Но, заводя переговоры о будущем царе, ополчение должно было подумать о том, как устроить временное правительство, ввести какой-нибудь порядок в управление войском и землею. Мы видели, сколько воевод с разных сторон пришло под Москву с своими отрядами. Кому из них надобно было дать первенство? Высшее звание, звание бояр, носили князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой и Заруцкий, хотя оба получили боярство в Тушине, но этим боярам не мог уступить думный дворянин Ляпунов, первый по способностям и энергии. 30 июня 1611 года Московского государства разных земель царевичи, бояре, окольничие и всякие служилые люди и дворовые, которые стоят за дом пресвятой богородицы и за православную христианскую веру против разорителей веры христианской, польских и литовских людей, под Москвою, приговорили и выбрали всею землею бояр и воевод, князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, Ивана Мартыновича Заруцкого да думного дворянина и воеводу Прокофья Петровича Ляпунова на том, что им, будучи в правительстве, земским и всяким ратным делом промышлять, расправу всякую между всякими людьми чинить вправду, а ратным и всяким земским людям их, бояр, во всем слушать. «Приговор утверждает, чтоб относительно раздачи поместий примеривались, как было при прежних российских прирожденных государях. Поместья и отчины, разнятые боярами по себе и розданные другим без земского приговора, отобрать назад и из них дворцовые и черные волости отписать во дворец, а поместные и вотчинные земли раздать беспоместным и разоренным детям боярским. Отобрать дворцовые села и черные волости, равно и денежное жалованье, у всех людей, которые, служа в Москве, Тушине или Калуге, получили их не по мере своей. Поместья, данные кому бы то ни было на имя короля или королевича, отобрать, но не отбирать их у тех дворян, у которых, кроме их, других поместий и дач нет. Которые дворяне и дети боярские были отправлены из Москвы с послами под Смоленск и теперь заложены в Литву, у тех, равно как у жен и детей смоленских сидельцев, поместий не отнимать. Церковных земель не брать в раздачу и, которые были прежде отобраны, возвратить. Не отнимать поместий у жен и детей умерших или побитых дворян, не отнимать вотчин у сподвижников Скопина. Бояре, поговоря со всею землею, вольны раздавать вотчины, причем не должно нарушать прежнего приговора патриарха Гермогена (какой это был приговор и когда состоялся, неизвестно). Дворянам, детям боярским и всяких чинов людям, съезжавшим с Москвы, бывшим в Тушине и Калуге и сидевшим по городам, давать вотчины против московских сидельцев, а не против тушинских окладов их. Ратным людям, которых поместья находились в порубежных местах и разорены от литвы или от крымцев, дать поместья в других замосковных городах, „как им можно сытым быть“. Если дворяне и дети боярские, не приехавшие на земскую службу под Москву до 29 мая и лишенные за то своих поместий по прежнему боярскому приговору, приедут и будут бить челом боярам и всей земле, что они до сих пор не приезжали по бедности, о таких сделать обыск, и если окажется, что они сказали правду, то поместья им возвратить, равно как тем, у которых поместья отобраны по ложному челобитью или которые были на Москве поневоле. Дворян и детей боярских, посланных в города на воеводства и на другие посылки и способных к службе, возвратить и велеть им быть в полки тотчас, а на их место посылать дворян, которым на службе быть нельзя. В Поместном приказе посадить дворянина из больших дворян и с ним дьяков, выбрав всею землею, и велеть испоместить наперед дворян и детей боярских бедных, разоренных, беспоместных и малопоместных. Если атаманы и козаки служат давно и захотят верстаться поместными и денежными окладами и служить с городов, то их желание исполнить; а которые верстаться не захотят, тем давать хлебное и денежное жалованье. С городов и из волостей атаманов и козаков свести и запретить им грабежи и убийства; посылать по городам и в волости за кормами дворян добрых и с ними детей боярских, козаков и стрельцов и велеть корм сбирать по указу. Если же кто из ратных людей по городам, в волостях и по дорогам будет разбойничать, таких сыскивать, унимать и наказывать, даже казнить смертию, для чего устроить Разбойный и Земский приказ по-прежнему. Младшие воеводы не должны самовольно распоряжаться денежными доходами и брать их себе, но должны присылать в казну. Печать к грамотам о всяких делах устроить земскую, а при больших земских делах у грамот быть руке боярской. Всякие ратные дела большие ведать боярам и разрядным дьякам в Большом приказе. Которые ратные люди теперь под Москвою за православную христианскую веру от литовских людей будут побиты или от ран изувечены, тех убитых и раненых записывать в Разряде, а заслуги их писать воеводам и головам по полкам и присылать в Большой разряд за руками, чтоб вперед всяких ратных людей служба в забвенье не была. Крестьян и людей беглых или вывезенных другими помещиками в Смутное время сыскивать и отдавать прежним помещикам. Строить землю и всяким земским и ратным делом промышлять боярам, которых избрали по этому всей земли приговору; смертною казнью без приговору всей земли боярам не по вине не казнить и по городам не ссылать; семьями (скопом) и заговором никому никого не побивать, недружбы никакой никому не мстить, а кому до кого дело, бей челом об управе боярам и всей земле. А кто станет ходить скопом и заговором, кто кого убьет до смерти по недружбе или на кого кто скажет какое изменное земское дело, про то сыскивать вправду, а по сыску наказанье и смертную казнь над ними приговаривать боярам, поговоря со всею землею, смотря по вине; а не объявя всей земле, смертною казнью никого не казнить и по городам не ссылать. А кто кого убьет без земского приговора, того самого казнить смертию. Если же бояре, которых выбрали теперь всею землею для всяких земских и ратных дел в правительство, о земских делах радеть и расправы чинить не станут во всем вправду и по этому земскому приговору всяких земских и ратных дел делать не станут и за ними всякие земские дела поостановятся, или которые воеводы бояр во всяких делах слушать не станут, то нам всею землею вольно бояр и воевод переменить и на их место выбрать других, поговоря со всею землею, кто к ратному и земскому делу пригодится».
