Его благочестие в виде преданности Мардуку осталось почти в каждой древней записи его проектов: «Он чрезвычайно ревностно украшал храм Бела и остальные святые места», – пишет Берос.13 Он построил церемониальную дорогу для праздника Мардука, тропу семидесяти футов шириной от центрального храмового комплекса до церемониальных ворот Иштар на северной стороне города, чтобы бог мог двигаться по ней во время празднования Нового года. Стены по обеим сторонам были покрыты голубой глазурью и украшены резными львами[191].14 Остатки ворот Иштар и дороги, которая вела к ним, стали одними из самых известных образов древнего Вавилона, хотя и дошли до нас от самого конца существования этой цивилизации.
Навуходоносор построил себе также как минимум три дворца, украшенные глазурью, золотом и серебром. В одном из этих дворцов он разбил сад.
Остатки этого сада не удается полностью идентифицировать (судя по всему, ими является громадное строение со сводчатыми потолками, обнаруженное в главном царском комплексе на берегах Евфрата), но их слава отражается в рассказах различных авторов более позднего времени. Наиболее известное описание сада дает Диодор Сицилийский в третьей книге своей «Исторической библиотеки»:
«То был царь старых времен, который ради своей дамы создал сад, как вы узнаете. Эта повелительница, которую он так нежно любил, родилась в Персии, и, по природе той страны, очень любила с высоких холмов оглядывать местность вокруг. Поэтому она упросила своего господина разбить ей сад с увитой растениями беседкой, искусно созданной опытными мастерами.
Вход в сад находился у основания холма, он располагался терраса за террасой, поднимающимися на удивительную высоту, так что оттуда можно было видеть далеко и широко. Под землей были созданы своды, которые держали вес этого сада; один свод был устроен над другим, и чем выше располагалось строение, тем выше был свод… На самых высоких сводах были поставлены стены этого сада, толщиной в двадцать два фута… В пол были встроены цистерны воды. И в этом саду находились все сорта деревьев, приятных для глаза, и свежие, зеленые лужайки. Более того, там был трубопровод, через который при помощи устройства вода подавалась для полива почвы».15
«Рожденная в Персии дама», скорее всего, являлась вообще не персиянкой, а мидянкой – судя по всему, это Амитис, дочь Киаксара, известного мидийского царя.
Слава этих садов, обычно называемых «висячими» благодаря сделанному Диодором описанию их ступенчатой многоуровневой конструкции (зиккурат), преодолела не только время, но и пространство. Почти каждый древний историк, который описывает Вавилон, упоминает их, и из этих описаний мы можем составить картину этих самых знаменитых садов древности – Эдема военачальника. «Он создал высокие каменные террасы, которые производили видимость гор, засаженных всевозможными деревьями, – описывает Берос. – Он сконструировал и сделал то, что назвали Висячими садами, для своей жены, которая любила горы, так как выросла в Мидии».[192]16
Это были гражданские сооружения. Но Навуходоносор имел в своих планах и более серьезные объекты. Он начал возводить двойные стены Вавилона, усиливая их, пока внутренняя не достигла толщины в двадцать один фут, а внешняя стена не ощетинилась смотровыми башнями через каждые шестьдесят футов. Частично выкопанный ров уже защищал одну сторону города; Навуходоносор прокопал оставшуюся часть вокруг стен, и теперь Вавилон был окружен сорокафутовым кольцом воды.17 А затем он возвел в восточной части города еще одну стену – позднее греческий солдат Ксенофонт назвал ее «Мидийской Стеной». Она протянулась от Евфрата до Тигра, напоминая о стене, давным-давно построенной шумерским царем Шу-Сином, чтобы отражать набеги амореев.[193] Но эта стена предназначалась для другой цели: «Он ставил стены, – пишет Берос, – чтобы те, кто вознамерится осадить город, не смогли бы развернуть течение реки».18 Недавнее разрушение Ниневеи привило царю осторожное отношение к воде.
При Навуходоносоре город Вавилон необычайно вырос; Аристотель замечает: «говорят, что когда Вавилон был взят, значительная часть города узнала об этом лишь через три дня», – из-за размера города.19 Несмотря на все это строительство, можно предположить, что Навуходоносор не был столь силен, как казался. В 595 году ему пришлось подавлять восстание в собственной столице; у него ушло два месяца на то, чтобы победить мятежников – это говорит о вовлечении в события армии (вероятно, уставшей от бесконечных сражений).20
И еще существует свидетельство из Египта, на которое стоит обратить внимание.
