Почему же у нас с тридцатых годов по смерть Сталина был террор, почему возможны неправосудные приговоры и в настоящее время?
Суд у нас бюрократичен и независим от правосудия, прокуратура независима от законов, они независимы от своего Дела. Председатели судов, прокуроры поощряются и наказываются своими начальниками и служат исключительно им. (Кстати, подчинить их прессе или общественному мнению тоже не выход.) Поэтому они делают только то, что заслуживает одобрение тех, перед кем они отчитываются, кто может их наказать. Они всегда исполняют (одни охотно, другие вынужденно) не социальный, а административный заказ.
Возникла у Сталина концепция об обострении классовой борьбы, и тут же прокуроры и судьи заполнили судебную систему делами о врагах народа и смертными приговорами. Если один судья уже отчитался, что он убил десять английских шпионов, то другому для карьеры, хоть из шкуры вылезь, а нужно убить десять японских. Служить одновременно и Делу, и бюро невозможно, не успеешь отчитаться – сам попадешь к коллеге в отчет. Нужно было подтвердить начальнику, что «борьба», дающая возможность сногсшибательной карьеры, действительно «обостряется», шпионов пруд пруди, и на таких борцов, как ты, у начальника одна надежда и осталась.
Возник административный заказ борьбы с бесхозяйственностью – пожалуйста, наша Фемида тут как тут. И не удивляли сообщения в газетах, что хозяйственники, достигшие огромного эффекта для страны, сидят в тюрьмах. Отчитываться-то Фемиде надо регулярно.
Административный заказ может быть государственным и местным. Государственного заказа на борьбу с коррупцией в Узбекистане не было, зато был местный – на защиту взяточников. И не смущаясь, узбекская Фемида уничтожала свидетелей, сажала в тюрьмы тех, кто пытался бороться со взятками. А когда возник госзаказ на борьбу со взятками, то вовсю развернулись Гдлян с Ивановым, но уже в другую сторону.
Нельзя обижаться на законы, по духу и букве они делократические. Но управление правосудием бюрократично. Не изменив его, бессмысленно менять законы.
Внешне пути перестройки выглядели несложно. Нужно было каждому определить его Дело и применить такую систему поощрения и наказания, чтобы она полностью отражала, с какой эффективностью человек или организация делают его. Бюро (руководящий орган) в этот вопрос вмешиваться не должно.
Правда, наше бюрократическое мировоззрение часто приводит к тому, что мы путаемся в определении Дела, порой не можем определить его для данного человека или организации. Сейчас есть организации без Дела, и придумать его для них невозможно. Это чисто бюрократические порождения.
Есть организации, уклонившиеся от Дела, их действия не обязательно приводят к его выполнению.
Есть организации, которым дали Дело другой организации, а чужое Дело невозможно сделать ни качественно, ни эффективно. Например, агропром. Его обязывали обеспечить жителей продовольствием. Он завалил им страну. ФРГ производит зерна на душу меньше полутонны и экспортирует продовольствие. Мы производили при коммунистах 700 килограммов и импортировали. Есть продовольствие, но нет сортамента. Но ведь не агропром обеспечивал продовольствием жителей страны, он только обеспечивал своей продукцией перерабатывающие отрасли, а те Минторг. Жители же покупали продукты у Минторга. Если бы задача обеспечить страну продовольствием стояла перед Минторгом, он никогда бы не поставил перед агропромом задачу получить зерна тонну на человека, он и 300 килограммов не продаст. Он бы заказывал и стимулировал производство мяса, он бы не губил четверть урожая на пути к себе и на своих складах.
Здесь присутствует элемент аппаратного бюрократического всезнайства. Руководящий орган знает, что мясо производится из зерна, и поэтому ставит задачу производить зерно. Точно так же он знал, например, что для сокращения денежной массы нужно производить товары народного потребления и услуги. Но задачу ставил – не денежную массу снижать, а производить отдельно товары и отдельно услуги. Это было очень удобно для аппарата. Он отдельно по каждым видам спускал планы, графики, еженедельно принимал отчеты, составлял сводки. Работа кипела. А хозяйственник, не дав созреть помидорам, запахивал теплицу и засеивал ее помидорной рассадой потому, что помидор по бюрократическим определениям – товар народного потребления, а рассада – это услуга населению. План по товарам выполнен, значит, запахивай помидоры, план по услугам горит – сей рассаду. И не важно, что несешь убытки, что за помидорами очереди. Ты обязан был дать товаров и услуг столько, сколько приказал аппарат. Кроме того, задача производства товаров и услуг давалась не тому, кто к этому предназначен, а всем. Неприспособленные предприятия в подавляющем большинстве производили их в убыток, выплачивали с учетом материалов на руки зарплаты больше, чем давали товаров в магазины, увеличивая этим денежную массу в стране. Делали прямо противоположное тому, что требовал напоследок Горбачев с компанией.
