Также в Епископстве названного города, возле дверей сакристии, он изобразил св. Марию Магдалину, а для сообщества Нунциаты сделал хоругвь для процессий. В Санта Мариа делле Грацие за городом на торцовой стене монастырского двора изображен в кресле, написанном в перспективе, св. Донат в папском облачении и в окружении нескольких ангелочков, а в Сан Бернардо, монастыре Монте Оливето, высоко на стене в нише – св. Винченций, который художниками ценится весьма высоко. В Сарджано, близ Ареццо, в монастыре францисканцев-цокколантов он написал в одной из капелл прекраснейшего Христа, молящегося ночью в саду.
Он выполнил также и в Перудже много произведений, которые можно видеть в этом городе, как, например, в церкви монахинь св. Антония Падуанского на доске темперой – Богоматерь с младенцем на коленях и с предстоящими св. Франциском, св. Елизаветой, св. Иоанном Крестителем и св. Антонием Падуанским, наверху же – прекраснейшее Благовещение с ангелом, который будто в самом деле нисходит с неба, но более того, тут же изображена и поистине прекрасная перспектива с уменьшающимися колоннами. На пределле в историях с малыми фигурами изображены: св. Антоний, воскрешающий мальчика, св. Елизавета, спасающая упавшего в колодец ребенка, и св. Франциск, получающий стигматы. В церкви Сан Чириако д'Анкона за алтарем св. Иосифа он написал прекраснейшую историю с изображением Обручения Богоматери.
Пьеро, как говорилось, был в искусстве весьма прилежным и много занимался перспективой, а также обладал отличнейшими познаниями в Эвклиде настолько, что лучше любого другого геометра понимал, как лучше всего проводить круги в правильных телах, и именно он пролил свет на эти вопросы, а мастер Лука из Борго, монах-францисканец, писавший о геометрически правильных телах, недаром был его
учеником; и когда Пьеро, написав много книг, состарился и умер, названный мастер Лука, присвоив их, напечатал их как свои, поскольку они попали к нему в руки после смерти мастера. Пьеро имел обыкновение делать множество моделей из глины и набрасывать на них мягкие ткани с бесчисленными складками, чтобы их срисовывать и пользоваться этими рисунками.
Учеником Пьеро был Лорентино д'Анджело, аретинец, который, подражая его манере, написал в Ареццо много живописных работ и закончил те, которые Пьеро оставил незавершенными, когда его застигла смерть. Лорентино выполнил фреской около св. Донато, которого Пьеро написал в церкви Мадонна делле Грацие, несколько историй из жития св. Доната, а также множество вещей во многих других местах того же города и его округи, ибо работал он беспрестанно, дабы помочь своей семье, находившейся в те времена в большой бедности. Он же написал в названной церкви делле Грацие историю, где папа Сикст IV между кардиналом мантуанским и кардиналом Пикколомини, который впоследствии стал папой Пием III, дарует прощение этому городу; в истории этой Лорентино изобразил с натуры коленопреклоненных Томмазо Марци, Пьеро Традити, Донато Росселли и Джулиано Нарди, аретинских граждан и попечителей этой церкви. В зале дворца приоров он изобразил, также с натуры, Галеотто, кардинала Пьетрамалы, епископа Гульельмино дельи Убертини, мессера Анджело Альберготти, доктора прав, и много других его работ рассеяно по этому городу. Говорят, что как-то, когда приближалась масленица, дети Лорентино попросили его зарезать свинью, как было в обычае в тех краях, но, так как возможности купить ее у него не было, они говорили ему: «Как же вы купите свинью, отец, раз у вас нет денег?» На что Лорентино отвечал: «Кто-нибудь из святых нам в этом поможет». Но так как он повторил это несколько раз, но свиньи все не покупал, а сроки все прошли, они потеряли надежду. В конце концов подвернулся крестьянин из Пьеве а Кварто, который во исполнение обета пожелал, чтобы ему написали св. Мартина, а заплатить за работу у него было нечем, кроме как свиньей, цена которой была пять лир. Разыскав Лорентино, он заявил ему, что хочет получить св. Мартина, но заплатить за него может только свиньей. Так они и поладили: Лорентино написал ему святого, а поселянин привел к нему свинью; так святой и добыл свинью бедным детям этого живописца.