В приговоре этом видим, с одной стороны, умное забвение прошедшего: служившие Шуйскому в Москве и царику в Тушине и Калуге уравнены; но с этою уступкою, с желанием примирения и забвения прошедшего соединена твердость в стремлении восстановить строгую справедливость, требуется, чтоб все отдали полученное ими сверх меры на какой бы то ни было службе. Ясно высказалось также охранительное направление, чтоб все было по-старому, стремление примериваться, как было при прежних государях. Но это стремление к восстановлению наряда, так ясно выразившееся в ополчении, на этот раз оказалось бесплодным по приведенным уже причинам: по характеру человека, который стоял в челе именно лучших земских людей в противоположность козака, по характеру Ляпунова, и потому что чистое было смешано с нечистым, подле земских людей стояли козаки. Летописи сохранили нам любопытное известие, что ратные люди били челом троеначальникам, чтоб они не попрекали друг друга Тушином: разумеется, этот упрек мог быть делаем только Ляпуновым Трубецкому и Заруцкому, которые были тушинские бояре, хотя он был равный им по власти троеначальник, однако по своему боярству Трубецкой и Заруцкий занимали пред ним высшие места, он писался третьим, и ему приятно было напоминать старшим товарищам, что они не имеют права величаться своим боярством, добытым в Тушине. В начальниках была великая ненависть и гордость, говорит летопись: друг перед другом честь и начальство получить желали, и ни один меньше другого быть не хотел, всякий хотел один владеть. Прокофий Ляпунов не по своей мере вознесся и от гордости его отецким детям много позору и бесчестия было, не только детям боярским, но и самим боярам. Приходили к нему на поклон и стояли у его избы долгое время, никакого человека к себе прямо не пускал, а к козакам был очень жесток, и за то была на него ненависть большая. Разумеется, больше всех должен был ненавидеть Ляпунова Заруцкий, который также хотел исключительного первенства; Трубецкой не мог играть видной роли, был в тени, летопись прямо говорит, что ему от Ляпунова и Заруцкого чести никакой не было. Значит, собственно в подмосковном стане было двоевластие, а не троевластие, начальствовали, т. е. соперничали друг с другом, Ляпунов и Заруцкий. Ляпунов, несмотря на то что возбудил против себя негодование отецких детей, опирался на дворян и детей боярских, на чистое ополчение северных или северо-восточных областей, одним словом, на некозаков; Заруцкий опирался на козаков, был их главным воеводою и представителем. Земский приговор был написан дворянами и детьми боярскими; летопись говорит, что Ляпунов к их совету пристал и велел написать приговор, тогда как Трубецкому и Заруцкому, козацким воеводам, это дело было нелюбо и понятно почему: приговор был направлен прямо против козаков, грозил им жестоким наказанием за своевольство и грабежи, был направлен прямо против Заруцкого, который захватил себе много городов и волостей; теперь по смыслу приговора он должен был их возвратить. И с этих пор, говорит летопись, как Ляпунов велел написать приговор, начали думать, как бы его убить. Дело началось тем, что у Николы на Угреше Матвей Плещеев, схватив 28 человек козаков, посадил их в воду; козаки вынули всех своих товарищей из воды, привели в таборы под Москву, собрали круг и начали шум на Ляпунова, хотели его убить. Летопись умалчивает о подробностях, но видно, что в этом случае козаки имели правду на своей стороне: если Плещеев поймал козаков на грабеже, то обязан был привести их в стан и отдать на суд, а он самовольно посадил их в воду, тогда как в приговоре было утверждено, что смертная казнь назначается с ведома всей земли. Ляпунов выехал из стана, чтоб бежать в Рязанскую землю, но козаки нагнали его под Симоновом и уговорили остановиться; козаки должны были понять, как опасно выпустить Ляпунова из стана и дать ему возможность собрать свое новое ополчение, к которому, разумеется, присоединились бы все дворяне и дети боярские. Ляпунов переночевал в Никитском острожке; на другое утро пришли к нему всею ратью и уговорили возвратиться в стан.