Нехо II, который дважды безуспешно выступал против Навуходоносора, теперь был мертв. Он умер в 595 году, через два года после сражения вне Дельты, и трон Египта принял его сын Псамметих II. Псамметих унаследовал и всю военную машину Египта, которая теперь включал в себя и флот. Он использовал водную мощь не для торговли, а для того, чтобы вернуть Египту былую власть. Он совершил экспедицию вверх по реке, в Нубию, давно уже не подчиняющуюся египетским фараонам, и привел с собой два войковых соединения: египетское под командованием египетского полководца Амасиса и греческое, которой командовал другой военачальник. Сам фараон остался в Асуане, но два его корпуса пробили путь на юг.21 Эта армия осталась в истории благодаря граффити, которые греки, не испытывавшие особого благоговения к египетскому прошлому, нацарапали на ноге огромной статуи Рамсеса II в Абу-Симбеле: «Это написано теми, кто приплыл с Псамметихом, – гласит надпись, – [кто] прошел за Керкис, насколько позволяет река. Тех, кто говорит на иностранных языках, ведет Потасимто, а египтян ведет Амасис».22
Напата была предана огню, 4200 нубийцев погибли или были взяты в плен.23 Седекия, услышав об этих победах, послал сообщение Псамметиху II: если Египет захочет атаковать Навуходоносора, Иерусалим присоединится. Он «кинулся к египтянам, – пишет Иосиф, – в надежде с их помощью преодолеть вавилонян».24
Похоже, Навуходоносор не воспринимался всесильным, потому что Псамметих II согласился прийти на помощь Иерусалиму. Он вывел свою армию из Дельты и двинул объединенные силы египтян и греческих наемников традиционным путем на север. В ответ вавилонская армия, которая уже прибыла к стенам Иерусалима, чтобы выяснить, почему запаздывает дань от Седекии, сняла осаду и направилась на юг, навстречу врагу.
Пророк Иеремия, все еще предсказывая гибель, предупреждал Седекию, что худшее еще впереди.
«Армия фараона, которая идет к тебе на поддержку, уйдет в свои земли. Тогда вавилоняне вернутся… Не обманывай себя, считая, что вавилоняне покинули нас. Они не ушли! Даже если ты перебьешь всю вавилонскую армию, и лишь раненые останутся в их палатках, они вернутся и сожгут город».25
Это был убедительный глас судьбы, но Седекия в своей самонадеянгности не услышал его, и Иеремия окончил дни в подземной тюрьме, где никто больше не мог его слышать. («Он лишает солдат мужества!» – жаловался один из офицеров не без некоторого основания.) Тем временем Навуходоносор «встретился с египтянами, вступил с ними в сражение и разбил их; и когда он заставил их бежать, то преследовал до тех пор, пока не выгнал вообще из Сирии».26 Псамметих II вернулся домой. Неделей позже, в феврале 589 года, он умер; наследовал ему его сын Априй. Если Седекия и продолжал посылать на юг за помощью из Египта (как предполагают отрывки, написанные позднее пророками Иеремией и Езекиилем), его послания оставались без ответа. Априй вынес урок из ошибки отца и не собирался игнорировать великого царя.[194]
Затем Навуходоносор пробился назад к стенам Иерусалима. Армия Седекии контролировала города-крепости Азеках и Лахиш, которые стали форпостами защиты от вавилонского вторжения; но эти города пали один за другим. Хронику медленной агонии можно восстановить по записям на кусках гончарных изделий, найденных в Лахише, посланных туда в качестве писем солдатами, которые находились на границе обороняемой территории. Первым был атакован Азеках.
«Пусть знает мой господин, – сообщает один фрагмент, – что мы больше не видим сигналов из Азекаха».27 Город пал. Его огни погасли; вскоре темная вавилонская волна поглотила также и Лахиш, а затем заплескалась у стен Иерусалима.
Осада длилась два года. Она сопровождалась, по Иосифу, «голодом и отвратительной болезнью», и именно голод привел к окончанию осады. В 587 году Седекия решил, что довольно. Он попытался бежать – очевидно, уже не думая об остальных людях, остававшихся перед лицом вавилонской ярости. «Голод стал таким жестоким, что людям совсем нечего было есть, – фиксирует Вторая Книга Царств. – Затем городские стены были разрушены, и вся армия бросилась ночью по дороге к воротам между двумя стенами, что подле царского сада, хотя вавилоняне окружали город. Они бежали к долине Иордана, но вавилонская армия погналась за царем и настигла его на равнинах Иерихонских. Все войско его разбежалось от него, и он был взят в плен».28