Короче, Дело каждого можно определить, нет больших проблем и в привязывании исполнителя к Делу.
Гораздо сложнее другое. Мы должны были тогда и должны сейчас перестроить управление не на голом месте. И мощный, имеющий реальную власть бюрократический аппарат перестроиться не давал и не дает. Не потому, что в нем сплошь враги и негодяи. Он не даст это сделать в силу своей природы, в силу того, что он в этом случае погибнет. По крайней мере, в 1965 году он перестройку задушил, даже не заметив этого, а в 1989-м полностью взял власть в стране и заставил ее себе служить.
Дело в том, что для обеспечения задач, поставленных правительству, Верховный Совет обязан издать законы, которые направят население на достижение поставленных целей. Эти законы начали было издаваться, но они не действовали, поскольку и Советы, и правительство имели власть чисто номинальную, фактическая власть принадлежала аппарату. Ни один закон в полной мере не исполнялся, пока аппарат не согласовывал его на всех уровнях. Причем аппаратные инструкции в большинстве случаев в корне перечеркивали и перечеркивают весь смысл и задачу законов, поскольку издающие их инстанции отвечают только за одно какое-то действие, а не за выполнение закона в целом.
Уже в процессе издания закона аппарат готовит его так, чтобы самому при этом не пострадать. Возьмем «Закон о государственном предприятии». (Не путать с «самым новым» законом «О предприятиях в СССР», и пусть простит читатель за старый пример, но здесь важен не он сам, а суть.)
Казалось бы, он делократизирует управление на уровне предприятий. Предприятию будет ставиться задача, а решать ее оно будет самостоятельно. Переход на самофинансирование и самоокупаемость означал, что поощрение работникам будет поступать непосредственно от Дела, а не от вышестоящего бюро.
Но уже из проекта закона стало ясно – его авторы (аппарат тогдашнего Госплана) подготовили документ, который гарантировал неприкосновенность и постоянную занятость бюрократического аппарата страны. И никакие возмущения, письма, выступления практиков и ученых не помогли. Окончательная редакция приобрела еще более бюрократическую форму, в частности, ликвидировали принцип самофинансирования. Деньги на восстановление основных средств передавались в руки министерств. Предприятия обложили нормативами и лимитами. Эти нормативы и лимиты давали хлеб членам аппарата – они их устанавливали, корректировали, контролировали, по ним отчитывались и прочее.
В законе предполагалось – работники предприятий такие идиоты, что если им тетка из Москвы не укажет, сколько отчислять на зарплату, то они либо ее вообще не выплатят, либо все средства в одночасье пропьют. А если другая тетка не укажет, сколько денег тратить на ремонт, то его либо вообще не произведут, либо на него все деньги изведут. И так далее.
Но даже после принятия Верховным Советом закона в такой редакции аппарат ни в коей мере не собирался его выполнять. Ведь для него обязательны свои внутренние инструкции, а не закон. В нем, например, запрещалось выполнять работы без договоров о компенсации, а местные аппараты без малейшего для себя наказания по-прежнему заставляли их делать. В законе требовалось создать единый ремонтный фонд, а вышестоящий аппарат по-прежнему делил ремонты на текущие и капитальные. Закон утверждал, что госзаказ – особо важная для государства продукция, а министерства назначали в качестве госзаказа сбор отходов (но ведь предприятия производят продукцию, а не отходы) или распиловку леса для изготовления досок, из которых изготовят ящики для готовой продукции.
Внедрение в жизнь законов «перестройки» показало, что реальная власть не у правительства, не у Верховного Совета, она – в руках бюрократического аппарата, огромной массы, имеющей целью только собственное существование. Начали бороться с нетрудовыми доходами – аппарат стал громить теплички у пенсионеров; начали бороться с пьянством – аппарат сократил продажу водки, хотя абсолютно ясно, что это не способ.
