Я не отношусь к их числу, теперь не отношусь. Я относился к их числу, когда пришёл двадцать лет тому назад обучаться анализу. Данный путь, порой, есть естественный путь развития специалиста, – нормальный путь… Ужас, если парадигма «сникерса»-кандидата остаётся парадигмой уже психоаналитика… Люди говорят: можно забрать девушку из деревни, но деревню из девушки вырвать невозможно… Если мы говорим о невротической психике, мы говорим о более или менее пропорциональном развитии всех внутренних пространств. Но бывает – одно развивается за счёт другого. Так часто бывает у гениев. Гении долго не живут. Они очень рано и интенсивно, за счёт параноидно-шизоидной позиции, используют абстракции, и, в конце концов, потом в этой позиции тонут. Фактически, очень рано убивают себя. Психика стремится к пропорциональному развитию пространств. Одно за счёт другого не может бесконечно развиваться. Но люди, считающие себя абсолютно нормальными гениями не редки. И многие видят в них нормальных невротиков. И получается – проблема невротическая намного сложнее, чем проблема развивающейся психики. Человек, приходящий на учебный анализ и считающий, что он вполне организован, что в нём нет психотических, пограничных областей, и есть сам проблема в обучающем анализе. В анализе всё быстро начинает получаться, просто за счёт нарциссической поддержки, которую такие кандидаты могут принять. Они считают аналитика машиной для интерпретаций, хорошо работающей машиной: пациент устроился на хорошую работу, женился. BMW, Mercedes. Всё нормально… Внешнее иногда меняется быстрее. Сложности начинаются потом.
Мы говорили о линейной системе Фройда, механистической системе. Она, кстати, была и у Хайнца Кохута. Помните? Самость: полюс идеалов, полюс надежд, и между ними некая линия напряжений. Тоже линейная система. Линейные системы предполагают сверхавторитарные подходы в психоанализе. Нелинейные аспекты психоанализа латентно, подспудно существовали, начиная с кляйнианцев и до времён Кохута, но стали выходить на поверхность где-то в начале 80-х годов двадцатого века через идею интерсубъективности, через идею субъект-субъектных отношений, через теории внутренних пространств. Ментальные пространства аналитиков готовились к данной презентации посредством работ Оуэна Реника, Джона Кафки, Даниэля Штерна, Дэвида Лихтенберга, Саломона Резника, Роберта Столярова (он же – «Сто-лороу») и других авторов. Идеи нелинейности позволяют аналитику смотреть в глаза своим проблемам для отслеживания собственных особенностей, включая собственную патологию, внутри трансферно-трансферного взаимодействия. Не все аналитики принимают идеи нелинейности. Легче, мы знаем, чувствовать, мнить себя абсолютно нормальным, здоровым, непререкаемо авторитетным… «Под сурдинку» сделать анализ весёлым, соблазняющим, инициирующим сексуальную разнузданность, лобковым (по тонкому замечанию
Джона Кафки), реализовать своё нереализованное за счёт психического и физического здоровья пациента…
Я думаю, аналитик не должен соблазнять пациента для следующей сессии, не должен манипулировать. Аналитик должен принимать миры пациента. Ничего не делать с этими мирами пациента. Ни соблазнять, ни пугать – только принимать. Процесс психоанализа происходит внутри аналитического пространства аналитика. Все трансформации, трансвестиции пациента вначале прорастают в личности аналитика, потом в рабочем пространстве аналитика, потом в интроецированном пациенте, как личности, потом пациент решается взять ответственность за трансформации и трансвестиции на себя, но в рабочем пространстве аналитика… Задача аналитика обеспечить свободу передвижения внутри своего аналитического рабочего пространства, в течении всего анализа, поскольку аналитик анализирует проблемы пациента через свои проблемы, трансформированные или перешедшие в другие пространства. Не через теорию и не через интерпретацию. Пациент чувствует перечисленные процессы без наших слов, без интерпретаций. Пациент часто проговаривает себе и нам нашу интерпретацию, не вербализованную, не проговорённую нами для него, о чём мы думали сегодня, вчера или на сессии неделю назад. Когда мы приоткрываем дверки из своего внутреннего аналитического пространства в свою личность, в более субъективные наши слои, предоставляя пациенту возможность тоже туда заглядывать, это не значит раздеться, раскрыться перед пациентом. Я говорю о бессознательном процессе. Я не говорю, что мы должны рассказывать наши проблемы пациенту. Нет. Не дай Бог, не надо его нагружать. Не надо своими глубинными мирами захватывать миры пациента, личность пациента. Но мы открываем дверки. Пациент может туда заглядывать, а может не заглядывать. И если он увидит схожую проблему – вы знаете аналогию Фройда про два камертона – одна начинает звучать, другая отзывается. Не только в нас начинают звучать проблемы пациента, но и в пациенте наши проблемы. (Для кого всё это кажется очень сложным или чрезмерно опасным, тому лучше выбрать другую профессию.) И когда пациент начинает говорить интерпретацию, о которой мы думали, но задумались – повредит она пациенту или нет, – пациент сообщает нам о произошедших внутри него трансформациях или трансвестициях и благодарит нас за доверие и такт. Дональд Вин-никотт писал – лучший аналитик тот, который весь анализ молчит. Пациент говорит наши (наши совместные – нужно помнить!) интерпретации, заглянув в наш внутренний мир, в мир аналитика, позволяющего, конечно, заглянуть. Высший пилотаж в психоанализе, когда вы о чём-то думаете в начале сессии, думаете об одном, думаете о другом, потом пациент чувствует, что чувствуете вы.
