После обеда все послы членов лиги отправились кататься на лодках, что было одним из развлечений в Венеции; и у каждого посла количество лодок соответствовало числу сопровождающих лиц и размеру выплачиваемого синьорией содержания; а всего было около 40 лодок, украшенных штандартами с гербами хозяев. Все это общество с множеством музыкантов проехало мимо моих окон… Вечером был устроен великолепный праздник, зажжены огни на колокольнях и множество фонарей на посольских домах и произведен артиллерийский салют.
Сам Коммин, раздосадованный (по свидетельству Марино Сануто), а может быть, из-за приступа лихорадки (как он впоследствии сообщил в письме королю) не стремился показываться на публике в последующие несколько дней и лишь однажды инкогнито покинул свои апартаменты в Сан Джорджо Маджоре в закрытой лодке, чтобы полюбоваться на праздник. Однако в Вербное воскресенье он присутствовал на праздничной службе под открытым небом, которая состоялась на многолюдной пьяцце Сан-Марко. Дож Барбариго, синьория и послы союзников в роскошных мантиях, подаренных им дожем, в торжественном шествии обошли площадь и остановились у Пьетра дель Бандо,[221] где были оглашены условия союзного соглашения.
Венецианский ученый и летописец Марино Сануто рассказывает, что когда дож известил Филиппа де Коммина об образовании союза, тот спросил, будет ли королю позволено беспрепятственно вернуться во Францию. Агостино Барбариго на это ответил: «Если он пожелает вернуться как друг, никто не причинит ему ни малейшего вреда, если же как враг — союзники сделают все, чтобы защитить друг друга».
Другой авторитетный источник (возможно, даже очевидец), сенатор Доменико Малипьеро, пишет, что дож даже предложил Карлу 35 галер, чтобы отвезти его и войско, если он опасается возвращаться через полуостров. Однако Коммин о таких деталях не упоминает.
Когда король Карл в Неаполе узнал об образовании союза, он пришел в ярость. Призвав венецианского посла, он угрожал в ответ создать союз с Англией, Шотландией, Португалией и Венгрией. Но он недооценил опасности, с которой столкнулся. Задолго до его неаполитанской коронации армии лиги уже начали собираться. Через неделю после нее король увел свою армию, состоящую из каких-то 12 000 французов, швейцарцев и гасконцев, а также немецких ландскнехтов и шотландских лучников, на север и навсегда оставил свое новое королевство.
Его путь сопровождался затруднениями, как политическими, так и походными. В Риме король надеялся на дружеский прием у папы, но, приехав, обнаружил, что Александр отбыл сначала в Орвието, затем в Перуджу. В Тоскане возникли трудности из-за того, что он обещал флорентийцам вернуть им Пизу, в то же время заверив пизанцев, что ничего подобного делать не станет. Король проследовал по западному побережью до самой Ла Специ, где, послушав дурного совета, разделил свои силы. Филипп де Бресс с парой тысяч человек продолжил путь берегом через Геную, а сам король с основной частью армии отклонился вправо, по горной дороге, которая вывела его через северную часть Апеннин в Ломбардию. До этого момента попыток откровенного противодействия не возникало, он и не ожидал их, хотя хорошо знал, что где-то неподалеку, в горах, сосредоточены и дожидаются его крупные силы лиги. Позволят они ему пройти или нет?
Лига, как дож Барбариго вежливо разъяснил Коммину, имела чисто оборонительные задачи. Следовательно, предполагалось, что союзники, увидав чинно и мирно уходящего короля Франции, будут только рады дать ему возможность поскорее уйти. Все эти соображения, однако, омрачились агрессивными действиями герцога Орлеанского. Оставаясь с большим арьергардом в Асти, пока кузен ходит на юг, он вдруг решил вспомнить о своих претензиях на Милан и первым делом захватил город Новару. С этого момента вооруженный нейтралитет обернулся настоящей войной. Несмотря на переговоры и то, что герцог все-таки увел свой гарнизон, у французов оставалось мало надежды уйти без боя.
Даже в разгар лета перетаскивание тяжелой артиллерии через горные перевалы похоже на настоящий кошмар. Подъем и сам по себе тяжек, а спуск бесконечно труднее. Иногда требуется, чтобы сотня и без того измученных людей, разбитых на пары, удерживала одну большую пушку от падения в пропасть. Если люди будут действовать недостаточно ловко, пушка утащит их за собой. К счастью, швейцарцы Карла, провинившиеся за несколько дней до этого тем, что сожгли и разграбили сдавшийся на их милость городок Пентремоли, сейчас старались загладить свою вину и трудились умело и неутомимо, как и подобает настоящим горцам. Наконец 5 июля, в воскресенье, дорога стала более пологой, и Карл смог полюбоваться сверху на небольшую долину реки Таро, бегущую через Ломбардскую равнину к реке По, на городок Форново и на стоящий на правом берегу корпус из 30 000 солдат лиги.
