«Какой же вкусной была похлебка,— поют гости на свадьбе в Веллилло де Гварде около Валенсии,— она не была ни пересоленной, ни слишком пресной; телята, которых вы приготовили, были упитанными, нежными, и колбас было больше, чем мы могли съесть. Всех поваров мы от всего сердца благодарим за угощение, ибо они хорошо постарались; всем парням мы скажем: “Не смотрите больше на невесту, ведь теперь она связана брачными узами на всю жизнь”». Пение импровизированных coplas о присутствующих гостях часто продолжалось до четырех часов дня.
«Попрощайся, прекрасное дитя,— поют жители провинции Леон, когда невеста отправляется в церковь,— попрощайся с родительским домом, ведь ты выходишь из него девушкой в последний раз. Преклони колени, дитя, на пороге, чтобы твои дорогие родители могли благословить тебя прежде, чем ты уйдешь». Старинный обычай родительского благословения до сих пор сохранился во многих районах Испании, и, когда я была там в 1960 году, мне посчастливилось сфотографировать эту церемонию в районе Лагартера, близ Толедо, где свадебные обычаи отличаются редким своеобразием. Это самая трогательная часть церемонии. Испанский отец, полный достоинства и драматизма, исполняет свою роль так же великолепно, как актер в шекспировском театре. В некоторых местах Галисии, единственной испанской провинции, где женщины занимают в семье господствующее положение, молодых людей, собирающихся вступить в брак, зачастую благословляет мать.
В другом районе близ Леона при выходе невесты из родительского дома принято использовать средневековую символику розы: «Вот роза сбрасывает лепестки со своего куста, вот девушка покидает дом, в котором родилась...»
«Когда ты приведешь ее домой,— поют гости на свадьбе,— не веди себя с ней, как с метлой. С ней хорошо обращались в родительском доме»,— и завершается песня пожеланием счастливой паре обзавестись «десятками детей и сотнями мулов». Иногда, правда, шутки становятся слишком непристойными и приводят к серьезным ссорам.
В Гвадилья де Вилламар, близ Бургоса, жениха просят «уважать невесту» и «обращаться к ней с любовью и почтением; ее дали тебе не в качестве рабыни, а для того чтобы она стала спутницей твоей жизни». В Уэске мальчишки подшучивают над свадебными подарками: «Им дали подсвечник без ручки, за которую его можно повесить; им дали кувшин, который не может стоять; им дали горшок для тушения мяса с дырой и нож, который не режет...»
Когда невеста и жених ложатся в постель, парни поют у них под окном coplas, которые обычно бывают слишком солеными для того, чтобы их здесь воспроизвести. Самым целомудренным из слышанных мною был такой: «Сейчас, когда она в твоих объятиях, обращайся с ней нежно, ведь она всегда будет твоей, навечно».
Старинный обычай «трех ночей Тобиаса», по которому новобрачные не должны были вступать в интимные отношения три дня, упоминается в следующем coplas: «Как прекрасно выглядит постель — еще мягче матрас, но ты не сможешь им воспользоваться сегодня ночью со своей женой».
«Не ищи милую на ярмарке,— говорится в популярном рефрене,— и тем более на готепа ищи ее поближе к дому, когда она в будничной одежде». Однако два этих источника невест молодые люди всегда широко использовали. Среди многих очаровательных песен в Галисии существуют и foliadas, которые поют под аккомпанемент волынок и бубнов молодые люди, возвращающиеся домой с ярмарки или из паломничества за холмы.
В более суровой Андалусии за молодыми людьми следили тщательнее; поклонник вынужден был посещать возлюбленную лишь в собственном воображении: «Ах, если бы я был лунным лучом, могущим пройти сквозь твое окно, подбираясь все ближе и ближе, и запечатлеть поцелуй на твоем лице». Луна служит символом не только любви и плодородия, но и смерти, и андалусский любовник никогда не забывает об этом: «Хотел бы я стать могилой, где тебя похоронят, чтобы держать тебя вечно в объятиях».
В coplas Андалусии, где еще живы воспоминания о женщинах под чадрой исламских времен, важное значение придается глазам: «Завтра я пойду в церковь и исповедуюсь о том, как твои черные глаза ввели меня во искушение...» Веснушками восхищались: «Небеса становятся еще прекраснее, когда они наполнены звездами...»
«У меня в сердце столько же coplas, сколько ос в гнезде, они борются между собой за право быть первыми». Не забыта и любовь coplisiа к вину: «Гитара нуждается в вине, струны — в добром настроении, а веселый парень, их перебирающий,— в юных девушках от пятнадцати до двадцати лет».
Эффект, который производит красавица в церкви, описывается во множестве «месс любовников» наподобие следующей: «Те, кто пел в хоре, споткнулись на Credd[74], аббат, читавший мессу, перепутал все поучения, а мальчики, помогавшие ему, вместо слов “амен, амен” сказали amor, amor».
