На стене, над классной доской, висит портрет Владимира Ильича Ленина. Он по-доброму смотрит на ребят, улыбается.
В класс входит учительница, Ксения Герасимовна. Она обращается к классу:
— У вас, дети, сегодня большой праздник! Вы пошли в школу, — тихо говорит она. — Теперь вы — ученики. В нелёгкую пору наступил этот праздник. Идёт война — великая, народная война. Старшие братья и отцы бьются на фронте с врагом, защищают Родину. Фронт близко от наших мест — всё может случиться, всё может произойти… Но вы должны хорошо учиться! Это тоже помощь фронту.
Когда ребята возвращались из школы, они увидели, как низко-низко над селом летели два самолёта.
Один то и дело валился на крыло и, казалось, вот-вот соско льзнёт и врежется в землю, а другой — кружил над ним, то взмы вал резко вверх, то снова устремлялся вниз, словно о чём-то просил товарища…
Девчонки подняли визг и бросились врассыпную, а мальчишки сразу определили: наши! Истребители!
— Гляди! Подбили его! Подбили! Не долетит!
Подбитый истребитель, то тарахтя мотором, то затихая, ми новал дома Клушино, начал быстро снижаться.
— Упадёт! Ой, упадёт! — закричал кто-то из ребят. Самолёт пролетел над холмами и упал где-то за селом. Ребята что есть духу пустились бежать.
В небольшой лощинке истребитель уткнулся переломанным крылом в землю, высоко задрав хвост.
Лётчик, припадая на раненую ногу, шёл к редкому березняку. Видно, хотел там спрятаться.
Заметив ребят, лётчик остановился.
— Это ваша деревня? — спросил он.
— Наша! Клушино! — закричали ребятишки.
В это время с рёвом пронёсся второй истребитель. Лётчик вскочил.
— Вернулся! Вернулся, браток! Да зачем? Зачем?
Но истребитель сделал круг и плавно пошёл на посадку. Ещё немного — и, подпрыгивая на кочках, он уже подруливал к сбе жавшейся ребятне и лётчику.
Боевые друзья крепко обнялись.
— Телефон-то у вас в деревне есть? — спросил у ребят при летевший за товарищем лётчик.
— Телефон-то есть! Да он какой день не работает! Тут до Гжатска всего десять вёрст. Мы туда пешком ходим!
Лётчик засмеялся.
— Нам не до Гжатска надо. На аэродром! А до него все сто вёрст наберутся!
— Сто!? — ахнули ребята.
— Вот что, — подумав, сказал лётчик. — Несите-ка вёдра.
Ребята сбегали в деревню, принесли вёдра. И работа закипела. Лётчики открыли баки упавшего самолёта, и мальчики перетаска ли вёдрами бензин в другой самолёт.
Лётчики пожали каждому руку.
— Спасибо вам, орлы! Быть вам всем пилотами! Смелый вы и хороший народ. А мы ещё дадим фрицам жару! Такого, что вовек не забудут!
Потом они забрались в кабину. Истребитель долго бежал по полю, и ребята отчаянно переживали: а вдруг не сможет под няться? Но истребитель взлетел. Набрав высоту, покачал на про щанье крыльями и скрылся из глаз.
Гитлеровцы вошли в их село ранним утром.
Вначале со страшным треском промчались мотоциклисты. На ходу обстреляли притихшие улицы. Потом, сотрясая грохотом стёкла окон, проехали танки.
Въехала колонна автомашин.
С гоготом фашистские солдаты облепили колодцы, кинулись по дворам. Защёлкали выстрелы. Постреляли собак, кур, гусей.
Целый день через Клушино проходили немецкие части. Одна из них стала в деревне.
Гагарины сидели на кухне. Накануне решили уходить. Анна Тимофеевна собрала тёплые вещи, связала в узлы, но заболел Алексей Иванович. Идти было нельзя.
Сейчас отец поднялся. Был бледен, пальцы едва заметно вздрагивали. Зоя и Валентин не отводили от него испуганных глаз.
Скоро затопали сапоги у крыльца. Послышался громкий чужой говор. Лязгая оружием, солдаты вошли в дом. Один заглянул на кухню, шутя нацелил автомат:
— Партизанен? Наин? Пуфф, пуфф! — загоготал он и ушёл в горницу.
В доме стоял такой треск, точно его крушили ломами. Солдаты лезли в сундук, в шкаф, рылись в вещах. Тащили всё, что им попадалось на глаза.
Пришёл опять тот солдат.
— Ам, ам… Ферштейн? Понятно? Млеко… Яйки… Ам, ам! Быстро, быстро! Шнель!
Анна Тимофеевна не поняла. — Чего это он?
— Не знаешь чего? — усмехнулся Алексей Иванович. — Жрать требуют. — И поморщился брезгливо: — Да дай ты им…
А солдат всё что-то лопотал по-своему, тыкал пальцем в грудь Алексея Ивановича. Потом отчего-то разозлился и вытолкал всех во двор. Наверное, ему не понравилась усмешка Алексея Ивано вича.
