султаном и т. п.) и его представителями на местах. Эта политическая практика часто приходила в противоречие с идеальной системой, предлагаемой Божественным Законоустановлением.
Средневековые источники оставили нам свидетельства различного отношения к проблеме. «Величайшей ошибкой султанов и эмиров, – писал ас-Сахави, – является то, что они смотрят только на саму политику своих предшественников и на их дела, не обращая внимания на то, что говорится в Божественном Законоустановлении, и потом называют «политикой» собственные деяния, выходящие за пределы дозволенного Божественным Законоустановлением… Они убивают людей без разбора, творят недозволенное и называют это „политикой“» [87].
Как видим, автор XIV века категорически осуждает нововведения, расходящиеся с Божественным Законоустановлением. Но была и иная позиция, исходящая из того, что без нововведений-то сделать ничего невозможно. «Мы видим, – пишет Ибн-Каммуна, багдадский автор XIII века, – как исламские властелины при проведении политики и организации дел Града (т. е. общества. – А. И.) вынуждены расходиться с данным Мухаммадом Законом в определении наказаний за преступления против общины и её членов и в других вопросах. Ведь если бы они действовали точно в соответствии с Божественным Законоустановлением, ничего к нему не добавляя и ничего не отнимая, то исчез бы порядок, бесправно проливалась бы кровь и несправедливо изымалось бы имущество» [88].
Свидетельством непроходящей остроты вопроса является то, что описание различных позиций без изменений воспроизводится в трёх произведениях, примыкающих к «зерцалам», – в XII, XIV и XIX веках [89]. Одни мусульмане, отмечают авторы этих книг, вообще отвернулись от политики, считая, что занятие ею «противно началам Божественного Законоустановления». Другие же, наоборот, слишком много занимаются политическими вопросами, вследствие чего «преступили установленный свыше Закон, обратясь к разным несправедливостям и порицаемым политическим нововведениям». Наконец, третьи избрали «истинный», «средний» путь, «объединяя политику и Божественное Законоустановление» [90].
Конечно же, исламские властелины претендовали на то, чтобы следовать именно истинным путём, сочетая установления Божественного Законоустановления и императивы политики. Но как легко было здесь оступиться! И как опасно было оказаться обвинённым в «порицаемых нововведениях» и, как следствие, в «бунте против Всевышнего»! А последнее обвинение означало бы политическую гибель властелина. Ему на законном основании могли не подчиняться и чиновники, и воины, и простой народ, следуя принципу мусульманского права: «Не до́лжно подчиняться твари, восставшей против Творца» [11].
По всему поэтому «Божий гнев» не был для исламского властелина какой-то абстракцией. Он представлял собой один из важных, если не важнейших факторов поведения и политической деятельности. Скорее наоборот. «Возжелаете вы эмирской власти, но станет она для вас в Судный день сожалением», – так сказал Пророк обо всех будущих властителях [91]. Но об этом подробнее в конце книги, в подразделе «Власть – тяжкое бремя».
Не подставляться под смертельный удар
Восполнима едва ли не всякая потеря – кроме жизни. В «Десяти мудрых правилах вражды и победы» псевдо-аль-Маварди философически замечает: «Сколько побед цари одерживали, потом их побеждали. Сколько царей терпели поражения, потом поражения наносили. А коль жизнь потерял, то уж надежды на победу наверняка не останется» [92]. Именно переменчивостью военного счастья, соотносимой с потерей (или сохранением) самой жизни, и рекомендует руководствоваться в первую очередь во время военных действий автор «Поучения владыкам». Поэтому властелин не должен непосредственно участвовать в бою, а направлять войско под чьим-то водительством, самому же следить за ходом боя, корректируя действия своих воинов. Если он видит, что поражение неизбежно, то должен убраться с поля боя подобру-поздорову и не губить себя излишним упорством. Правда, в крайнем случае непосредственное участие в бою возможно. Это – если бегство приведёт к неизбежной гибели властелина и цвета армии или к позору, а вступление в бой и стойкость позволит защитить всё, что дорого, возможно, достичь победы и как минимум оставить после себя посмертную славу.
Властелин должен также избегать таких обстоятельств, которые были бы благоприятствующими для тех, кто замыслил против него недоброе, – узких и неизвестных дорог (тут впереди должен находиться проводник и передовое охранение); давки и толкотни во время праздников и церемоний, когда в его ближайшее окружение может проникнуть злоумышленник; самозабвенного преследования дичи в одиночку во время охоты (его могут поджидать и засады врагов, и дикие звери); переправы через реки без проводника, знающего берег и броды; проливного дождя и сильной жары, тёмной ночи, ибо в этих условиях охрана больше заботится о себе; веселья и возлияний, во время которых охрана тоже может позволить себе расслабиться, а потом вздремнуть. Эти и подобные вещи должны помочь властелину сохранить свою жизнь от всех, кто на неё покушается [93].
Эти правила обнаруживаются в трактате «Проверенный метод в политике владык» Ибн-Насра. Они в определённом смысле вечны. Совпадающие рекомендации приписываются и Пифагору в «Избранных афоризмах» Ибн-Фатика [94].
Предметом особых забот людей, обладавших верховной властью, были (и, наверное, остаются до сих пор) яды. По части отравлений средневековые правители были большие доки. Отрава могла попасть самым простым путём – через еду и пищу. А то и совершенно невероятным.
О девушке, чей поцелуй был смертелен
В «Тайне тайн» псевдо-Аристотель напоминает Александру о том, как индийский царь прислал Македонскому подарки, среди которых находился один достаточно специфический. То была девушка, которую с младенчества вскармливали, наряду, естественно, с другой пищей, дозами яда, возраставшими от минимальных, воспринимаемых человеческим организмом, до таких, которые были бы убийственны для любого другого живого существа. Все её выделения, особенно слюна и пот, стали ядовитыми. И если бы не проницательность Аристотеля, который заподозрил индийских, как он выражается, «искусников» и провёл соответствующие опыты, – если бы не это, то Александр Македонский наверняка бы был убит таким нетривиальным способом [95].
* * *
Женщины требуют особой настороженности в плане сохранения жизни властелина. Автор той же «Тайны тайн» предупреждает: «О Александр! Среди тех женщин, что находятся у тебя в услужении, верь только тем, в чьей верности тебе и твоему имуществу ты убедился; ведь ты полностью в их руках; особо опасайся ядов, они погубили многих царей» [96]. Пифагору в «Избранных афоризмах» Ибн-Фатика приписывается идея вообще отказаться от услуг женщин в вопросах еды и питья [97].
Ещё одно слабое место – лекари. Через них тоже может поступить яд под видом снадобья. Поэтому Аристотель (вернее, псевдо-Аристотель) наставляет своего великого ученика: «Не доверяй своё лечение одному человеку; ведь одного легко обмануть. Если можешь сделать, чтобы у тебя было десять лекарей, то пусть будет так. Не употребляй никакого лекарства без их общего согласия. И пусть лекарства для тебя приготовляются
