Граждане государства Украина отчуждены от структур управления этим государством, им перекрыт доступ к власти и управлению. Орган, формально выполняющий функции представительской власти, Верховная Рада, прошел впечатляющую эволюцию: в начале 1990-х в нем еще были представлены общественные группы, имеющие идеологии и пытающиеся трансформировать их в политические практики и стратегии развития общества (стоит обратить внимание и на то, что функционально и структурно Верховная Рада
представляла собою наиболее выразительный образец советской политической системы и советского варианта «фасадной демократии»), С середины 1990-х украинский «парламент» превратился в пеструю смесь лоббистских группировок, отстаивающих интересы интенсивно формирующегося капитала и связанной с ними государственной бюрократии, и политических сил, с большим или меньшим успехом транслирующих интересы той части общества, которую две первые группы не менее интенсивно отчуждали и от доступа к власти, и от общественного богатства. Часть депутатского корпуса еще можно было трактовать как носителей представительской власти.
В начале 2000-х годов Верховная Рада «структурировалась» как орган, представляющий интересы крупных финансовопромышленных групп и уже сросшейся с ними государственной бюрократии. Идеологически ориентированные политические группы, действительно пытающиеся отражать и защищать интересы других общественных слоев, окончательно маргинализировались и были вынуждены входить в союзы с теми группами интереса/ влияния, которые по разным причинам оказывались в оппозиции. Этот процесс достиг высшей точки в 2006 г., когда украинский парламент окончательно превратился в политическую биржу клановоолигархических групп, где происходит интенсивное перераспределение власти с перспективой перераспределения собственности. Наиболее явной иллюстрацией описанных тенденций являются изменения в «депутатском корпусе»: с конца 1990-х здесь расширялся удельный вес представителей меньшинства населения (то есть верхушки финансово-промышленных групп и верхов бюрократии центра и регионов) и уменьшалось количество представителей интересов большинства, то есть рядовых граждан.
Возможно, именно поэтому Л. Кучма на закате своей президентской карьеры так активно стал проповедовать идею превращения Украины в парламентско-президентскую республику — президентская власть как средство ручного управления себя исчерпывала, зато «парламент» в виде ширмы «представительской демократии» сулил гораздо больше возможностей для реализации интересов представленных в нем олигархических группировок, не говоря уже о том, что в таком варианте создавался параллельный центр власти, необходимый для политических манипуляций.
Такая же тенденция наблюдалась и в формировании президентской власти. Избрание президента всенародным голосованием, как бы гарантирующее непосредственное влияние большинства граждан на высшую государственную власть, за всю историю независимой Украины всегда было опосредовано экстремальностью ситуации.
Первый президент Украины был избран в самый острый момент обретения независимости. Население нуждалось в компромиссной фигуре, способной уберечь страну как от воображаемых внутренних конфликтов, так и от реальных внешних. Поэтому выбор был сделан в пользу Л. Кравчука, даже внешний вид которого действовал на «среднего украинца» успокаивающе. Однако бывший секретарь ЦК провинциального подразделения развалившейся партии уже достиг к этому времени высшей точки своей партийнокабинетной карьеры, возглавив единственный на тот момент легитимный орган власти. Дальнейшее «повышение», оформившееся в пост президента большой и сложной страны, оказалось ему не по силам. Масштабы личности первого президента и масштабы задач, которые ему приходилось решать, оказались несоразмерными. Будучи президентом весьма непростой страны, Л. Кравчук остался провинциальным партийным аппаратчиком высокого ранга, неспособным на инициативу и самостоятельные нестандартные действия, но вполне успешным в кабинетных манипуляциях и публичных презентациях.
Второй президент избирался в момент острейшего социально- экономического кризиса3, развала системы власти и государственного управления, то есть в ситуации крайнего упадка. Общество ждало спасителя, а значит оценки главных кандидатов вновь были опосредованы экстремальными обстоятельствами, в которых воображаемые качества кандидата и его слова значат больше, чем рациональная оценка его достоинств и недостатков, тем более, не слишком хорошо известных избирателям.
