11-й корпус Штрекера сдался в плен полностью и весьма своевременно. К моменту капитуляции жизнь в солдатах едва теплилась.
* * *
Несколько дней спустя Заводской район позволили осмотреть иностранным журналистам. «Каким был рельеф этой местности раньше, никто определить не смог, – записал британский корреспондент. – Мы то взбирались на гору, то спускались в овраг, а кое-где дюжина бомбовых воронок сливалась в один огромный кратер. Заводской двор изрыт траншеями; траншеи проходят даже внутри цехов, а на дне канав лежат окоченевшие трупы немецких и русских солдат. Все вокруг усыпано кирпичной крошкой. Тут и там валяются заполненные снегом солдатские каски, тянется путанка колючей проволоки, проглядывают снарядные гильзы. Трудно себе представить, что в этом аду кто-то мог уцелеть».
Утро второго февраля 1943 года выдалось пасмурным, но солнце и поднявшийся ветер вскоре разогнали туман. Мела пурга. А в 62-й армии в этот день отмечали окончательную капитуляцию немецких войск. Моряки Волжской флотилии и солдаты с левого берега Волги бежали по льду к городу, прихватив с собой банки с консервами и буханки хлеба для местных жителей, которые пять долгих месяцев были заперты в подвалах и погребах. В самом Сталинграде устроили даже импровизированный салют. Солдаты обнимались с выбравшимися на свет горожанами, смеялись и пели песни. В морозном воздухе голоса звучали чуть приглушенно, но, несмотря на всеобщее ликование, город все же казался мертвым и покинутым.
Русские с трудом верили в то, что Сталинградская битва закончилась их победой. Вспоминая погибших товарищей, все тяготы и лишения, солдаты удивлялись, как им самим-то удалось выжить. Во всей сталинградской кампании потери Красной Армии составили один миллион сто тысяч человек, из них пятьсот тысяч убитыми.
Вспоминая трудные дни, Василий Гроссман писал: «Я думаю о той грязной дороге, которая ведет к маленькой деревушке на берегу Волги, о дороге славы и смерти. По ней шли безмолвные колонны. Они шли окутанные августовской пылью, шли при лунном свете сентябрьской ночи, шли сквозь проливной октябрьский дождь и ноябрьский снегопад. Они шли тяжелой поступью – истребители танков, пулеметчики, пехотинцы, – шли в торжественной тишине, слышен был лишь лязг оружия да мерная поступь шагов».
От прежнего Сталинграда мало что осталось. Город превратился в руины. Единственной уцелевшей достопримечательностью был фонтан со статуями танцующих вокруг него детей. А сколько тысяч ребятишек из плоти и крови нашли свой конец под развалинами!
23. «Прекратите танцы! Сталинград пал!»
В полдень 2 февраля самолеты Люфтваффе совершили над Сталинградом разведывательный полет, после чего фельдмаршалу Мильху была отправлена радиограмма: «В городе тихо. Признаков боев не обнаружено».
После первого разговора с Паулюсом капитан Дятленко приступил к допросам остальных пленных. Вопреки ожиданиям, вели они себя по-разному. Генерал Шлемер, который в свое время принял от Хубе командование 14-м танковым корпусом, явился на допрос, опираясь на трость. Держался он очень любезно, то и дело отпуская в адрес Гитлера критические замечания, называя его «тупым ефрейтором, не разбирающимся в военном деле», и всем своим видом выражал готовность сотрудничать. Генерал Вальтер Зейдлиц тоже ругал фюрера, но держался гораздо сдержаннее.
Для Сталина девяносто тысяч пленных, среди которых оказалось двадцать два генерала, были важнее трофейных флагов и пушек. Паулюс, все еще пребывающий в состоянии шока, поначалу отказался встретиться с журналистами, специально прибывшими из Москвы, но после того как полковник Якимович заявил ему: «У нас свои правила. Вы должны делать то, что вам говорят», – согласился на пресс-конференцию. Интервью преследовали одну-единственную цель – опровергнуть слухи о самоубийстве фельдмаршала. Паулюсу, собственно, даже не обязательно было отвечать на вопросы корреспондентов, достаточно было того, что они видели его живым.
Иностранных журналистов поразил внешний вид немецких генералов. Александр Верт писал: «Выглядят они вполне здоровыми, по крайней мере, не заметно, чтобы эти люди недоедали. Очевидно, что, пока их солдаты умирали от голода, „доблестные военачальники“ получали регулярное питание и ни в чем себе не отказывали. Только Паулюс выглядит действительно неважно – лицо бледное и безжизненное, левая щека дергается от нервного тика».
