Даже те владельцы, которые решают усыпить своих животных, нуждаются в подтверждении правильности своего решения. Что сделано, то сделано. Это уже не исправить. Никто не может быть спокоен после такого решения, самое большее, на что мы можем уповать, – так это уверенность в том, что это был верный выбор. Мы также можем получить подтверждение правильности такого решения в том, что существует огромное количество свидетельств того, что животные боятся опасности или могут ожидать боли, но, насколько я могу судить, они не боятся смерти как абстрактного концепта. Их ощущения во время эвтаназии могут слегка отличаться от ощущения общей анестезии. Единственное, чем одно отличается от другого, – это то, что после одного они проснутся, а после другого – нет. Следовательно, правильным логическим подходом будет тщательно обсудить такое решение с хозяевами и помочь им утвердиться в правильности их действий. Они вам потом еще скажут спасибо за такой разговор.
Я обнаружил, что для большинства людей служит утешением, когда им говорят, что они дали своим питомцам самую хорошую жизнь. Понятно, что такая жизнь, может, и не отвечала утопическим идеалам, так и у нас самих жизнь далека от идеала. Жить сложно. У каждого из нас есть склонность к эгоизму, лени и ко всем прочим грехам. И тем не менее люди в большинстве своем стараются жить правильно. И в то же самое время, если я помру, мне бы хотелось, чтобы люди вспоминали обо мне с любовью, помянули меня добрым словом, выпили за упокой моей души и продолжили жить своей жизнью. Мне хочется думать, что наши четвероногие друзья хотели бы того же. Не думаю, что ваш питомец желал бы вам страданий от всепоглощающей вины и постоянного горя.
Скажу так: мы обязаны дать своим питомцам по возможности самую лучшую жизнь. Но, когда придет время, мы обязаны проявить к ним доброту в самый последний раз. То есть взвесить качество их жизни безэмоционально и объективно, насколько это возможно. Если то, как они живут, трудно назвать жизнью, то наш долг – сделать их переход в мир иной как можно легче и безболезненнее. Я атеист и никогда не сталкивался с доказательствами того, что есть что-то после того, как угаснет наше сознание, и я нахожу существование нашего мира несовместимым с замыслом доброжелательного божества. Однако было бы ошибкой полагать, что мне бы не хотелось удостовериться в обратном. Я надеюсь, что после смерти мы попадем в такое место, где вновь встречаемся со своими любимыми, где больные выздоравливают, где искалеченные тела восстанавливаются, и искренне надеюсь, что там найдется место для наших четвероногих друзей. Многие люди теряют своих питомцев и заводят новых. И всем им потребуется больше человеческой доброты и профессиональной заботы.
Глава 23. Ветврачи
Я всю жизнь работаю в ветеринарной медицине, практикую первую ветеринарную помощь то в одной, то в другой клинике – как говорится, мастер на все руки. И всегда мне было интересно, какой жизнью живут те, кто заботится и лечит всех этих домашних питомцев, четвероногих друзей семьи, помощников в хозяйстве и даже тех, кто пойдет на котлеты. Я много об этом думал. Если бы меня попросили дать определение или формулу, которая бы описала один день из жизни среднестатистического ветврача общей практики, то я определил бы это так: скоростное принятие решений в сложных условиях при неполноте данных и ограниченном бюджете.
Во многих профессиях наличествуют эти элементы, но не везде они присутствуют все вместе одновременно. В NASA тоже надо принимать скоростные решения в сложной обстановке, но у них бюджет свыше 20 миллиардов долларов; и никто не требует от астронавтов скидываться на космическое топливо для возврата на Землю. Реалии ветеринарной практики сильно отличаются от того, что представляют себе обычные люди, думая о нашей работе. То же самое можно сказать и о многих других профессиях, но я уверен, что разрыв между тем, что себе воображают, и тем, и с чем реально приходится иметь дело, очень велик именно в нашей профессии. Я работал на разные работах, так что знаю, о чем говорю. Давайте обсудим некоторые детали и дихотомии.
Кто такие ветврачи?
Конкурс на места в ветеринарных колледжах высок. Это означает, что каждый, кто получил место, должен быть хорошо подготовленным и образованным абитуриентом. В ветколледжах ценят практический опыт; мне кажется, что я лет с 12 стал интересоваться ветеринарией и бегал в нашу местную ветклинику, чтобы поучиться. Чтобы попасть в колледж, кандидаты должны иметь сильную мотивацию, а также отвечать высоким стандартам. У таких молодых людей обычно есть множество других интересов, и они могут поступить на любую другую специальность, так почему же они выбирают ветеринарию?
Большинство из них ответят, что они любили животных с детства. Также отметят, что их всегда интересовал мир природы. Любой, кто в детстве насмотрелся документальных фильмов о дикой природе, мечтал сам оказаться где-нибудь в джунглях и стать другом для осиротившего орангутанга или спасти раненую газель.
