избрал Коломенское.
Историк Иван Забелин, с высоты нашего времени кажущийся чуть ли не современником Едигея, сообщает следующие подробности в своей «Истории города Москвы»: «От Тохтамыша до пришествия Тамерлана прошло ровно 13 лет (1382–1395), и вот опять еще ровно через 13 лет от прихода Тамерлана по повелению царя Булата под Москвою явился в 1408 году новый Татарин, Едигей, со множеством войска, с Ордынскими царевичами и прочими князьями. Это было в зимнюю пору, 1 декабря, как случилось и первоначальное Батыево нашествие. Москва не ожидала такой зимней грозы. Татарин устроил свой стан в селе Коломенском и распустил полки на грабеж по всем городам Московского княжества, приказав и Тверскому князю идти к Москве “с пушками, тюфяками, самострелами, со всеми сосудами градобойными”, чтобы до основания разбить и разорить город Москву. Однако Тверской князь, соблюдая договоры с Московским, по отзыву летописца, сотворил премудро, вышел с малою дружиною да от Клина и воротился назад, угождая и нашим и вашим, и Москве и Едигею. Почти все обстоятельства повторились, как было в приход Тохтамыша. Великий князь, услыхав об опасности, ушел к Костроме собирать ратных. В осаду сел Храбрый Владимир Андреевич с племянниками, а с ним многое множество тьмочисленно сбежавшагося со всех сторон народа, “ради твердости града”, ради каменных его стен. Опять был выжжен посад вокруг города самими посадскими. Хорошо помня Тохтамышев разгром, все были в великом страхе и отчаянии и по-прежнему, надеясь только на милосердие Божие, молились и постились. А Едигей собирался и зимовать под городом, пока не возьмет и не разорит его. Готовя свирепую осаду, ожидая Тверской помощи, Едигей пока не приступал к городу, а стоял все время в Коломенском, целыя три недели. Но милосердием божиим и молитвами Чуд. Петра грозныя обстоятельства переменились. В то самое время в самой Орде настала усобица и по повелению царя Едигей должен был немедленно возвратиться с полками в Орду. Тая от осажденных это обстоятельство, Едигей запросил у них, что если дадут ему откуп, тогда он и уйдет от города. Для осажденных это было Божие помилование. Они собрали казну и отдали Татарину, вероятно по его запросу, 3000 р. 20 декабря (…) Едигей, стоявши под городом целый месяц, ушел со всеми своими силами, везя за собою награбленное добро и ведя пленных тысячами. Жалостно было видеть, говорит летописец, и достойно многих слез, как один Татарин вел по 40 человек пленных, крепко привязанных гуськом друг к другу».
Забелин не пишет еще об одной возможной причине бегства Едигея из Коломенского – москвичи приготовились встретить неприятеля пушками, новым для того времени оружием. Так или иначе, незваный гость, посеяв сомнение в справедливости известной русской поговорки, оставил Москву в покое, немало, правда, наследив в Коломенском.
Вернувшись к топонимике, назовем и еще несколько версий происхождения названия села. Бытует предположение, что произошло оно от слова «коломище», что означает «могильник». Эта версия уходит своими корнями в глубокое прошлое, когда на месте села была стоянка финно-угорских племен, известная нам сегодня как Дьяковское городище, откопанное археологами лет сто назад. Язычники, обитавшие в древнем городище, устраивали кладбища, выполнявшие роль святилищ в их культовых ритуалах.
Претендуют на право считаться основой происхождения названия Коломенского и такие слова, как «коло», то есть околица (в данном случае околица Москвы), а также «коломенка» – речная баржа. Последнее предположение подразумевает, что когда-то Москва-река в этих местах была весьма полноводной и судоходной. Но если это и соответствовало действительности, то очень давно, так как уже к концу XVIII века река здесь сильно обмелела. Летом 1812 года именно у Коломенского сел на мель караван барж, груженных эвакуированными из Кремля документами Сената и зерном. В итоге охрана разбежалась, а суда пришлось сжечь (но об этом рассказ еще впереди).
Первые сведения о Коломенском известны с 1336 года, когда село удостоилось упоминания в духовной грамоте великого князя Московского Ивана Калиты (1283–1340), собиравшегося в Золотую Орду за ярлыком на княжение. Не все русские князья возвращались живыми из таких поездок. Вот и Иван Калита предусмотрительно перед отъездом в Орду завещал свое имущество наследникам. Коломенское вместе с близлежащим Нагатиным великий князь на всякий случай отписал младшему сыну, князю Серпуховскому и Боровскому Андрею.
С тех пор Коломенское неразрывно связано с царскими династиями России. Не было, наверное, ни одного великого князя, царя или императора, не осчастливившего Коломенского своим посещением. Некоторые самодержцы подолгу жили здесь в специально построенных для этого резиденциях. А село переходило от одного властителя к другому не просто как часть наследства, но в качестве одного из символов верховной власти, как скипетр, держава или шапка Мономаха.
От Андрея Серпуховского село перешло к его сыну – Владимиру, находившемуся в двоюродном родстве с великим князем Московским Дмитрием Донским, приехавшим в Коломенское после Куликовской битвы осенью 1380 года (в этом сражении полк князя Владимира Серпуховского сыграл решающую роль). Отсюда победители торжественно въехали в Москву, пожинать лавры и принимать поздравления.
Владимир Серпуховской – этот тот самый Владимир Храбрый, о котором выше писал Забелин. Храбрым он стал за смелость и отвагу, проявленные в сражениях с частыми и многочисленными оккупантами Руси. Историк Николай Карамзин оценивает его так: «Сей знаменитый внук Калитин жил недолго (в 1358–1410 годах. – А.В.) и преставился с доброю славою князя мужественного, любившего пользу отечества более власти».
Но было и еще одно закрепившееся за ним прозвище – Донской. Мы-то знаем только одного Донского, Дмитрия. Но Владимир не менее достоин такой чести за участие в Куликовском сражении. На его могиле в Архангельском соборе он по праву именуется и Храбрым, и Донским. По преданию, при Владимире Храбром был поставлен в Коломенском первый деревянный храм в честь великомученика Георгия Победоносца. После Куликовской битвы таких храмов появилось на Руси немало, помимо святого Георгия, покровителя Москвы, церкви освящали и в честь другого отважного святого – Дмитрия Солунского (такой храм, например, был сооружен в районе современной Пушкинской площади). Позднее, в XVI столетии, в Коломенском на месте храма выросла Георгиевская колокольня, выполнявшая роль звонницы при храме Вознесения.
Разгром татаро-монгольского войска серьезно усилил позиции Москвы в процессе собирания разрозненных удельных княжеств на Руси. Росла и ценность московской земли. Неудивительно, что в 1433 году овдовевшая к тому времени жена Владимира Храброго, княгиня Елена Ольгердовна, продает Коломенское великому князю Московскому Василию Васильевичу.
Но долго любоваться коломенскими