Учеником Пьеро был также другой Пьеро – из Кастель делла Пьеве, расписавший арку наверху в церкви Сант Агостино и изобразивший для монахинь монастыря св. Екатерины в Ареццо св. Урбана, ныне при перестройке церкви уничтоженного. Равным образом его учеником был Лука Синьорелли из Кортоны, принесший ему больше славы, чем все остальные.
Пьеро из Борго, работы которого относятся примерно к 1458 году, ослеп шестидесяти лет от какого-то воспаления и жил таким образом до восемьдесят шестого года своей жизни. В Борго он оставил значительное состояние и несколько домов, построенных им самим, которые частично сгорели и были разрушены в 1563 году. Погребен он был с почестями своими согражданами в главной церкви, которая раньше принадлежала ордену камальдульцев и в которой теперь помещается Епископство. Большая часть книг Пьеро находится в библиотеке Федериго Второго, герцога Урбинского, и они таковы, что заслуженно стяжали ему имя лучшего геометра своего времени.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ФРА ДЖОВАННИ ДА ФЬЕЗОЛЕ ОРДЕНА БРАТЬЕВ. ПРОПОВЕДНИКОВ ЖИВОПИСЦА
Брат Джованни Анджелико из Фьезоле, которого в миру звали Гвидо, был столь же отличным живописцем и миниатюристом, как и отменным иноком, а потому заслуживает и в том, и в другом отношении наидостойнейшего упоминания. Хотя он и мог бы беззаботнейшим образом жить в миру и приобрести сверх того, что имел, все, что захотел бы при помощи тех искусств, которыми прекрасно владел еще в детстве, он тем не менее пожелал для своего удовлетворения и покоя, будучи от природы уравновешенным и добрым, а также главным образом для спасения своей души принять на себя послушание в ордене братьев-проповедников. Действительно, хотя можно служить Богу во всех состояниях, однако некоторым представляется, что лучше спасаться в монастырях, чем в миру. Насколько это счастливо удается добрым, настолько, наоборот, из этого получается нечто поистине жалкое и несчастное для всякого, кто идет в монастырь с иными целями.
Рукою брата Джованни исполнено в его монастыре Сан Марко во Флоренции несколько лицевых богослужебных книг, до такой степени прекрасных, что невозможно и выразить; им же подобны кое-какие другие, невероятно старательные работы, оставленные им в церкви Сан Доменико во Фьезоле. Правда, ему в этой работе помогал его старший брат, который, подобно ему, был миниатюристом и очень опытным живописцем. Одной из первых живописных работ этого доброго отца был алтарный образ во флорентийской Чертозе, который был помещен в большой капелле кардинала Аччайуоли и на котором изображена Богоматерь с младенцем на руках и с некоторыми прекрасными ангелами, поющими и играющими у ее ног; а по сторонам – св. Лаврентий, св. Мария Магдалина, св. Зиновий и св. Бенедикт; на пределле же исполнены с бесконечным старанием, мелкими фигурками маленькие истории из жития этих святых. В сводчатой части означенной капеллы находятся две других им расписанных доски; на одной из них – Венчание Богоматери, на другой – Мадонна с двумя святыми, написанная прекраснейшими ультрамариновыми лазурями. После этого он написал в церкви Санта Мариа Новелла на трансепте, около двери против хора, фреску с изображением св. Доминика, св. Екатерины Сиенской и св. Петра-мученика, а также несколько маленьких историй в капелле Венчания Богоматери на упомянутой стене. На створках, закрывающих старый орган, он исполнил на холсте Благовещение, которое ныне находится в монастырском здании насупротив дверей нижнего общежития, что между двумя дворами.
