серовато-серебряного цвета.
Текст этой книги был разделен на две части. Первая часть содержала рассказ о голодающем художнике по фамилии Стюртевент, который потерпел крах и потерял абсолютно все, но его жизнь внезапно изменилась к лучшему, после того как он купил за три цента старый альбом для наклеивания вырезок и нашел в нем то, что сам °н назвал «волшебной историей», написанной неизвестным автором. Стюртевент пересказывал иш давал почитать эту историю многим своим друзьям, которые все как °Дин извлекли из этого пользу. Он также послах ее одно-приятелю, который знал о ней .лишь понаслышке, с
тем чтобы тот мог без помех прочесть историю, что называется, в конфиденциальном порядке.
Вот что сообщил в этой связи друг Стюртевента:
«Я изучил данную книгу без каких-либо трудностей. Это было чудное, в чем-то даже эксцентричное сочинение, явно самодельное, завернутое, как и говорил Стюртевент, в кусок сыромятной кожи и переплетенное как бы кожаными ремешками. Страницы представляли собой довольно странное сочетание необычной желтой бумаги вроде оберточной, дорогой веленевой бумаги и пергамента — опять же самодельного. Сама история была замысловато напечатана на пергаменте.
Это выглядело своеобразно и странно. Очевидно, печатник набирал текст под наблюдением автора. Фразеология представляла собой необычную комбинацию манерностей, присущих семнадцатому и восемнадцатому столетиям, а вставки, выполненные курсивом и прописными буквами, не могли возникнуть ни в какой другой голове, кроме как у самого автора этого непривычного сочинения».
«При воспроизведении нижеследующей истории, — писал далее друг Стюртевента, — все эти специфичные особенности шрифтов, правописания, стиля и т. д. устранены, но в других отношениях, особенно в своей сути и смысле, она не претерпела изменений».
Данная лекция, представляющая собой вторую часть той «Волшебной истории», которую на самом деле поведал миру Фредерик Ван Ренсселер Дей, содержит полный текст того, что было напечатано на страницах, изготовленных из самодельного пергамента. Несомненно, эти слова окажут на вас такое же впечатление, как и на Стюртевента...
оелику на основе своего обильного опыта я смог вывести один
большой секрет успеха для всяческих мирских свершений чело
века, мне мыслится, что ныне, когда дни мои уже почти исчислены, я поступлю умно, передав поколениям, которые должны прийти на смену мне, блага того многознания, которым владею. Не стану произносить оправданий ни за манеру выражения моих раздумий, ни за отсутствие в сиих выражениях хотя бы малых литературных достоинств, тем паче что последний из этих изъянов, коль я верно разумею, сам же и является собственным обелением. Моей планидой были инструменты куда более тяжкие, нежели гусиное перо, а вдобавок к тому ж бремя лет изрядно ослабило мою руку и мозг. Однако факт таков, что мне есть о чем рассказать и я еще смыслю, где у ореха скорлупа, а где ядро. Да разве так уж важно, каким манером была расколочена пустопорожняя оболочка этого ореха, коль ядро его удастся благополучно извлечь из середки и предоставить людям на их прок? Мне ведомо, что в своем повествовании я не премину использовать разные речения, которые удержались у меня в памяти с детских времен, ибо когда человеки достигают того числа годов, каковые насчитываю ноне я, то дела юности и дней минувших видятся им куда более явственно, нежели события времен новейших; и притом нимало не имеет такого уж особливого значения, каким таким манером выражена дума людская, буде она здрава да пользительна и находит для себя разумение у читающих.
Долго и неотступно ломал я голову и утомлял мозги свои хилые над вопросом, как же это мне получше да попонятнее живописать рецепт дтя достижения успеха, что я открыл, и показалось мне желательным изложить его той же методой, каковой он пришел ко мне. Иными словами, вели я поведаю чередой да пояском свое в некотором роде жизнеописание, то из него куда как внятно воспоследуют указания, как надлежит совокупить разные субстанции и чем все это сдобрить, дабы образовать желанное блюдо. Пусть так оно и содеегся. Тогда люди, кому выпадет явиться на свет спустя многие поколения опосля моего обращения во прах, будут жить и использовать плоды моего опытного многомудрия, благословляя меня за слова, что я пишу ныне.
Итак, отец мой был н ту пору заправским мореходцем, который, прочем, довольно-таки рано забросил свое занятие и осел на суше, Устроивши плантацию в колонии под названием Виргиния, где через сколько-то годов после того народился на рвет я, каковое событие произошло в 1642 году, а было то уже более сотни лет назад. Едва ли не само-
лучшим .ц-яинем батюшки моего было то. что он шхлунлч.чги vr ,
IM'1,1 MUCH МЯТуШКИ, Я ОМИ криком СМ> кричал.; {['. и.,.. , ,,
к|к»дс ней» учптмл и сделаться обрати?лнным. ас.и- * ■ . LJ. _ ^
«кобснных НЫННН V НСП» не имелось, а ТО ao*'jptrj !f - ГДг
кан и мигни «нал, он. клк я уже говорил. fieri особенных t-.
iiiI ic.MiiKi виргинскую. .Ддгоь и 6ej>cT г»»' начало n ; » ■ ■ ,k tr
надлежит veiuHiri.
Чг.ипч'нц in■ ikhi.wain лак[)ыпать ,шяа.М на .?**»«» '■ ч.я, tiw
были, мчим бы и шик- чалма*тати, которую он ь/s ■:» ч »
* “ 1
aim. памятуя, что тысяча а^м-щанаи будущих пи-/*
Ciitjirr 41-м припая рука и цчипи-ньи с одним пи1тяяны.м а -*у Орка там.
Когда и достигнут ;(1т яп1 к ., дина моей бс.итон мл глтин ,1Т,1СТ ми|) иной, а дна года спустя ы нею иоснослсдонаи и мои .г "‘юпныи и*, и.. Л же. будучи их едннечиенным отпрыском и побуждением. Ш7ги.1 бел всякой ]н>днн. один, аки ие|нт. Однако же. шч-лику у нашей ф*чны, были друзы!. it) они какое-то ujh-мя пеклись обо мне. to п и, ирсд-юл**, мне обитель под сноси крышей, чем и я поспал изонален. пробывши ■, , k не бинго пяти мголцен. (>i состояния моего батюшки мне не .устаю,, |К)нпым счетом ничего, но по мере того как с годами ко мне прим ели.» нобиле м> д|Н1Сги. я удостоверился, что именно тот его дрт -приятель. .. и чьем крышей я влачил довольно-таки плачевное сущсствоваии>- i точение упомянутого к|кггкого в|Ч’менн, нагло провел его, а потом-. *