Однако, помимо прочих факторов, степень помощи животным ограничивается нашими знаниями. Если какие-то травмы и повреждения можно наблюдать невооруженным глазом, то большинство болезней, как человеческих, так и звериных, скрыто внутри тела. Знание о комплексных и взаимозависимых системах являются ключом к диагностированию и лечению заболевания. Среди клиентов бытует заблуждение, что если у бедного животного «просто взять» кровь на анализ, поместить его в медицинский анализатор как в фильме «Стартрек», нажать на кнопку, то он пошумит-поскрипит и выдаст готовый ответ на все вопросы вместе с решением проблемы. К сожалению, такой технологии еще нет. Что ветврач реально может увидеть из анализа крови, так это список параметров. Их нужно потом поместить в контекст. Дальнейшим шагом может быть назначение других анализов, терапии и лекарств, хирургическое вмешательство и даже эвтаназия. Постановка диагноза и назначение протокола лечения требуют сбора информации, логической дедукции и рационального принятия решения. Такое обычно по душе людям, любящим решать сложные задачи.
Мы сказали, кто может стать ветврачом и почему они идут на это. А теперь, чтобы получить целостную картину, давайте коснемся некоторых реалий самой профессии.
Эмпатия к животным у большинства ветврачей, как и у большинства людей, заслуживает похвал. Однако она же может стать и тяжелейшим бременем. Ужасно видеть, как твой домашний любимец или же целое стадо страдает и мучается от боли. Боль и причиняемое ею страдание, вероятно, являются самым сильным предметом озабоченности для владельцев животных. Зачастую именно поэтому многие соглашаются на эвтаназию для своих питомцев. В предыдущих главах я рассказывал лишь о нескольких из многих ситуаций, когда приходилось прибегать к усыплению: либо невыносимая боль, чудовищная травма, либо эмоционально выматывающие обстоятельства вынуждали это делать. Если хозяева домашних питомцев сталкиваются с таким выбором изредка, то в ветклиниках такие ситуации становятся повседневностью: ветврачи делают такой выбор если не ежечасно, то почти каждый день. У меня были моменты, еще по молодости, когда ночью я не мог спать, а днем не мог справиться с эмоциональным напряжением из-за такого стресса. Мог ли я еще что-то сделать? Был ли я прав? Может, мне надо было еще дольше полечить, задержаться после смены, поработать бесплатно? Кто же откажется работать без обеда и допоздна, ухаживая за животным, почти без оплаты или вовсе задаром? Кто этот монстр, который скажет «нет»? Вопрос ведь в паре сверхурочных, подумаешь, пропустил обед или ужин, ну одну ночь не поспал, ну не заплатили пару фунтов. Можно приводить множество примеров, и всегда будут какие-то отдельные особые случаи. И каждый раз ветврач спрашивает себя: а что если и в этот раз особый случай?
Несколько лет назад я забрался на вершину Макалу – пятый по высоте в мире восьмитысячник – 8485 метров. Наша группа пыталась взойти на вершину по новому маршруту по юго-восточному склону. Когда группа вернулась в лагерь 1, стало понятно, что с нами нет Тони, члена команды. Он мог сорваться и разбиться насмерть. Падающие камни могли повредить снаряжение, веревка могла оборваться или он сам просто сорвался в пропасть. Он мог получить травму и сейчас болтался где-то там на скале и ждал подмогу. Ему могло стать плохо на высоте или же он просто утомился и где-то застрял по дороге. Тони вполне мог уже погибнуть, но если он еще жив, то ждал помощи, и мы должны срочно идти и спасать его. Любая спасательная операция означает дополнительный риск и тяжелый труд. Два других скалолаза – руководитель экспедиции и мой коллега-врач – к тому моменту уже выдохлись после 12-часового перехода с грузом в разреженной атмосфере высокогорья. Они были не в состоянии идти назад, просто не могли физически. Может показаться жестоким, что они не пошли назад, но это не так. Если со спасателем что-то произойдет, то никакого спасения не состоится. Я бы в одиночку не смог вытащить Тони. К счастью, на базу тут вернулся еще один мой приятель, Сиджей. Как и все мы, он провел долгий день в переходе. Но, когда я рассказал ему вкратце, что случилось, по глазам было видно, что он готов идти спасать. Мы быстро отправились назад в темноте, с трудом проходя тот же путь, дышать было трудно, так как на высоте мало кислорода, но мы упорно шли, надеясь найти Тони живым. Если с одним из нас что-то произойдет, станет плохо, оступится, поранится, то нам уже никто не поможет. Вряд ли вертолет поднимется на такую высоту. Да и точно в темноте никакой вертолет не полетит, а если и полетит, то склон был такой крутой, что никакой пользы от него бы не было. Шерпы могут добраться до нас лишь на следующее утро. Мы вдвоем смогли бы вытащить Тони, но по одиночке никто бы из нас не справился. Тяжелый восьмичасовой переход нормальным шагом занял шесть часов на максимальной скорости. Когда мы добрались до конца зафиксированных канатов, показался лагерь 1. Следов Тони не было. Либо он в лагере, либо его уже там нет. При свете фонаря на шлеме я увидел зеленый нейлоновый тент.