Козимо деи Медичи так любил брата Джованни за его достоинства, что когда построил церковь и монастырь Сан Марко, то поручил ему написать на одной из стен залы капитула все Страсти Христовы: с одной стороны у подножия креста изображены в печали и слезах все святые, которые были главами и основателями монашеских
орденов, а с другой – св. Марк Евангелист около матери Сына Божьего, лишившейся чувств при виде распятого Спасителя мира; ее окружают Марии, которые в глубокой горести ее поддерживают, и святые Козьма и Дамиан. Говорят, что в образе св. Козьмы брат Джованни изобразил с натуры друга своего, скульптора Нанни д'Антонио ди Банко. Под этим произведением он написал в виде фриза, над спинкой скамьи, родословное древо доминиканского ордена со св. Домиником у его основания, а в круглых медальонах, окруженных ветками, – всех пап, кардиналов, епископов, святых и магистров богословия, которые до того времени входили в его орден братьев-проповедников. Пользуясь помощью своих братьев, которых он посылал в разные места, он многих из этих отцов написал с натуры. Там изображены: посредине – св. Доминик, держащий ветви древа, справа – папа Иннокентий V, француз; блаженный Уго, первый кардинал ордена; блаженный Павел, патриарх флорентийский; святой Антоний, архиепископ флорентийский; немец Иордании, второй генерал ордена; блаженный Николай; блаженный Ремигий, флорентинец; мученик Бонинсеньо, флорентинец; а слева – Бенедикт XI, тревизанец; Джандоменико, кардинал флорентийский; Петр Палудийский, патриарх иерусалимский; Альберт Великий, немец; блаженный Раймонд Каталонский, третий генерал ордена; блаженный Клар, флорентинец, римский провинциал; св. Викентий из Валенсии и блаженный Бернард, флорентинец. Все эти головы исполнены поистине изящно и очень красиво. Затем им написан фреской в первом монастырском дворе целый ряд прекрасных фигур в полукружиях, а также весьма прославленное Распятие со св. Домиником у его подножия, а в общежитии, не говоря о многих других вещах, исполненных им в кельях и на наружных стенах, он написал историю из Нового завета, которая превыше всяких похвал. Но в особенности прекрасен и достоин удивления образ главного алтаря монастырской церкви, написанный на дереве; ибо мало того, что Мадонна своей простотой вызывает у зрителя чувство молитвенного благоговения и что окружающие ее святые в этом ей подобны, – пределла, на которой изображены истории мученичества св. Козьмы и св. Дамиана, настолько хорошо сделана, что невозможно представить себе, чтобы когда-либо можно было увидеть вещь, исполненную с большим умением, и более нежные и лучше задуманные фигурки, чем те, которые на ней изображены. Также и в церкви Сан Доменико во Фьезоле им написан на дереве главный алтарный образ, который, может быть, из опасения порчи был подправлен и тем самым ухудшен Другими мастерами. Однако пределла и кивории для Святых Даров сохранились значительно лучше, а бесчисленные фигурки в небесном сиянии настолько прекрасны, что поистине имеют вид райских и трудно оторваться от них всякому, кто подойдет. В одной из капелл этой же церкви находится написанная его рукой на дереве Богоматерь, которая принимает благовестие архангела Гавриила и профиль лица которой исполнен такого благоговения, настолько нежен и прекрасно сделан, что поистине он кажется не делом рук человеческих, а созданным в раю; а на пейзажном фоне видны Адам и Ева, которые были причиной того, что от Девы воплотился Искупитель. Кроме того, на пределле им написано несколько прекраснейших небольших историй. Однако больше, чем в каком-либо другом из своих творений, брат Джованни превзошел себя и обнаружил свое высокое умение и понимание искусства в одной картине, написанной на дереве и находящейся в той же церкви, около двери, налево от входа. На ней изображен Иисус Христос, венчающий Богоматерь, окруженный хором ангелов и бесконечным множеством святых мужей и жен, которые так хорошо сделаны, в столь разнообразных положениях и со столь различными выражениями лиц, что при виде этой вещи испытываешь невероятное наслаждение и сладостное чувство; мало того, кажется, что блаженные духи на небе не могут быть иными или, лучше сказать, Не могли бы быть иными, если бы имели тела; ибо все изображенные святые мужи и жены не только кажутся живыми людьми с тонким нежным выражением лица, но и самый колорит этого произведения представляется творением руки святого или ангела, подобного тем, что изображены на картине, почему этого поистине святого человека всегда по справедливости и называют братом Джованни Анджелико. А на пределле столь же божественны истории из жизни Богоматери, исполненные в том же роде, и, что касается меня, я могу с уверенностью утверждать, что всякий раз, как я ее вижу, эта вещь мне кажется новой, и расстаюсь я с нею, никогда не насытившись.
