покончить с Первой мировой войной. Это – «памятник гибели мифа о войне», не больше и не меньше.
Если президент Олланд отклонился от героической традиции памятования, то британский премьер-министр Дэвид Кэмерон поступил наоборот. В 2012 году он представил план создания к юбилейному 2014 году новой экспозиции в Имперском военном музее и в пламенной речи пообещал, что это будет «истинно национальное памятование». Кэмерон обновил британскую версию мифа о войне, включив в свои юбилейные торжества и колониальные войска бывшей славной империи. Он превозносил службу и жертву (the service and sacrifice) павших солдат и пообещал, что память о них сохранится и в следующем столетии. Lest we vorget! («Дабы мы не забыли!») – таков девиз торжества 11 ноября, которое год за годом отмечается с большим пафосом. Однако в течение четырех лет на юбилеях, посвященных памяти о Первой мировой войне, упорно обходятся вниманием бывшие союзники и партнеры по ЕС. Этот акцент на национальном мемориальном суверенитете был явным свидетельством британского изоляционизма еще за четыре года до брексита. Если Франция похоронила миф о военном опыте, который уступил место диалогической европейской памяти, то Соединенное Королевство вновь энергично вооружает его.
Что связывает «миф о военном опыте» Моссе с нынешней реальностью в Европе? Многое, потому что, как выяснилось, он не стал историей, а все еще остается живой памятью. Он по-прежнему эмоционально влиятелен и ставит под сомнение европейские ценности. Как выразился Цвейг в 1932 году? «Потребность одной группы яростно враждовать с другой группой до сих пор владеет Европой, и следует вспомнить старую легенду о том, как после сражения тени убитых продолжают биться друг с другом». В ЕС мы видим все больше свидетельств того, что в тимотических порывах снова и снова призывают героев прошлых войн. В Италии, например, 25 апреля – национальный праздник, знаменующий окончание войны [537]. В этот день союзные войска освободили Италию, покончив с фашистским режимом. Но в 2019 году Маттео Сальвини из ультраправой «Лиги Севера» уже не находил повода вспоминать о поражении фашистов. Более того, он публично воспротивился этой традиции, выступив от лица тех, кто давно реабилитировал Муссолини и вернул его на пьедестал как национального героя.
Испания – еще один пример европейской нации, которая стоит перед двойным вызовом политической поляризации и регионального раскола. Эти расколы также берут свое начало в ХХ веке и восходят к временам гражданской войны. Возможно, «пакт о молчании» в 1977 году был прагматически оправданным решением, позволившим успешно перейти к демократии. Однако сегодня множатся признаки того, что политика «проведения финальной черты» и забвения в Испании проблему не решит и эта война еще далеко не завершена. Страна усеяна памятниками генералу-победителю Франко, тогда как побежденные республиканцы нигде символически не представлены. Их нет в официальной истории. В 2000 году по инициативе Эмилио Сильвы развернулось движение по эксгумации массовых захоронений республиканцев [538], в которых многие семьи искали своих родственников, чтобы совершить обряд погребения. Здесь также пока не видно общего диалогического нарратива об одном из центральных событий национальной истории. Огромный мемориал Франко в Долине павших был попыткой символически положить конец гражданской войне, но вместо того, чтобы успокоить память, он только вскрыл гигантскую рану, которая до сих пор болит. 24 октября 2019 года, спустя почти сорок пять лет после смерти Франко, состоялась еще одна символическая эксгумация. На сей раз останки самого Франко извлекли из мемориала и перенесли в семейный склеп. Это, безусловно, был шаг к завершению гражданской войны в Испании спустя восемьдесят лет, но за ним должно последовать нечто большее. Очевидно, что трудно консолидировать общество без согласия о ключевых событиях национальной истории и без налаживания единого диалогического нарратива.
8 мая как немецкий и европейский день памяти
Пятьдесят лет назад Вилли Брандт предложил объявить 8 мая государственным праздником Германии. Это была утопия чистой воды, поскольку возник бы «аншлюс» наоборот, то есть с ГДР, в календаре которой 8 мая – красная дата. Спустя семьдесят пять лет после окончания войны пережившая Холокост Эстер Беджарано призвала вернуться к предложению Вилли Брандта. Все согласны с тем, что в 1945 году капитуляция нацистской Германии завершила обе мировые войны и положила начало новому миропорядку. Но согласия относительно того, как сохранить историческое послание мира и свободы для будущего, пока нет. Следующие пять тезисов обосновывают введение 8 мая как памятного дня для Германии и Европы.
1. 8 мая отражает напряженность в отношениях между Востоком и Западом. Есть замечательная фотография, датированная 8 мая 1945 года. Она запечатлела американского и русского солдата, которые встретились в маленьком городке Эрлауф в Нижней Австрии и вместе отпраздновали то, что город помнит до сих пор, – победу и окончание Второй мировой войны в Европе. Оба высоко держат часы, на которых полночь, и у обоих улыбка до ушей. Но это настроение мира, восторга, облегчения и дружбы осталось только на снимке. Холодная война вновь разделила Европу, а вместе с ней разделились и воспоминания о конце войны: на Западе союзники в США, Франции и Англии отмечали 8 мая «V-Day» (День победы) как гражданский праздник мира; на Востоке, в советском блоке, из-за разницы во времени при подписании Акта о капитуляции, праздновали 9 мая как свою «Великую Отечественную войну» помпезными военными парадами и демонстрацией тяжелой военной техники.
2. В Германии 8 мая как день памяти долгое время был так же противоречив. Нет более противоречивого в Германии памятного дня. Разумеется, противоречиво и 9 ноября, поскольку в этот день в разные годы происходило разное: первая конституция Веймарской республики 9 ноября 1918 года, Капповский путч 9 ноября 1923 года [539], «Хрустальная ночь» 9 ноября 1938 года, падение Берлинской стены 9 ноября 1989 года. С 8 мая дело обстоит иначе. Здесь в перспективе одного и того же дня разыгрались совершенно противоположные события: капитуляция нацистского режима, освобождение всех узников концлагерей, но также и начало плена для многих немецких солдат. Если в ГДР 8 мая праздновали с 1950 года вместе с победителями как освобождение от фашизма, то в Западной Германии должны были пройти четыре десятилетия, прежде чем там стали отмечать эту годовщину. «Вину и позор не празднуют», – сказали Вилли Брандту, когда в 1970 году он предложил праздновать этот день. Во времена холодной войны в ГДР 8 мая было днем победы и гордости за страну, поскольку официально считалось, что в ней были только убежденные коммунисты и борцы Сопротивления, тогда как в ФРГ, где к старым нацистам относились
