выражали раздражение Козацкого Народа против гетмана, который столько раз
поднимал его кончать Ляхов, и опять возвращал Украииу к прежнему порядку вещей.
Был в Полыпе слух, что козаки собирались идти на Чигирип и положить конец
орудованьто Хмельницкого. Хмельницкий успокоил, или разъединил козацкий народ
лишь тем, что в прибавку к 20.000 узаконенных реестровиков записал в секретный
реестр еще больше 20.000.
Между тем он просил короля назначить военносудпую коммиссию для
расследования и кары украинских бунтов. Эта коммнесия приговорила к смертной
казни Хмелсцкого, Мозыру, Гладкого, войскового судью Гуляницкого и многих мелких
ватажков гайдаматчины. Хмельницкий играл при этом роль человека подначального, но
в сущности пользовался возможностью извести своих недоброжелателей, и особенно
тех, которые, посредством бунтов, подкапывались под его гетманство. В видах будущих
козней, интриган очищал свой извилистый путь от препятствий, и в то же время сеял в
пароде новую ненависть к Ляхам, которые, ио козацкому воззрению, теряли не только
право мести ударом за удар, но и право государственного суда над разбойниками. Все-
таки ему становилось более и более жутко среди своих „детей, друзей, небожатчЛ
Мирясь по неволе с панами, ища защиты даже в ненавистных для пего постояльцах, он
видел, как его удельное княжество таяло вслед за своим возникновением. Теперь ему
больше, нежели когда-либо, нужна была царская помощь. Он домогался у царя хоть
иеболыпого отряда ратных людей, лишь бы та слава была, что Москва стоит с ним
заодно. Но царское правительство на все его
344
.
представления о православных церквах, на все его проекты широких завоеваний
отвечало с мучительным для него достоинством, что великий государь, его царское
величество, милостиво похваляет его за то, что он государской милости к себе ищет, и
т. д. Царское правительство помогало голодпому малорусскому народу московским
хлебом, и оставляло безо внимания мольбы и слезы козацкого гетмана.
Хмельницкий видел, что и без него все в Малороссии наклонилось в московскую
сторону. Он боялся остаться ни причем с ватагой головорезов да с Татарами среди края,
не имеющего ни естественных границ, ни крепостей, и среди народа, проклинающего
его даже в своих песнях. Вместе с другом и обманщиком своим, Выговским, он
обольщал царских людей перспективою не одних военных, по и промышленных
успехов; разоритель обольщал строителей, расточитель—собирателей, полудикий
помадъ— государственнных экономистов. „Великому государю" (доносили опп со слов
писаря Запорожского Войска), „его государским счастьем к великому московскому
пространству и многолюдному государству, и без войны, и без кровопролития,
учинится прибавленье большое, и овладеет он, великий государь, многою землею и
городами; и тех городов ему, великому государю, с мещан и со всяких чинов людей и с
их торговых и с иных и со всяких промыслов учинится ево государской денежной казне
прибыль многая, потому что православных християп многолюдство большое, и
промыслывсякимп промышляют в своих городех, и в иные государства для всяких
своих промыслов ездят так же II К ИИИМ в городы из иных государств многие
купетцкие и всяких чинов люди со всякими многими товары и для иных всяких своих
промыслов приезжают же".
А что польский король вздумал бы воевать против царя (говорил им Выговский),
так этого опасаться напрасно: „польскому де королю против великого государя стоять
некемъ". Он поспешит прислать в Москву своих послов, и пойдет на всевозможные
уступки. Если же великий государь пошлет на него с козаками своих ратных людей,
тогда Польская Корона и Великое Княжество Литовское перейдут под его высокую
руку без войны: ибо они дрожат от страху пред одними козаками. Другое дело
(продолжал Выговский), если государь не примет Козаков теперь же в подданство, а
польский король станет подговаривать и прельщать их на совместную войну против
Москвы, дабы поссорить их с великим государем и навсегда отвлечь от московского
подданства. Въ
.
845
таком случае он (Выговский) сильно опасается, чтобы козаки не пошли с панами на
московское государство войною; а крымский царь и поготову пойдет воевать
московское государство. Он и теперь пошел бы на Москву, да козаки отказались биться
с единоверными православными христианами и проливать между себя христианскую
кровь; „за то де Крымский на гетмана гневался долгое время".
