяц, какие же у остальных шансы уцелеть?
Сенат собрался на экстренное заседание. Купцы на Риальто считали убытки. Вдоль Моло толпился народ в ожидании какого-нибудь корабля с вестями о судьбе родных и знакомых. Весь город пребывал в унынии. Суд постановил лишить полномочий Николо Каналя. Вместо него новым генерал-капитаном назначили Пьетро Мочениго. Ему было приказано доставить Каналя в Венецию в цепях, чтобы он предстал перед судом. Как говорят, Каналь сразу подчинился. «Я здесь, чтобы подчиняться, — пробормотал он, — Делайте со мной, что вам угодно». 19 октября он прибыл в Венецию со своим сыном и секретарем. Для начала его посадили в тюрьму. В ходе расследования все обвинения против него признали справедливыми: в том, что он не защитил Негропонт от первой турецкой атаки, что развернул корабли у турецкого понтонного моста, когда его флот на пятнадцати узлах шел по каналу и мог легко его снести: и что после падения города он позволил турецкому флоту безнаказанно уйти. Иных казнили и за меньшее. Поразительно, что все его наказание заключалось в ссылке в Портогруаро, за 30 миль от Венеции, в штрафе в 500 дукатов и возмещении расходов из жалованья генерал-капитана.
Понятно, что сенат, выносивший приговор, принял во внимание какие-то смягчающие обстоятельства. За плечами Каналя было около тридцати лет безупречной службы, скорее дипломатической, чем военной. Всякий мог его охарактеризовать скорее как сенатора и человека ученого, чем как человека действия. Отчасти вина лежала на том, кто назначил его на должность, для которой он не подходил. Во всяком случае, ему повезло, что его не обвинили в государственной измене, как можно было ожидать. Тогда ему пришлось бы предстать перед кварантией или Советом десяти, и наказание, без сомнения, было бы другим. В самом деле, спустя недолгое время Совет десяти выразил неудовольствие по поводу этого приговора. Отвечая папе римскому, который ходатайствовал о судьбе Каналя. члены совета писали:
Дело это решено не по справедливости, но по состраданию и милосердию, вплоть до того, что его едва не признали безвинной жертвой неудачных обстоятельств при том, что на нем лежит вина не перед одной лишь Венецией, но перед всем христианским миром, и он должен быть признателен за такой пример крайней снисходительности, каким является его приговор.
Не похоже, чтобы Николо Каналь, находясь в ссылке, испытывал какую-либо признательность. Сегодня Портогруаро остается печальным, безликим городом, а в XV столетии он едва ли был чем-то большим, нежели кучка неприметных домов по дороге к Триесту. Живя здесь в одиночестве, позоре и бесчестье, вдали от любимого города, с полным сознанием того, что если бы не один злосчастный поворот судьбы, он мог бы сейчас считаться одним из самых уважаемых его граждан, он, вероятно, нередко желал, чтобы его товарищи-сенаторы проявили меньше снисходительности. Смерть заставила прождать себя еще 13 лет. В мае 1483 года, когда она наконец пришла, вряд ли она не была желанной.
Дож Кристофоро Моро умер 9 ноября 1471 года. Его похоронили в прекрасной гробнице, в алтаре церкви Сан Джоббе, которую заложил он сам.[203] Девять лет его правления не стали счастливыми. Все это время тень османской угрозы висела над республикой, как туча. Он пережил своего рода унижение, ввязавшись в злополучный крестовый поход папы Пия, и национальную трагедию — падение Негропонта. Как личность он никогда не был популярен. Маленький, нескладный, страдающий заметным косоглазием, он заслужил репутацию вечно оправдывающегося лицемера и, несмотря на всю благотворительность — скряги. Ему также не повезло — хотя за это винить следует не его — стать первым дожем, в чьем торжественном обещании наименование государства «Communis Venetiarium» («венецианская коммуна») было заменено словами «Dominium» («властительница») или «Signoria» («синьория»). Конечно, последние признаки демократического правления сгинули задолго до того, как Кристофоро Моро родился на свет, но лишь теперь название государства изменили, приспосабливая его к реальности, и это изменение не прошло в народе незамеченным.
Следующий дож, Николо Трон, разительно отличался от предыдущего. Человек громадного роста, с грубыми чертами лица, заика, он добился больших успехов в качестве родосского купца. В память о любимом сыне, погибшем в Негропонте, он носил длинную бороду, немодную в то время. Его траур не помешал обычному празднику в честь избрания нового дожа, хотя этот праздник показал, что Венеция снова стоит на грани банкротства. Сдерживание турецкой экспансии обходилось ей в 1,25 миллиона дукатов ежегодно. Можно судить о лояльности и патриотизме ее граждан по отсутствию любых возражений во время принятия закона, существенно сокращающего жалование наиболее высокооплачиваемых государственных служащих, в том числе самого дожа. Морским чиновникам жалованье сократили наполовину, сухопутным — на две трети. Для тех, кто не служил в правительстве, налог на роскошь увеличили на 20 процентов.
Благодаря этим мерам Венеция могла продолжать войну. Потеря Негропонта хотя бы вывела из ступора нескольких европейских владык, в том числе нового папу Сикста IV, который вместе с королем Фердинандом Неаполитанским отправил галеры на помощь флоту Пьетро Мочениго. Летом 1472 года флот из 85 судов под его командованием (там находились и 3 корабля родосских госпитальеров) учинил серьезное опустошение в турецких водах, разорив Анталью, Смирну, Галикарнас и еще несколько портов на побережье Малой Азии. Один из капитанов Фердинанда смог даже сжечь арсенал Мехмета в Галлиполи, хотя позднее и поплатился за это жизнью.
Сообщения об этих небольших победах немного подняли боевой дух венецианцев, хотя они и понимали, что на ходе войны это серьезно не скажется. Гораздо более важной стала победа, одержанная республикой через два года в Албании. После героической обороны стратегически важного города Скутари,[204] которую вел Антонио Лоредано, турки были вынуждены снять осаду и покинуть этот регион. К тому моменту, как это случилось, жители Скутари находились почти буквально на последнем издыхании. Очевидцы пишут, что, дождавшись мгновенья, когда враги скрылись в горах, все население города рванулось в ворота и бросилось к реке Бояне, чтобы утолить жажду.
Война еще не закончилась, но значительную передышку удалось выиграть. В ноябре правительства Венеции, Флоренции и Милана сформировали тройственный союз на 20 лет, обязавшись ближайшую четверть века защищать государства Италии от иностранных вторжений. Они предложили королю Неаполитанскому и папе римскому присоединиться к союзу.
Дож Трон умер в 1473 году. А к 1 декабря 1474 года, когда со дня благодарственной службы в честь победы в Скутари не прошло и двух недель, на тот свет отправился его преемник, Николо Марчелло.[205] По счастливой случайности, смерть Марчелло совпала с возвращением в Венецию Пьетро Мочениго, который уже четыре года пробыл генерал-капитаном — самый долгий в истории Венеции срок непрерывного командования флотом. Ничего удивительного, что после такой череды побед именно он занял свободный трон.