Жизнь воды есть нивелировка (недаром ватерпас опять же единый уровень для всего устанавливает), и потоп — первая всемирная нивелировка всего; т. е. через воду осуществляется уравнение всего, тогда как огнем (перуном) отмечается, испепеляется, выделяется что-то одно: Содом и Гоморра, например. Огонь — это указующий перст, и недаром отмеченность есть клеймо (огненное дело)
Нивелирующая функция воды еще и в образах Леты — реки забвения, где все — равно (ср. у Державина: «Река времен в своем стремленьи Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей»)
Итак — вода социальна и антииндивидуальна. Недаром Богу, чтобы сохранить разнообразие, надо было поместить всякой твари по паре над водой — в Ноевом ковчеге. И мир так устроен, что для контакта с землей никуда двигаться не надо: вот она под ногой и рукой; для дыхания — тоже вот он вокруг, воздух, разлит: глотай — не надо. Свет тоже везде сверху и отовсюду падает. Но вода не везде, а в особых местах: к ней надо идти, стекаться, усилие применять и двигаться (и для того конечности: для отталкиванья и расталкиванья мира на пути к воде — жизни)[25]. Опять вода, выходит, — первоначало движения. И люди вокруг воды селятся, присасываются. Но это значит, что как раз вода не нивелирует, но вносит дифференциацию: бытие и небытие через нее различаются, и идея жизни (смерти) от воды! исходит. Кабы существование было возможно не строгиваясь с места, тогда все существа так бы вечно торчали пупырями и пузырями вездесущих земли и воздуха — без отношения друг к другу — ношения по свету. А так, поскольку в одном месте вода есть, а в другом нет, — вносится различение в мир, и существа разнствуют в зависимости от разных вод — социальных объединений, обществ. И как люди и земли вокруг вод живут, так и в нас ткани и тельца вокруг артерий и других вод и, видно, от разных соков разнствуют.
Итак, вода потопляет, нивелирует — и создает различия: чтоб было чему притягиваться и нивелироваться. Потому Эрос прежде всего водян: в нем ощущается и потопление, растворение, слияние, погружение (все водяные глаголы) — т. е. уничтожение «я» в едином, и в то же время Эрос швыряет частицы друг к другу в страстном напоре — т. е. так, что каждый остро ощущает себя как часть и нужду в другом
Но почему в нашем центре, в нашем шаре-животе, отверстия именно для выделения, для отдачи — и предельное блаженство и легкость мы вкушаем (от рта слово) именно, когда из нас извергается семя и распирающая полнота наша? Или это на силе тяжести основано: чтоб заглатываемое стекало само сверху вниз, а не выливалось? Но ведь у животного четырехногого отверстия на одном уровне (ватерпас), а когда лошадь ест и пьет, хоть голова до еды выше выходных отверстий, — наклоняется и щиплет траву и сосет воду, перемещая их снизу вверх. То же и птицы. (Для жирафы пищу на ветвях расположили — оттого такова.) И недаром не в акте поглощения, но в акте выделения человек есть Человек. Оттого и образ Человека первым в мужчине воплотился, что он для выделения, исхождения из себя, превосхождения себя создан. Но и женщина в родах исходит — тоже выталкивает из себя стержень (туловище — фалл) и воды. Выходит, во вкушении, в пище, в заглатывании мужчина — женщина. В рождении же женщина — мужчина. «Смысл творчества — самоотдача». Женщина поплачет, выделит слезы — и освободится от нужды, горя — станет легче на душе — и светлее в мире. Свет больше взвидит. Печаль — плач — водяны. Значит, ракетно-отталкивательный принцип передвижения, самодвижения и вознесения (радость облегчения) присущ человеку в связи с водами: чтоб их напор прорвал преграду и излился в мир через краник, человек стремится по горизонтали к себе подобному (они — сообщающиеся сосуды), т. е. острое чувство социальности, необходимости и нужды испытывая; получив же возможность отдать, становится легок, отталкивается и думает о выси, душе. Вода — это привязь, образ нужды и зависимости — того, без чего я жить не могу. Чтобы дотянуться до воды, человек должен упасть, лишиться вертикальности, наклониться, как лошадь, и как бы свернуться клубком — вновь в шар. Недаром и позы молитв — на коленях, биение челом, поклоны — позы питьевые и утробные: ни для общения с воздухом, ни для лицезрения света склонение не нужно
Итак, на уровне воды в нас всеобщая мировая жизнь и мы к ней причащаемся. Но, видно, это еще не наше, именно человечье призвание в миру, а лишь условие нашего существования для совершения этого призвания