Видя, что ни слезами, ни политическими и торговыми посулами нельзя склонить
Москву в свою пользу, Хмельницкий вернулся к прежней политике запугиванья.
„Порази меия Богъ* (говорилъ' он), „если не пойду на Москву и не разорю ее пуще
Литвы*! И после таких угроз он снова уверял москвичей в своей готовности завоевать
в пользу царя всю королевскую землю. Но уверять в своей преданности, хвалиться
своею силою и грозить своею местью—было ремеслом Хмельницкого, которое он
прилагал к христианским и к магометанским государствам без всякого стеснения.
Заключив Белоцерковский договор, он тотчас написал в Стамбул, что у него была с
Поляками ужасная война, после которой заключил он мир, но мир почетный, без
нарушения прежней дружбы с крымским ханом, которую (писал он) мы желаем
сохранить до конца дней своих, равно как и быть верными подданными вашего
цесарского величества. Он просил у султана грамоты к Крымскому хану, повелевающей
участвовать во всех козацких войнах; а с нуреддин-султан ом и с Карач-мурзою
заключил особый договор. Предвидя новую войну с панами, Хмельвицкий заручился
турецко-татарскою помощью заблаговременно.
Действительно, сейм не утвердил статей, стоивших Потоцкому последних усилий,
но не утвердил потому, что был еорван одним из литовских послов, по интриге панских
партий. Пропившие свою добычу козаки только того и ждали. Немедленно были
призваны Татары, и войско начало готовиться к походу. Было решено — задеть Польшу
со стороны её союзника. .
В октябре 1651 года, Потоцкий послал к Хмельницкому Маховского хлопотать о
дозволении разместить коронное войско во всей Брацлавщине. Хмельницкий
согласился на это, но ограничил право сбора провьянта, и прибавил условие, чтобы
жолнеры вели себя во всех отношениях скромно и сдержанно. „Тягостно было вождям
и войску* (пишет Освецим) „получать ограничения и предписания от подданного; но,
уступая тяжкой необходимости и не желая нарушать из-за мелочи заключенный
договор, они подчинились. Войско было распределено в Украине по селам и местечкам,
начиная с ea-
т. ш.
44
346
.
враня, по всей почти Уманщкне, и, согласно с требованием Хмельницкого, получало
право на сбор самого ничтожного провьянтаЛиан МаХОВСКИЙ ПрИВеЗ еще И
Другую, бОЛЕе Серьезную II ТреВОЖНуЮ НО' воет,—что Хмельницкий намерен
отправить своего сына, Тимоша, с частью войска, в Волощину, для бракосочетания с
дочерью волошсвого господаря. С Тимошем он решился отправить и Татар,
кочевавших на Капустяной долине у Еорсуня, и назначил время сбора в поход через две
недели".
Маховекий, сверх того, выведал и донес Потоцкому, что к Хмельницкому пришел
нуреддиинъ' султан со всею Крымскою Ордою. Хмельницкий скрывал его приход, и
уверял Потоцкого, что разместил пришедших к нему Татар так, чтоб они не могли
вредить королевским областям. „Но Татары" (писал Потоцкий к королю) „не привыкли
возвращаться без облову. Они будут гостить-— или в польских, или в волошских
владениях, которым и сам Хмельницкий грозит за свое сватовство". В последнем
случае, Потоцкий советовал „спасать соседа и верного слугуа (волошского господаря), о
чем и завел с ним переписку; войска же по квартирам не распустил, и оставил его в
сборе у Махновки, под тем предлогом, что в Брацлавщине не прекратились еще
волнения.
Волнения не прекращались во всю Хмельниччину в Малороссии: мужики вместе с
козаками бунтовали то против панов, то против самого Хмельницкого. Кисел,
.названию киевского воеводы, пенял Хмельницкому за новые бунтыГг-д Хмельницкий
обещал ему казнить виновных перед его глазами; но такия казни служили у него только
ширмою замышляемых им самим набегов. Чтоб отвлечь внимание Потоцкого от
Волощини, Хмельницкий писал к неыу о старых, не доделанных при Владиславе IV
чайках, и манил его надеждою на совместный поход против Турок.
