Непосредственно в большой излучине занимали оборону 62-я и 64-я армии, имея 10 стрелковых дивизий, две морских стрелковых и три танковых бригады, восемь курсантских полков, шесть отдельных танковых батальонов — 160 тысяч человек, 2200 орудий и минометов, около 400 танков. Передовые отряды были выброшены на рубеж рек Чир и Цымла, основные силы размещались на правом берегу Дона по линии Клетская, Суровикино, Верхне–Курмоярская.
Что касается оценки противника, то, стремясь одновременно продемонстрировать и советскую мощь, и «могутность» врага, наши исторические корифеи, жилины и сам-соновы, совсем запутались. Фундаментальный труд «История Второй мировой войны» на стр.155 пятого тома сообщает, что: «Немецко-фашистское командование настолько было уверено в быстром и легком захвате Сталинграда, что сочло даже возможным взять из наступавшей на сталинградском направлении 6-й армии несколько соединений и передать их в состав армий, действовавших на других направлениях, и вывести в резерв. В итоге состав этой армии к 17 июля сократился по сравнению с началом месяца с 20 до 13 дивизий. Из подвижных соединений в ней осталась только одна моторизованная дивизия».
Ровно через три страницы коллектив авторов ошарашивает совершенно другими данными: «К 17 июля на сталинградском направлении наступало 14 (?) дивизий 6-й немецкой армии, в которых насчитывалось около 270 тыс. человек, 3 тыс. орудий и минометов (калибром 75 мм и крупнее) и около 500 танков». Непонятно, это в «только одной мотодивизии» — 500 танков? Ну и конечно, здесь же весь 4-й воздушный флот — «всего до 1200 самолетов», и снова «немецко-фашистские войска превосходили советские…» в столько-то раз.
Так вот, если быть совсем точным, к 17 июля на сталинградском направлении наступали три пехотные дивизии 8-го армейского корпуса генерала Гейтца.
19 июля германские войска смяли советские заслоны и начали втягиваться в большую излучину Дона. Паулюс рассчитывал дойти до Сталинграда и захватить город с ходу к 25 июля:
«Для немцев вопрос занятия Сталинграда и выхода к Волге казался решенным. Срок определялся просто: надо было только разделить длину оставшегося пути на среднюю величину суточного продвижения. Произведя эту нехитрую выкладку, Гитлер объявил миру день занятия Сталинграда».
МЕЖДУ ДОНОМ И ВОЛГОЙС интересом приглядывался к обстановке прибывший на фронт заместитель командующего 64-й армией генерал В.И. Чуйков. До 1942 года он находился в Китае в советниках у Чан Кайши, по сталинскому выражению, «дергал за хвост японского тигра руками китайских товарищей». На этой новой для него войне генерал еще новичок и поэтому старательно вспоминает, чему его учили в Военной академии: «По всем нашим уставам и наставлениям, обороняющийся должен, прежде всего, оценить противника и местность, на которой он решает принять бой или сражение, и разместить свои силы в наивыгоднейшем положении. Для обороняющихся местность всегда должна быть союзником, она должна ему дать тактические выгоды для контратак, для использования всех огневых средств, для маскировки.
В то же время местность должна по возможности затормозить движение и маневр наступающего, а при инженерном обеспечении — сделать ее недоступной для танков, чтобы наступающий не имел скрытых подступов и как можно дольше находился под огнем обороняющегося».
В общем, в теории Чуйков все очень верно излагает. Но то ли он учился в какой-то другой академии, чем его начальники, то ли он про все эти тонкости уже после войны разузнал, однако: «Оборонительная линия для 62-й армии выбиралась без учета этих требований. Мы не успели использовать естественные преграды — реки, речушки и овраги, которые можно было легко усилить инженерными сооружениями и сделать их труднодоступными для наступающего; позиции были размещены в голой степи, открыты для наблюдения и просмотра их как с земли, так и с воздуха. Много получилось разрывов между обороняющимися подразделениями и частями, особенно на правом фланге, которые давали возможность противнику охватывать позиции обороны и выходить ей в тыл».
Все время одни и те же грабли: как обороняться — не успели приготовиться, как наступать — не успели сосредоточиться. Маршал Тимошенко «академиев не кончал», провел ногтем по карте — тут тебе и «стоять насмерть», а где там реки, где овраги, какая разница? (На самом деле все это делалось в соответствии с Полевым уставом РККА, который работу на местности возлагал на командиров стрелковых полков и батальонов. Для вышестоящих командиров и штабов работа на местности при организации обороны не предусматривалась.) Само собой, не имелось инженерных средств заграждения, остро не хватало мин и взрывчатки. Вместо траншей и ходов сообщения отрывались отдельные стрелковые окопы, что в условиях открытой местности делало смертельным номером маневр живой силой и огневыми средствами во время боя. Противотанковые средства 62-й и 64-й армий — 944 орудия и 3660 противотанковых ружей — были равномерно распределены по всему фронту вместо сосредоточения их на танкоопасных направлениях. Очень слабым было обеспечение зенитной артиллерией.