Итак: вода — капля — шар — живот — животное — жизнь. Если земля велит нам быть пирамидой (как низ дерева, комель), вода — шаром (как самоходный по миру живот — животное, катящийся шар), то легкие, воздух велят нам быть пространством, пустотой, миром (недаром мир на душе бывает), свободой, возможностью быть всем, бестелесностью, ничем. Если земля дает притяжение и контакт тела к телу, рядом, статику, вода движение от одного к другому на расстоянии, то воздух — мировой экран, арена, простор, где давится и жмется земля, катится и льется вода; сам все видит, а в этом не участвует — в мировой давке. Воздух — это радость неучастия, блаженство отсутствия Но в человеке он пойман в клетку (грудную): пространство превращено в отсек, помещение. И сжимается: предчувствия теснят грудь (как и для вольного воздуха, когда уловлен, — проблема: сжатие и давление): земля и вода пленяют, так что дышать невозможно, и душа рвется домой, стремится в простор и высь. Итак, через непрерывно дышащие легкие человеку дано ощущение, что присущий дом его и прародитель — вне его, что вот это тело, тяжесть ног, выделения живота — что-то чужое, тяжелое, насильственное, поймавшее меня — птицу — из мира и приковавшее цепью на службу себе: мне быть лишь трубой, гофрированной трубкой, через которую воздух поступает к водолазу на дне моря. Душа моя земле тела и воде его не нужна иначе как для корыстной эксплуатации: быть распоркой, коридором между «клетками» тюрьмы — чтобы не слежались, не сплющились от притяжения. Но этой своей работой душа забирает тело в свою власть: одухотворяет его, облегчает — и вздымает ввысь, сохраняет вещество человека неплотным — с пустотами, т. е. свободами, возможностями и надеждами — между частицами: ведь масса человека вполне могла бы сплющиться в малую коробочку металла или шарик из тяжелого вещества, но воздух, значит, есть та упругая сила сопротивления тяжести, которая содержит человека в форме: сколько бы он ни ел, не дает ему уплотниться, сколько бы ни голодал, не дает уменьшиться, т. е. воздух — душа есть оплот неизменности его «я», характера и формы. Итак, через воздух человек имеет как ощущение своей причастности к вселенной, простору: там его дом, — так и ощущение своего «я», своей формы
И если вода сообщает идею текучести, волнения, преходящести, времени, необходимости, угнетения (хотя это — от земли) и небытия, то воздух-душа-идею пребывания, вечности, бессмертия, неуничтожимости, устойчивости и непреклонности: и не от плотности притяжения и неразрываемое, а от легкости, парения и силы вознесения
Воздух — в бытии и человеке
19. XII.66. Придется опять даты ставить, потому что единицей текущего сочинения становится просто утреннее умозрение. Итак, мы на воздухе в человеке остановились — на легких (продолжаем выяснять многоэтажную структуру человека — фалла). «Легкое» противоположно силе тяжести. Воздух противоположен земле; с водой же смежен, различен. (Воде будет противоположен огонь; противоположности через один слой идут.) Земля поймала воздух и заключила его, вольного, непрерывного, в форму — грудную клетку: т. е. членение воздуха на части есть не его собственное дело — как у частиц (атомов) земли, у капель воды; сам воздух непрерывен и идею неделимости сообщает — всеединого. То же в воде: идут пузыри, но это не собственные воздушные индивиды, «я», а по образу и подобию капель отмеренные формочки: в ином виде воздуху сквозь воду не пройти — приходится по-волчьи выть. И пойманный в грудную клетку, где его теснят и давят, воздух сам обретает силу давления: именно его гневом выталкиваются излишки земли из повернутого к земле заднего прохода — нашей дыры в ад, с адом земным и сообщающейся. В нашем теле он все время расталкивает наваливающиеся массы и выветривает засыряющие воды Но, собственно, ни земля, ни вода в этом не виноваты: их давление постоянно и однородно. Значит, это дело самого воздуха: что мир на нас наваливается, а потом мы его расталкиваем; воздух живет в нас чередованием циклонов и антициклонов, вдохов-выдохов — и сообщает нам идею такта, меры времени, идею парности, двоичности: да — нет. Значит, воздух имеет три ипостаси:
1) мировой дух всепронизывающий — всеединое (та субстанция, что и вне нас, и в нас);
2) воздух вне нас — воздушный океан, пространство, единый в себе объективный мир;
3) воздух в нас — рефлектирующий дух (рефлексия и есть вдох и выдох ума, луч и отражение), частичность, «я», двоица — «да-нет». Чтобы приобщиться к всеединому, нужно замереть, затаить дыхание: чтобы установилось хоть на миг неразличение «я» и «не я»