Большинство из них было наемниками, оплаченными Венецией, командовал ими специально нанятый республикой кондотьер Франческо Гонзага, маркиз Мантуи. Миланцы тоже присутствовали, хотя большая часть армии Лодовико Сфорца занималась герцогом Орлеанским. Отряды остальных троих участников лиги были крайне малочисленны. К тому времени, как Карл добрался до Форново, уже не оставалось сомнений в том, что дорогу на Парму ему перекрыли. Горожане держались миролюбиво, но два лагеря стояли в опасной близости один от другого, и всю ночь французов беспокоили группы мародерствующих страдиотов — свирепой легкой кавалерии из Албании и Эпира, которую Венеция постоянно нанимала для своих нужд.
С рассветом Карл повел вперед свою армию. Он и его 10 000 человек были полностью готовы к бою, но в последней попытке избежать открытого столкновения Карл решил пересечь опасно полноводную речку (ночью была сильная гроза, и проливной дождь еще не прекратился) и двигаться дальше по левому берегу. Переход прошел успешно, но войска лиги двинулись следом и напали на французский арьергард. Авангард с большей частью артиллерии отошел слишком далеко и позволил отрезать себя от остальной армии. Однако сам король, находясь в центре, быстро развернулся и обрушился на нападавших.
Армия Гонзага имела все преимущества. Она превосходила французскую в три, а то и в четыре раза. Солдаты были сытыми и хорошо отдохнувшими. Гонзага располагал временем, чтобы выбрать позицию и подготовиться к бою. Французы, напротив, были усталыми и голодными. Они опасались еды и питья, которые им предлагали в Форново, подозревая, что их хотят отравить. Сражаться они не намеревались, но храбро вступили в бой, и король показал пример прочим. Грянувшая битва была такой кровавой, какой Италия не видела уже 200 лет. Продолжалась она недолго. Коммин, присутствовавший при этом, отметил, что все закончилось за четверть часа. И хотя число убитых (4–5 тысяч) наводит на мысль, что он слегка приуменьшил время сражения, армия лиги оказалась отброшенной еще до полудня. Первыми подвели страдиоты. Они сразу заметили обоз, который двигался отдельно от армии, на некотором расстоянии от реки. Жажда наживы оказалась непреодолимой, и Гонзага остался без кавалерии именно тогда, когда больше всего в ней нуждался. К тому же он как командир допустил явный промах, углубившись в битву и не предусмотрев цепочки, по которой передавались бы команды. В результате большая часть его армии вообще не получила никаких приказов и в сражении задействована не была.
Невероятным образом Гонзага сумел битву при Форново представить лиге как победу. Когда он вернулся в Мантую, в память об этом событии даже построили часовню делла Виттория, алтарь которой украшал Мантенья.[222] В Венеции тоже царил безумный праздник — банки и лавки объявили выходной. После того как нескольких французских и савойских гостей города закидали гнилыми фруктами, пришлось издать специальный указ об их защите. Так называемую победную ложь распознать было непросто. Карл потерял весь свой обоз и все, что в нем перевозилось, включая меч Людовика Святого и трофеи из Неаполя, по оценкам современников, составлявшие 30 000 дукатов. Однако жертв в его армии почти не было, по сравнению с потерями итальянцев, которые так и не смогли добиться своей главной цели, поскольку Карл со своей армией той же ночью продолжил марш и через несколько дней беспрепятственно достиг Асти.
Впрочем, там его ожидали не великие удобства. Французская морская экспедиция против Генуи провалилась, большую часть флота захватил враг, и с юга вернулись лишь жалкие его остатки. Кузен Карла, герцог Орлеанский сидел в Новаре, осажденный миланской армией, и долго ему было не выдержать. Молодой король Неаполя Феррантино, сын Альфонсо, высадился в Калабрии при поддержке испанских войск с Сицилии и быстро продвигался к калабрийской столице. Вскоре, как и ожидалось, Новара пала. Франция и Милан заключили в Верчелли сепаратный мир. 7 июля Феррантино вновь занял Неаполь. Все французские победы последнего года внезапно обратились в дым. Когда Карл наконец в середине октября перешел Альпы, о пути назад он уже не помышлял.