Как это ни парадоксально, президентские выборы 1994 г. были, пожалуй, единственными, когда результат был полностью адекватен народному волеизъявлению (как в позитивном, так и в негативном смысле с точки зрения результатов). Однако именно после этих демократических выборов президентская власть начала эволюционировать в сторону все большего отчуждения от общества и построения иерархий, обслуживающих интересы подавляющего меньшинства населения. Сам Л. Кучма как технократ оказался более подготовленным к постановке и реализации конкретных технических заданий, связанных с перераспределением власти и собственности, с разработкой стратегий экономических реформ и их частичной реализацией. Не следует забывать, что он далеко не всегда был самостоятелен в своих действиях, пребывая как под давлением внутренних обстоятельств и «неформальных» договоренностей, так и под прессингом более мощных стран, международных и транснациональных институций.
Некоторое время он был достаточно удачлив и осмотрителен в подборе и пересортировке своего окружения, в кадровых расстановках, позволявших ему осуществлять реальные преобразования в стране, по крайней мере формально избегая при этом личной ответственности за неудачный результат. В то же время в его действиях, нередко вполне разумных и в перспективе содействующих общественному благу, периодически очень явно прослеживался способ мышления хозяйственника и управленца советского типа, в представлениях которого эффективность определялась умением «выбить и распределять фонды», причем в пределах узкой и привилегированной касты тех же управленцев.
Л. Кучма преуспел в выстраивании схем власти, в которых президент управлял страной через олигархические группы и разветвленную систему самодостаточной бюрократии (очень напоминающую управление заводом через партбюро, замов и снабженцев). Однако эти схемы требовали от него колоссальных усилий и затрат энергии, поскольку управление осуществлялось в «ручном режиме» и требовало не только его постоянного личного участия и контроля, но и все большей узурпации власти и отчуждения от доступа к ней большинства общественных групп.
Президентские выборы 1999 г. уже происходили в условиях «регулируемой демократии», когда президентская власть, с одной стороны, еще рассматривалась избирателями как возможный транслятор их интересов, а с другой — эта же власть успешно манипулировала настроениями и страхами избирателей, масштабно применяла административный ресурс, пользовалась монополией в медиапространстве и запугивала или подкупала избирателей. «Новый» Л. Кучма превратился в продукт созданной при его активнейшем участии системы сдерживаний и противовесов, клиентел и патронажных отношений действовавшей сначала в пределах нескольких групп интереса/влияния, а затем и всего общества. Был сделан еще один шаг в отчуждении президентской власти от общества. При этом сам Л. Кучма превратился в заложника созданной им же системы власти, которой он уже не мог эффективно управлять.
Это привело к тому, что следующие президентские выборы вновь проходили в экстремальной общественно-политической ситуации, причем эта экстремальность возникла не в результате сложной социально-экономической ситуации, которая к этому времени стала быстро улучшаться, а вследствие резкого обострения борьбы за власть между крупнейшими группами интереса/влияния, в которую они с помощью манипулятивных технологий максимально вовлекли население. Грандиозность обмана заключалась в том, что значительная часть избирателей стремилась именно к изменению системы власти, в то время как главные претенденты и силы, стоявшие за ними, стремились оставить ее неизменной, лишь поменяв первые лица или формы ее внешней репрезентации. В результате экстремальной ситуации, имевшей внешние признаки революции, президентом стал человек, который обещал и, судя по всему, действительно хотел изменить систему власти, однако не был способен сделать это.
В. Ющенко, вышедший в верхи финансовой элиты через систему патримониальных и по сути номенклатурных отношений, оказался на вершине власти при беспрецедентной поддержке демократически ориентированной части общества — с одной стороны, благодаря тому, что обещал эту власть изменить, с другой — потому что рассматривался именно как гарант доступа к этой же власти. Вхождение во власть было для него крайне драматичным — не столько из-за коллизий избирательной кампании 2004 г., сколько из-за своеобразного искривления общественной оптики, в результате которого образ общественного мессии, сложившийся в сознании миллионов его сторонников, и реальный человек были слишком далеки. В. Ющенко оказался в нужный момент в нужном месте — в период, когда активная часть общества жаждала перемен и нуждалась в личности, способной эти перемены осуществить и олицетворять.
