где-то там, снаружи, такое-то количество фотонов, такие-то колебания воздушных масс, такие-то химические вещества, такое-то физическое усилие прикладывается к чему-то, что вроде как имеет к вам какое-то отношение.
Какие выводы вы можете из этого шума сигналов сделать?
Ответ вовсе не так очевиден, как может показаться на первый взгляд.
Если бы мы задали этот вопрос убеждённому бихевиористу первой половины прошлого века, то он, и не без основания, дал бы нам такой ответ: получаемая информация связывается с ответной реакций по принципу рефлекса, руководствуясь положительными или отрицательными подкреплениями.
Проще говоря, был сигнал, мозг как-то на него отреагировал, движимый своими потребностями, и в зависимости от результата возникает та или иная условная связь между стимулом и реакцией.
То есть предполагалось, что мы, по сути, постепенно программируем свой мозг — создаём те или иные связи между нейронами, «рефлекторные дуги» (рис. 55).
В общем, всё это выглядит очень понятно и доходчиво. Но есть одна проблема… А как мозг понимает, что вообще что-то является стимулом?
Он же постоянно находится в этом шуме падающих на его рецепторный аппарат раздражителей. Постоянно.
Рис. 55. Классическая схема рефлекторной дуги: стимул поступает на внешний рецептор (чувствительное звено), информация обрабатывается в мозге (центральное звено), и происходит ответная реакция (двигательное звено).
Различать какие-то колебания интенсивности? Хорошо, допустим, так. Но далеко не всегда тот стимул, который на вас воздействует, более интенсивен, чем окружающая его обстановка.
Как мы узнаём знакомого в толпе? Как слышим собственное имя, негромко произнесённое на шумной вечеринке? Наконец, почему я не вздрагиваю каждый раз от боя моих антикварных часов? Готов поклясться, что последние пару часов они молчали! Но это не так — они идут прекрасно и, не сомневаюсь, должны были отбить положенные им удары, но я просто их бой проигнорировал.
Итак, всё чуть сложнее, чем представляли себе бихевиористы. И опрокинул их подход весьма и весьма нехитрый эксперимент, поставленный выдающимся, без всяких преувеличений психологом, одним из основателей гештальтпсихологии Вольфгангом Кёлером62.
Суть эксперимента такова.
Первая фаза: берём курицу — самую обычную, живую — и обучаем её реагировать на два вида серого цвета — более и менее светлый.
Обучаем без всяких хитростей: клюёт по светло-серому — даём корм, клюёт по тёмно-серому— не даём.
А потом переходим ко второй фазе нашего исследования — меняем цвета: оставляем светло-серый из первой фазы, а вместо тёмно-серого даём птице совсем светлый (рис. 56).
Рис. 56. Два этапа эксперимента В. Кёлера: А — формирование условного рефлекса, В — проверочный тест.
Ну, теперь задача на сообразительность…
У птицы сформирован условный рефлекс на определённый оттенок серого (на светло-серый из первой фазы эксперимента), теперь мы предъявляем ей тот же самый цвет, но уже в другом, так скажем, антураже — совместно с ещё более бледным серым цветом.
На какой цвет будет реагировать курица теперь?
Если вы закоренелый бихевиорист прошлого века, вы должны (я подчёркиваю — должны!) сказать, что на тот же цвет, что и в первой фазе эксперимента. Ведь сигнал тот же, и именно на него нами вроде как была сформирована условно-рефлекторная связь.
Но правда в том, что курица Кёлера не так уж проста, как может показаться на первый взгляд: во второй фазе эксперимента она реагировала не на тот цвет, который должен был выучить её мозг, а на тот цвет, который был светлее его.
То есть курица не просто запомнила определённый цвет (кажется, что она его и не запоминала вовсе), она запомнила отношение двух цветов друг к другу. По сути, вывела правило — мол, если тебе предлагают выбирать между чем-то тёмным и светлым, всегда выбирай то, что светлее.
Как вы понимаете, не зря Вольфганг Кёлер является одним из основателей гештальтпсихологии, потому что речь идёт именно о феномене гештальта: фигура (объект) определяется фоном (окружением), равно как и наоборот.
То есть мозг воспринимает ситуацию как некое целое, которое образовано какими-то отношениями, — гештальты, состоящие из отношений фигуры и фона.
И хотя это не противоречит условно-рефлекторной теории напрямую, это значительно её усложняет. О чём, собственно, и говорит понятие «динамического стереотипа», который ввёл Иван Петрович Павлов в рамках своего учения уже после того, как описал «условный рефлекс».
Речь у него, по сути, идёт о том же — об отношении элементов в стимульном поле, которое и определяет, какая из механик (ответных реакций) будет реализована живым существом.
То есть это программирование, конечно, но реакция животного — это реакция на отношения между его собственными внутренними «программами», а не просто «запрограммированная реакция».
Павлов это понял, а вот американские бихевиористы, заправлявшие тогда психологической наукой в США, — нет. Поэтому, когда выдающаяся гештальтистская четвёрка — Макс Вертгеймер, Курт Коффка, Вольфганг Кёлер и Курт Левин — эмигрировала туда из охваченной фашизмом Европы, развитие гештальтпсихологии прервалось на самом, можно сказать, взлёте.
Конечно, было бы неправильно отождествлять «принцип выявления отношения» с понятием «гештальта», поскольку последний связан лишь с феноменом восприятия, тогда как «принцип выявления отношения» является универсальным для всей работы мозга.
Но он, конечно, очень иллюстративен. В качестве примера таких «негештальтистских» гештальтов можем рассмотреть такие:
социальные роли, которые мы незаметно для самих себя отыгрываем, когда встречаемся с теми или иными людьми — роль, например, сына или дочери в отношениях с родителями, роль руководителя в присутствии подчинённых, роль покупателя в отношениях с продавцом на кассе, — всё это разные способы нашего поведения (мы выглядим по-разному, говорим по-разному, даже думаем по-разному в зависимости от социальной ситуации),
• лингвистические «гештальты» — начиная с того, что приставка «не» способна изменить смысл предложения на противоположный, заканчивая тем, что какие-то слова в принципе имеют разные значения (например, «коса» — о причёске, о рабочем инструменте), а многие используются в качестве метафоры (например, «гроза» как погодное явление и как «гроза всех преступников»),
эстетика и дизайн — например, в архитектуре выделяют понятие стиля (классический, готический, барокко и т. д.), каждый стиль представляет собой определённое сочетание определённых элементов, и хотя различия очевидны, мы воспринимаем каждый стиль как по-своему красивый; впрочем, возможно также и смешение стилей — тогда в одном случае мы получим красивое и назовём это «эклектикой», в другом — некрасивое и определим его как «дурной вкус» или даже «пошлость».
Но опять-таки это лишь наглядные примеры «принципа выявления отношений», которые можно выразить понятиями «уместности», «синтонности»: разные ситуации пробуждают в нас разные, так скажем, фигуры.
Мозг словно бы специально пытается, соотнося элементы ситуации друг с другом, достичь какой-то особой