Во дворе тоже хозяйничали гитлеровцы. Сломали забор, за гнали грузовик. Командовал всем толстый ефрейтор с красной шеей.
Устроились ночевать Гагарины на огороде, в копешке сена. Ночью зарядил холодный осенний дождь.
Отец принёс лопаты, позвал Валентина.
— Будем рыть землянку. Не погибать же!
Солдаты менялись в доме Гагариных — одни уезжали, другие приезжали. А толстый ефрейтор пробыл долго. Звали его Аль берт. Был он механик, заряжал аккумуляторы для автомобилей. Юре запомнился он крепко.
Ударили первые морозы. Сыпала снежная жёсткая крупа.
Юра и Бориска чаще всего копались на огороде, искали прошлогоднюю картошку. Подступал голод. Все запасы, которые были в доме, гитлеровцы забрали.
Как-то Борис подошёл поближе к мастерской Альберта. Там горела лампочка, гудел мотор-движок, лежали всякие инструмен ты. Бориске это в диковинку!
Толстый Альберт оглянулся, увидел мальчика. Вдруг шагнул к Бориске, схватил за воротник кожушка, поднял и зацепил шарфом за сучок яблони.
Бориска повис. Закричал тоненько, задрыгал ногами и ру ками.
Юра был на огороде. Поднял голову и — обмер. Хочет крик нуть — и не может. Голос потерял.
А толстый Альберт расставил ноги, упёр руки в бока и хохо чет.
Бориска уже задыхается. Лицо посинело..
Из землянки выбежала на крик и шум Анна Тимофеевна, кинулась к сыну. А Альберт не пускает. Выхватил пистолет из кобуры, глаза выпучил. Грозит.
На их счастье вошёл во двор какой-то офицер. Что-то сказал Альберту. Тот вытянулся, щёлкнул каблуками, побежал выполнять поручение. На Бориску офицер даже не взглянул.
Анна Тимофеевна подхватила сына и бегом в землянку. Там еле отходили Бориску.
— Изверг! Душегуб проклятый! Погодите, придёт Красная Армия, отольются наши слёзы!..
— Не плачь, Бориска, — шепчет брату Юра. — Мы ему ото мстим! Вот увидишь! Не плачь.
Как-то вечером прокрались ребята к мастерской и насыпали в выхлопную трубу песка, трухи всякой, натолкали бумаг, тря пок.
Утром Альберт стал заводить свой движок, а он чихает, фыркает, никак не заводится.
Застопорилась у немца работа. Один посыльный прибежал, другой.
Начальник явился, кричит, перчатками по щекам отстегал. Толстый Альберт мечется возле мотора, всклокоченный весь, пот ручьями льёт, а в чём дело, понять не может.
…Ещё два долгих года жили Гагарины в оккупации. Тяжело было. Фашисты зверствовали. Но потом Красная Армия перешла в наступление и освободила Клушино.
Учиться Юре довелось уже после ухода немцев. Тогда семья переехала в Гжатск.
Анна Тимофеевна подобрала из старой одежды и сшила Юре штанишки и курточку. И отвела их с Бориской в школу. Юра пошёл в третий класс, а Бориска во второй.
Город был сильно разрушен. Все каменные здания фашисты взорвали.
Школа располагалась в двух деревянных домиках.
Писали ребята на старых газетах. Настоящих школьных тетра дей у них не было. Потом кто-то принёс выцветшие обои. Их разрезали и сшили тетради.
Снова во дворе запахло свежей стружкой. Отец достал инс трумент, заточил топор, пилу. Надумал Алексей Иванович избуш ку из Клушина перевезти.
Потянуло и Юру мастерить.
Что бы ему такое сделать? И вдруг глаза блеснули. Самолёт! Точно такой, как упал у них в Клушине. Не забыл Юра тех лётчиков… А как самолёт делать?
Взял Юра одну палку, вырезал паз. Поперёк наложил другую палку — это будут крылья. А сзади — покороче брусок прила дил.
Знатный самолёт получился.
Первый космонавт Земли — пионер космоса — был пионером, как миллионы ребят страны Советов.Принёс его в школу. Сбежались ребятишки.
— Где, — спрашивают, — взял?
— Сам сделал! — гордо ответил Юра.
— А он полетит? — спрашивают ребята.
— Ещё как! Надо только с высокого места пустить.
Пошли на второй этаж. Открыли окно. Юра разбежался, выкинул самолёт. Тот нырнул вниз, затрещал по веткам акации… Внизу чей-то сердитый мужской голос закричал:
— Ах, негодники! Палки бросать?!
Ребятишки кинулись врассыпную. Только вбежали в класс, входит завуч школы. А с нею какой-то дядька, и в руках у него Юрин самолёт.
