К несчастью, война, в которую Венеция в союзе с Венгрией оказалась вовлечена после необдуманного захвата Аргоса в 1462 году, оказалась не намного более успешной. Гигантская коринфская стена, защищавшая перешеек, имела 6 миль в длину, двойной ров и 136 башен. Венецианский генерал-капитан Альвизе Лоредано осенью разместил на ней 30 000 солдат, а через несколько месяцев ее смели как карточный домик. За последующие несколько лет серьезных поражений больше не было. Последователи Лоредано — Орсато Джустиниани, Джакомо Лоредано, Виттор Каппелло и командующий сухопутными силами Сигизмондо Малатеста из Римини — могли похвастать парочкой побед на островах и побережье. Однако единственным серьезным завоеванием была Мальвазия (Монемвазия), где под протекторатом Венеции утвердился деспот Фома Палеолог. Позже Мальвазия стала важной военно-морской базой республики.
История этих лет представляет собой поучительную повесть о несогласованных действиях союзных войск и взаимной зависти их командиров, о невыполненных приказах и нарушенных обязательствах, о недоразумениях, обвинениях и упреках. Даже неуклюжая попытка договориться о мире провалилась, благодаря, в основном, действиям генуэзских и флорентийских представительств в Константинополе, всегда готовых продолжить сценарий давней вражды и не терявших возможность истощить ресурсы республики.
Лишь одна фигура героически возвышалась над прочими, но то был не венецианец и не венгр. Уже четверть столетия албанский полководец Скандер-бек, Защитник Христа, как прозвал его сам папа, яростно сражался, защищая свою дикую горную родину от нападений султана. Он оборонялся очень успешно, но в 1467 году умер, оставив Венеции жизненно важную крепость Круя.
Со смертью Скандер-бека будущее стало рисоваться еще более мрачным. К счастью, Мехмет обратил свое внимание на Восток, и республика получила временную передышку. Но летом 1469 года от венецианских агентов в Константинополе поступили тревожные сообщения. Султану явно надоела неопределенность и вялые стычки. Он пожелал раз и навсегда избавиться от Венеции, как он избавился от Византии. По этому поводу он задумал вторжение с участием флота, который на протяжении 18 лет непрестанно строился, и сухопутной армии из 80 000 человек во главе с ним самим. Флот уже собирался у Галлиполи, чтобы оттуда плыть на запад, через Эгейское море. Армия собиралась у Адрианополя, откуда должна была через Фракию идти на Фессалию и на юг Македонии. Армия и флот должны были встретиться у первой крупной цели — венецианской колонии Негропонт.
Казалось, после шести лет войны наступает критический момент. Эти годы бездействия дорого обошлись республике — потеряны корабли и люди, деньги и боевой дух. Венеция была утомлена и растеряна. Стало очевидно, что турецкая угроза направлена не только против нее, но против всего христианского мира, хотя другие христианские державы не осознают всей опасности, предоставляя сражаться одной Венеции и веря, что она может с этой угрозой справиться. Отчаянно, со всей энергией, на которую была способна, Венеция начала подготовку к грядущей битве. Правительство срочно учредило новый налоговый сбор, который принес казне 200 000 дукатов. На эти деньги удалось меньше чем за месяц вооружить 29 галер и довольно много судов меньшего размера. Арсенал увеличили почти вдвое, в его новом отделении трудилось больше тысячи рабочих. В это время венецианские города пополняли свои запасы: Падуя запасла 3000 дукатов и 5000 мешков сухарей, Верона 2000 дукатов и 5000 мешков, Бреша 4000 дукатов и 8000 мешков. В Рим спешили послы с отчаянным призывом к папе, венецианцу Пьетро Барбо, который после Пия занял престол под именем Павла II. Послы убеждали папу, что Венеция сделала все, что было в ее силах: подготовила корабли, деньги и людей, отдала всю свою кровь, но этого недостаточно. Христианский мир должен поддержать ее, весомо и быстро. В ответ папа объявил полное отпущение грехов каждому, кто будет воевать против турок 4 месяца или оплатит замену себе на этот срок. Кроме этого обещания он мало что мог сделать. Европа не пошевелила даже пальцем, и Венеция осталась одна.
