Божества древних славян - Александр Сергеевич Фаминцын

язычества, также зарывали обыкновенно кости жертвенных животных, дабы они не сделались добычей зверей и тем не подверглись осквернению. — Что же касается неумеренности за праздничным пиром, то до настоящего времени словаки в годовой зимний (рождественский) праздник считают необходимым за обрядной трапезой наедаться до изнеможения, или, как они выражаются, «do rozpuku», вследствии чего и самый св. вечер получил у них, на народном языке, название «обжорного». (Sbor. Mat. Slov. 167.) — Малоруссы при том же случае считают долгом насыщаться взваром и кутьей до крайней возможности, последствием чего обыкновенно бывает боль в животе. (Терещенко. Быт русского народа. VII, 63.) — Народы литовские, как увидим ниже, за обрядной трапезой наедались «до рвоты».

Vita. S. Ott. II, 14.

Vita. S. Ott. III, 4.

См. у Котляровского. Сказ. об Отт. 60.

Hist. eccl. II, 18

Chron. I, 83.

Hist. Dan. 825. — К жертвенным обрядам следует отнести и характерный обычай лютичей, упоминаемый Титмаром: «При заключении мира, — говорит он, — лютичи отрезают у себя волосы с макушки и передают их другой, договаривающейся с ними стороне, правой рукой, вместе с пучком травы» (Chron. VI, 18). Замечательно, что, по свидетельству Геродота, сходным образом чествовались на острове Делосе умершие гиперборейские девы: местные девушки и юноши, в виде чествования умерших дев, приносили на могилу свои волосы, намотанные на прялки (девушки) или на какое-либо растение (юноши). (IV, 34). — Бельский рассказывает, что чехи в 734 году, оплакивая смерть Любуши, бросали в возженный у ее могилы огонь обрезанные волосы и ногти (M. Bielski. Kron. ws. sw. L. 220). — До сего времени в Черногории матери и сестры умершего отрезают свои косы и кладут их в могилу вместе с дорогим покойником. (Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу I, 117.)

Штритер. Изв. Виз. ист. III, 39.

Срезневский. О языческом богослужении древних славян, 21.

ПСРЛ I, 34.

Костомаров. Памятники старинной русской литературы. I, 235.

Сага Олаф. Тригвес. Рус. Ист. Сбор. IV, 47.

Доп. к акт. ист. I, 27–28.

Сахаров. Сказ. р. нар. II, VII, 22.

Этн. Сбор. V, 68–72.

Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу III, 770–771.

Тр: Яросл. ст. ком. V, 160.

Сахаров. Сказ. р. нар. II, VII, 21. — Терещенко. Быт русского народа. VI, 11–12.

Тихонравов. Лет. р. лит. IV, 3: 89, 92, 93.

Перм. Сбор. II, 30.

Гаркави. Сказ. мусульм. 269.

ПСРЛ I, 35.

Чт. Об. ист. и др. 1848. VII, II, 32.

Костомаров. Бунт. Ст. Раз. 94.

К. Данилов. Др. р. ст. 235.

Чт. Об. ист. и др. 1848. VII. II, 32.

Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу II, 259; III, 424. — Абевега р. суев. 152.

ПСРЛ I, 35.

К. Данилов. Др. р. ст. 234.

Абевега р. суев. 153. — Сахаров. Сказ. р. нар. I, II, 67.

Костомаров. Слав. миф. 97. — Совершенно сходный святочный обычай встречается и у южных славян. Так, в Герцеговине, на рождественский праздник, берут двое «чесницу» (хлеб) и ставят между собою. Один спрашивает другого: «Виден ли я из-за хлеба?» Другой отвечает: «Немного виден». Тогда первый говорит: «Нынче немного, пусть же в будущем году совсем не буду виден». (Караџuћ. Срп. рjечн. 356.) — Тот же мотив повторяется и в болгарском рассказе. Пришел поп в село за получением обычного праздничного сбора с поселян съестных продуктов. Сложив свою добычу в кучу, он скрылся за нее и спросил:. «Видите ли меня, селяне?» — «Видим тебя, видим», — сказали селяне. — «Дай Бог, чтоб в будущем году не видели!» — воскликнул поп. (Чолаков. Болгар, н. сб. 133.).

Сахаров. Сказ. р. нар. II, VII, 13.

Сахаров. Сказ. р. нар. I, III, 16.

Терещенко. Быт. р. нар. V, 34–35.

Петрушевич. Общер. днев. 61.

Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу I, 187; II, 253–254, 258.

Филарет. Обз. дух. лит. I, 17.

ПСРЛ I, 6.

Тихонравов. Лет. р. лит. IV. 3: 90, 94.

Доп. к акт. ист. I, 18.

Duncker. G. d. Alt. Ill, 29. Величайшая масса света проявлялась в том блаженном саду, у горы богов (т. е. на небе), куда, по верованию иранцев, когда кончился золотой век, удалился Иима (индийский Иама), где одновременно светили солнце, луна и звезды, где царил вечный свет и никогда не наступало мрака. Может быть, воспоминание об этом светлом жилище Иимы сохранилось в наших колядках, где очень часто, в форме, сделавшейся почти стереотипною, говорится о тереме, в который через три его окошечка в одно и тоже время светят солнце, луна и звезды.

Vend. I, 9, 10, 12.

We1сker. Gr. Götterl. I, 135.