На бессознательном своём уровне он видит наш алфавит, сравнивает со своим алфавитом: у нас кириллица, у него, может быть, латиница. Потом он трансформирует нашу кириллицу в свою латиницу и говорит нам иногда слово в слово то, о чем мы думали. И подобные трансформации, поверхностные трансформации, служат проводником для более глубоких преобразований в пациенте… и в нас! Мы тоже не можем оставаться вне аналитических полей. Мы люди. Только люди.
Я полагаю – так работает психоанализ. Но совсем не так, как говорят пациенту: это у вас оттого, от сего, это потому, что то-то и то-то. Можно играть в игры с теорией, как бы заслоняясь от пациента теорией и давая ему теоретическую жвачку… Но профессионализм состоит в том, чтобы пациент открывал теории о себе в себе самом. И теории пациента о себе могут ещё не существовать, быть для нас неведомыми. Так происходят в психоанализе открытия. Открытия в психоанализе совместные – пациента /первый патент/ и аналитика /второй патент/. Тогда психоанализ становится путешествием вдвоём и «игрой» двоих, максимально приближенной к жизни (я описал это в статье о Герде). Как пошутил один мой супервизор, д-р Борецки, будет два хороших фекальных подарка. Мы с ним пришли к выводу, что процесс анализа можно представить в виде пациента и аналитика, переезжающих на горшках с места на место в бесконечно большом пространстве. В пространстве тёплом и надёжном, и, в то же время, в пространстве, границы которого можно установить, встав с горшка. Я уверен, именно так лучше всего работать с пациентами. Но каждый специалист – специалист лучший для себя… и работает в соответствии с отражениями и ограничениями своей Самости и Самости пациента.
И поэтому невозможно специалиста, уверенного, что он хорошо работает, переучить в другого специалиста или в какую-то другую теорию. Нет. Он слишком хорош и нормален. Но «ненормальные» аналитики учатся всю жизнь. И статус действительного члена или членши IPA – этап, важный этап профессионального становления и признанности, но лишь этап в профессиональном развитии. Вы менее вредоносны. Вот о чём он говорит. Аналитик учится у каждого пациента, и всю жизнь (Томас Огден). Иначе он очень нормален. Более того, чем больше я работаю, тем больше убеждаюсь, ко мне стали приходить пациенты умнее меня. Были «дураки», им надо было показать какую-то теорию, потом были другие пациенты, хорошие или плохие, некоторые оставались, некоторые уходили… и вдруг (знаете, как в одном кинофильме, на огороде вдруг попёрло) стали приходить пациенты, которых я вижу умнее себя. Я, действительно, восхищаюсь тому, о чём, не зная теории, сообщают мне люди. Не зная никакой теории – пациенты вдруг приходят к идеям, которых иногда даже нет в теории. Кое-что из того, о чём я сегодня обмолвился, пришло от некоторых моих пациентов. Их не устраивали физиологические и механистические линейные теории о вагинах, пенисах, о матерях-идиотках или эмоционально недоступных отцах и т. д.
Одна пациентка мне сказала: «Я всё сама знаю. Что вы мне об этом говорите? Ну, и что мне с этим делать?» «Что делать?» Хороший русский вопрос, который задают все пациенты. Важен контекст. Если она «всё» знает, то ей важно мне об этом сообщить, – не чтобы я увидел и сообщил ей. Если я увижу её сложности и сообщу ей о них – я увижу её неполноценность и нанесу удар по её Самости. Когда же она мне расскажет о сложностях, когда я это выдержу – я стану безопасным, полезным, надёжным… Вот о чём обучение психоаналитиков. Один хорошо знакомый мне аналитик раз выдал очень нехорошую вещь: «Когда очень хочется интерпретировать – важно вовремя засунуть свой язык в свой зад». Оч-чень грубо, но очень правильно. Вот классическая ситуация: пациент знает, о чём он говорит, и вы знаете, о чём он говорит, – и вы повторяете ему то, что он знает, и о чём он говорит. Внимание! – повторение может выглядеть нападением, нападением на знания пациента, – будто вы хотите отобрать у пациента его знания и жаждите присвоить их себе. Уже не он узнал, это вы ему сказали. Вы обокрали его. И вы имеете силу и власть – обкрадывать. Растёт зависть, далее – чувство ущемлённости, уязвлённости.