…Поначалу я оценивал его в 300 судов, теперь оцениваю в 400. Все море превратилось в лес. Это звучит как преувеличение, но вид и в самом деле внушительный… Они величественно приближаются полным ходом. Правда, на веслах их галеры хуже наших, зато под парусом, по общему мнению, превосходят и, кажется, везут больше людей. Флотилия разделена на авангард и арьергард. В одной эскадре около 50 галер, каждую галеру сопровождает собственный галеот. Я посчитал, что от первого корабля до последнего флот занимает около 6 миль. Думаю, чтобы противостоять такому могучему флоту, нам понадобится не менее сотни хороших галер, но даже и в этом случае не поручусь за исход сражения…
Теперь должна показать свою силу наша синьория. Отбросив прочь другие заботы, она должна собрать сразу все суда, всех людей, всю провизию и все деньги, какие удастся найти. В противном случае Негропонт окажется в великой опасности, а если падет Негропонт, с ним падет вся наша восточная империя, а с ней и соседняя Истрия. За следующий год турки, вдохновленные успехом этой кампании, соберут еще половину такой армии.
Это выдержка из большого письма с Корфу, написанного командующим венецианской галерой Джеронимо Лонго своему брату в середине июня 1470 года. Республика и в самом деле совершила все возможное. Хотя венецианский флот был далеко не так велик, как хотелось бы Лонго, его генерал-капитан Николо Каналь к середине июля имел в своем распоряжении 53 галеры и 18 кораблей меньшего размера. Еще несколько судов были на подходе. Флот добрался до Крита и занял позицию возле Скифоса, в десяти милях от северного конца узкого пролива между Негропонтом и материком.
Негропонт — название, данное венецианцами древнегреческому городу Халкида (сейчас он снова так называется) на острове Эвбея. Постепенно это название распространилось на весь остров — крупнейшую в то время венецианскую колонию в Эгейском море. Республике остров достался во время всеобщей неразберихи после Четвертого крестового похода. В 1261 году, когда в Константинополь вернулся греческий император, на острове обосновался католический патриарх Восточной епархии. Из-за своих размеров и стратегического положения этот остров стал административным и законодательным центром всех венецианских колоний архипелага, местом расположения губернатора, наделенного широкими полномочиями, и главной базой эгейского флота.
С точки зрения географии это было и есть очень необычное место. Будучи, несомненно, островом, оно никогда не воспринималось таковым. Чтобы понять, в чем дело, достаточно одного взгляда на карту. Море постепенно вторгалось в прибрежную равнину с двух сторон, пока два рукава не соединились посередине. Хотя средняя ширина пролива, отделяющего остров от материка, составляет около десяти миль, в том месте, где стоит город, его ширина не превышает пятидесяти ярдов. Вероятно, из-за такого необычного расположения этот пролив, называемый Эврип, подвержен действию мощных приливных потоков, достигающих порой неимоверной силы. Мощный поток устремляется по проливу не менее семи раз в день в каждую сторону. В 411 году до н. э. в самом узком месте пролива его берега соединили мостом, в честь которого, вероятно, венецианцы и дали название колонии («черный мост»).[202] Венецианцы укрепили пролив, построив в его середине, на скалах, маленькую крепость с башенками, так что пролив был теперь надежно перекрыт для всех, кроме бурлящей воды. Сам город защищали внушительные стены, многочисленный гарнизон и обильные запасы на случай долгой осады.
Турецкий авангард 14 июня вошел в Эврип с южной стороны и высадил на остров, у самого города, небольшой отряд. Почти одновременно с этим, что говорит о прекрасной согласованности действий, всегда отличавшей хитроумные операции Мехмета, прибыл сам султан во главе сухопутного войска и расположился на берегу материковой части. Потом его инженеры, не обращая внимания на мост, принялись возводить новый, понтонный, немного севернее старого. Работы завершились за шесть дней. Мехмет с половиной армии переправился и начал осаду, а вторая половина осталась прикрывать тыл и обеспечивать войско провизией.
Венецианский гарнизон с помощью местных жителей стойко защищал город на протяжении трех недель. За это время они отразили не меньше пяти серьезных атак. Но пушка Мехмета (быть может, та самая, что разрушила стены самого Константинополя) круглые сутки беспрерывно била в один и тот же участок стены, и в начале июля стало ясно, что вот-вот появится большая брешь. Весть об этом дошла до генерал-капитана. Он был человеком осторожным. Несмотря на усилия всей Венеции поскорее снабдить его флотом, он еще не добрался до северной части пролива. Даже теперь он медлил принимать решение. Его вынудили поторопиться собственные капитаны, и он наконец отдал приказ заходить в канал и идти к турецкому мосту и осажденному городу.