Многие coplas посвящены волосам возлюбленной. «Да здравствуют прекрасные локоны,— говорится в одном из них,— да здравствуют прекрасные волосы, да здравствуют кудри моей тогепа [брюнетки], от природы бывшие светлыми». И еще один: «Не крась в черный цвет свои белокурые волосы, ведь волосы этого цвета имел Иисус, когда был ребенком».
В Саламанке отвергнутый любовник поет грубо: «Покажись у окна; своим лицом, похожим на жареную сардинку, ты способна отпугнуть души мертвецов». В стиле северной cantiga de amiga написан copla: «Ах, мама, они отняли у меня...» — «Доченька, не говори мне, что...» — «Тот кувшин, что я принесла к источнику, мама; а ты о чем подумала?»
Да стоит ли вообще женщине заниматься любовью, спрашивается в горьком copla из Галисии: «За один час удовольствия расплачиваешься девятью месяцами неприятностей, тремя неделями в постели и необходимостью содержать близнецов!» Сатирические coplas о супружеской жизни можно найти в любой провинции. Поется в них о разном: от ревности андалусских мужей: «Не называй меня salada*, ведь это приведет к беде; я новобрачная, и муж мой ревнив»,— до жалобы андалусской жены: «Свекровь хочет дать мне крестики для четок, но по милости ее сына я уже давно несу свой крест»,— и приземленного галисийского: «В девицах ты еще можешь носить новую одежду, но когда выйдешь замуж, будешь обходиться залатанной».
«Браки,— говорится в андалусском copla,— как арбузы; из сотни лишь один бывает хорошим». В андалусских любовных coplas есть упоминания и о южных фруктах, и о приправах: об арбузах, оливках, корице, лепестках роз, жасмине, соли и сладостях. «Несомненно, твой отец был кондитером, ведь он сделал тебе губы из карамели», «Да будет благословенна твоя мать, которая при родах высыпала тебе в рот целую солонку!» (неужели соль для андалусцев слаще меда? — Пер.).
В лесистой Галисии символами любви служат сосны и каштаны: «Я влюбился в каштановое дерево, я влюбился в шиповник; я влюбился в тебя, милое дитя, потому что у тебя кудрявые волосы...» Осенью для молодежи проводились «каштановые вечеринки», на которых юноши часто преследовали девушек и играли в другие грубые игры, характерные для северных народов.
Основное своеобразие обычаев ухаживания в Испании состоит в том, что главное значение придается в них мастерству беседы, а также coplas, тому искусству остроумия, которое проявляется в разной степени и в разных ритуалах — от rejas Андалусии до пар из Ибицы, касающихся друг друга коленями, и parrandeas гали-сианцев. Глагол parrandear означает «вести оживленную беседу» и употребляется по отношению к молодым людям, не состоящим между собой в браке. Эта беседа необязательно бывает любовной; она может касаться практически любой темы, но является своего рода представлением парня девушке, способом снискать ее расположение словесной «похвальбой».
Раньше parrandeas были неотъемлемой чертой деревенской жизни, и многие мужчины (и женщины) славились своими разговорными талантами. Во время фиесты мужчины ходили от деревни к деревне, говоря с девушками на ту или иную тему по три— четыре часа. Хороший parrandeador никогда не уступал своей собеседнице и не имел права менять тему разговора. Бывали, конечно, случаи, когда речь заходила о любви, и на это намекает следующий copla: «Где огонь, там и дым; где дым, там и огонь; где идут parrandeas, там ночью обязательно будет и любовь».
Испания, кажется, единственная страна, где до сих пор восхищаются острым язычком женщины. В своей Ферме в Малаге Марджори Грайс пишет: «О девушке, которая не может постоять за себя и в любой момент дать едкую отповедь, мужчины бывают не слишком высокого мнения. Они восхищаются женщиной решительной, которая, если возникнет необходимость, может заставить их замолчать». Я помню, как одна молодая горожанка, путешествовавшая в сопровождении слуг, разговаривала с билетным контролером на станции Аточа в Мадриде. Я не слышала начала диалога, когда тот, видимо, обвинил ее в каких-то махинациях с сезонным билетом; зато и я, и вся станция Аточа стали свидетелями великолепной речи, произнесенной женщиной в свою защиту,— настоящей филиппики, сопровождавшейся высокомерными жестами и выразительными интонациями. Поведение женщины настолько ошеломило билетного контролера, что в конце концов он замолк и стал слушать ее в немом восхищении. Закончив свою речь и «стерев его в порошок», как говорится в испанской поговорке, дама удалилась в сопровождении поджавшей губы служанки. Контролер, постепенно приходя в себя, покачал головой и пробормотал: « Vaya — что за женщина! Она просто великолепна, правда? Мужу, должно быть, с ней приходится нелегко!» Он компостировал наши билеты автоматически, еще не отойдя от потрясения и покачивая головой. Речь испанских женщин полна живости и образности, которые хорошо уловили такие разные писатели, как авторы Книги благой любви, Corbacho, Tirant lo Blanch, La Celestina и La Lozana Andaluza[75].