Не менее интересно расположил войска на указанных ему позициях и принявший командование 64-й армией генерал Гордов. Почти целая дивизия из состава первого эшелона была выделена в передовые отряды на удалении от главных сил на 40–50 км, ни имея ни артиллерийской, ни авиационной поддержки. Основную полосу обороны на западном берегу Дона от Суровикино до Верхне–Курмоярской заняли четыре стрелковые дивизии, 154-я морская стрелковая и 121-я танковая бригада. Остальные свои силы Гордов оставил на восточном берегу Дона и реки Мышковка, лишив армию второго эшелона и резервов.
В дополнение к этому противник непрерывно фиксировал все передвижения советских войск, его разведывательные самолеты подолгу кружили над позициями, а «…мы не могли вести с ними борьбу, потому что в армии не было зенитной артиллерии, а истребители воздушной армии фронта были заняты на другом участке фронта». Если взглянуть на сложившуюся диспозицию с высоты птичьего полета, то невольно хочется спросить: а какие такие важные участки имелись еще на Сталинградском фронте, где так сильно были заняты истребители воздушной армии генерала Т.Т. Хрюкина?
Штаб фронта, как раз совсем наоборот, о противнике не имел ни малейшего представления — разведывательная авиация, по-видимому, тоже действовала «на другом участке». Свидетельством этому служит хотя бы приказ, полученный Гордовым и Чуйковым 22 июля: направить по правому берегу Дону к станице Цимлянской 66-ю морскую и 137-ю танковые бригады и нанести удар по переправляющейся Там «группе войск противника». При сосредоточении сил и переправе через реку экспериментальным путем выяснилось, что мост у Нижне–Чирской (но какова рекогносцировка!) не выдерживает веса тяжелых и средних танков. В итоге ушла в ночь бригада моряков и мотострелковый батальон в сопровождении 15 танков Т-60 с задачей «ударом во фланг и тыл уничтожить» ни много ни мало… 4-ю танковую армию Гота.
В этот же день произошла смена командующих Сталинградским фронтом. На место загубившего все дело Тимошенко Сталин назначил генерал-лейтенанта Гордова. Качество управления и руководства боевыми действиями от этого ничего не выиграло. По мнению подчиненных Гордова, он «не обладал тогда опытом крупного военачальника. К сожалению, это представление подтвердилось в дальнейшем… Гордов, конечно, старался делать все, что мог. Но задача была ему не по силам». Генерал к тому же отличался крайне неуживчивым характером и тоже, как и многие другие советские генералы, был «горячий человек». Н.С. Хрущев так охарактеризовал нового командующего: «…недостаток его заключался в грубости. Он дрался с людьми. Сам очень щупленький человечек, но бьет своих офицеров». Впрочем, в глазах Сталина рукоприкладство как раз являлось не недостатком, а свидетельством «твердости руководства» и поощрялось Верховным.
Маршал же Тимошенко еще долго и плодотворно служил на благо Отечества. Новых званий ему уже не полагалось, но свою долю полководческих орденов он получил. Однако звезду Героя за Отечественную войну Сталин ему не дал, не счел необходимым.
Согласно постановлению ЦИК СССР от 16 апреля 1934 года Золотая Звезда Героя Советского Союза являлась высшей степенью отличия и присваивалась «за личные и коллективные заслуги перед государством, связанные с совершением геройского подвига». Первыми Героями стали семь летчиков, участвовавших в спасении челюскинцев. Вскоре высокого звания удостоились знаменитые на всю страну летчики-испытатели и участники дальних перелетов — М.М. Громов, В.П. Чкалов, Г.Ф. Байдуков, A.B. Беляков; первые женщины-летчицы — B.C. Гризодубова, П.Д. Осипенко, М.М. Раскова. Это были подвиги мирных дней. Затем были Хасан, Испания, Халхин–Гол и Зимняя война, за которую получил свою Звезду и Тимошенко. Основу первого потока Героев Советской страны составляли, как правило, летчики, танкисты, пехотинцы, офицеры младшего и среднего звена, одним словом — люди поля боя. В послевоенное время в СССР главными «героями» стали космонавты и генералитет.