Пресс-конференция не совсем удалась. Вот мнение британского журналиста: «Обстановка очень напоминала зоопарк, когда некоторые животные проявляют к посетителям интерес, а другие сидят надувшись в углу клетки». Генерал Дебой явно хотел понравиться. Он сразу заявил журналистам о своем австрийском происхождении, как будто хотел, чтобы его не боялись. Генерал Шлемер вел себя очень раскованно. Во время интервью он вдруг повернулся к одному из конвойных офицеров и, похлопав его по плечу, спросил: «Что, снова?» (по приказу Сталина в Красной Армии вновь были введены погоны). Генерал фон Арним был озабочен только судьбой своих личных вещей и поведал журналистам, что он в связи с этим думает о честности русских солдат. Арним заявил: «Офицеры ведут себя весьма корректно, но солдаты – это просто наглые грабители!»
В Заварыкине пленным генералам были отведены две крестьянские избы. Психологическое напряжение, порожденное пленом, толкало немцев на непредсказуемые поступки. Однажды утром полковник Адам приветствовал Богомолова нацистским салютом и возгласом: «Хайль Гитлер!» Но больше всего русским доставалось от генерала Шмидта. Однажды Богомолов даже заставил распоясавшегося генерала извиняться перед девушкой из обслуживающего персонала. Своими бесконечными придирками Шмидт довел бедняжку до слез. Несколько дней спустя в другой избе произошел следующий инцидент. Пленные подрались. Богомолов так описывал этот случай: «Я открыл дверь и увидел, что немецкий генерал держит за запястья румынского генерала. Заметив меня, немец разжал руки, румын воспользовался этим и ударил его по лицу». Выяснилось, что ссора произошла из-за ножа, вилки и ложки румынского генерала. По словам последнего, немец хотел присвоить их себе.
Скрытое соперничество и взаимная неприязнь между генералами теперь вышли наружу. Гейтц и Зейдлиц всегда ненавидели друг друга. К тому же Гейтц приказал своим солдатам сражаться до последнего патрона, а сам сдался в плен добровольно, в то время как Зейдлиц, разрешив офицерам своей дивизий самостоятельно принимать решение, был захвачен русским во время сражения. Неудивительно, что отношения двух генералов были накалены до предела. Гейтц был у русских, как говорится, «на хорошем счету» и однажды отобедал с генералом Шумиловым. К тому же в Заварыкин Гейтц прибыл с тремя чемоданами, как будто заранее готовился к сдаче в плен. На вопрос, как же он распорядился последним патроном, генерал с притворным сожалением отвечал, что хотел покончить жизнь самоубийством, но начальник штаба ему не позволил.
Для вермахта настала пора подсчитывать потери. Выяснилось, что утрачено пятьсот транспортных самолетов, погибла тысяча летчиков, все наземные службы уничтожены, а 9-я зенитная дивизия вообще стерта с лица земли. Точная цифра потерь немцев в личном составе до сих пор не определена. Известно лишь, что за время проведения операции «Уран» немцы потеряли шестьдесят тысяч солдат убитыми и около ста тридцати тысяч пленными. К этому следует добавить потери, которые немцы понесли в самом Сталинграде. Данные историков во многом разнятся, но большинство сходится во мнении, что Германия в Сталинградской битве потеряла около полумиллиона человек. А Геббельс тем временем ломал голову над проблемой, как бы поделикатнее преподнести немецкому народу весть о поражении 6-й армии. Задача оказалась не из легких, и министру пришлось изрядно потрудиться над ее решением. Прежде всего Геббельс спешно мобилизовал средства массовой информации. Редакторам газет было дано строгое указание при описании трагедии использовать только слово «большевики», но никак не русские. На радио нагнеталась атмосфера всенародной скорби. В целом же германская пропаганда должна была создать очередной миф о героях Сталинграда, чьи имена будут навечно вписаны в трагическую страницу истории.
Официальное сообщение о капитуляции 6-й армии было сделано через сутки после того, как Штрекер сдался в плен. Обращение зачитал сам Геббельс: «Из ставки фюрера, 3 февраля 1943 года. Высшее командование вермахта заявляет, что битва за Сталинград закончена. Верная своему долгу 6-я армия фельдмаршала Паулюса полностью уничтожена превосходящими силами противника. Но эта жертва не напрасна. Армия погибла, чтобы Германия могла жить».
Заявляя о том, что вся 6-я армия уничтожена, нацисты сознательно шли на обман. Нигде не упоминалось о том, что девяносто тысяч солдат Паулюса во главе со своим командующим попали в плен. Однако эта цифра не раз звучала в сообщениях советского правительства, и ее повторили средства массовой информации всего мира. Неудивительно, что вскоре правда просочилась и в Германию. Все большее число немцев настраивало свои приемники на волну иностранных радиостанций.
