вверх спиной, то вверх брюхом. Один из рыбаков, вынув её из воды, бросил на землю у самого берега реки. И тогда она, собрав все силы, сделала прыжок, упала в реку и уплыла. Что же касается третьей, нерешительной рыбы, то она, не переставая, металась взад и вперёд, пока не попала в сеть» [211].
* * *
Таким образом, сознательное соотнесение аль-Муради своей позиции с притчами «Калилы и Димны» (несогласие с моралью первой истории, перестановка акцентов во второй при согласии по сути, полное согласие с третьей) проясняет позицию. Она заключается в том, что человек вообще и владыка в особенности должен быть благоразумным, прозорливым, предусмотрительным, решительным, полагающимся на себя, активным, не надеющимся на благорасположение случая. Все эти свойства характера и настроения мужа, гарантирующие ему успех, обозначаются у аль-Муради, как, собственно, и у других авторов «зерцал», категорией хазм.
Свидетельством того значения, которое придавалось в «княжьих зерцалах» категории хазм, станет для нас отрывок из «Поучения владыкам» псевдо-аль-Маварди. В этом трактате едва ли не до абсурда доводится восхваление этого свойства деятельного человека. Пусть даже ты потерпишь поражение, пусть тебя постигнет неудача, но если ты при этом характеризовался хазмом (благоразумием – прозорливостью – предусмотрительностью – решительностью – самонадеянностью – активностью), то будут тебе суждены слава и почёт. Псевдо-аль-Маварди приводит очень показательные в этом отношении стихи Абдаллаха Ибн-Тахира (IX век), который, кстати сказать, сам являлся одним из адресатов «зерцал»: ему посвятил специальный «завет» его отец – Тахир Ибн-аль-Хусайн. Итак, Ибн-Тахир говорит:
Скажи, не в том ли безрассудство,
Чтоб рисковать, не рассчитав последствий?
И рваться в бой, не выждав подходящего момента?
Предусмотрительная твёрдость* [34]
твоим проводником пусть станет.
Ведь подготовившись, удар наносят решительные* люди.
Представь: ты в бой рванулся безрассудно,
Пусть победил, но скажут: Глупец он, Рок ему помог.
А был решителен, активен* и – побеждён, погиб,
Тебя все люди, что разумны, оправдают.
Перехитри сей мир, где совершающим ошибки
Тех достаётся выигрыш, кто поступает верно [212].
Уверенность в том, что человек может совершать действия по собственному усмотрению, – не только основание для моральной ответственности. Это ещё и важный социальный регулятор. Об этом патетически говорил Ибн-Арабшах устами Учёного: «Надежда если бы исчезла, то не был бы желанен труд, не стало бы порядка в жизни, и не заботился никто о сбережении имущества и пропитания, и человек сегодняшний не мыслил бы о завтрашних делах и сделках, никто не дал бы никому взаймы, не стал бы сеять зёрна землепашец, садовник – дерево сажать, строитель – строить, усохшее не стало бы зелёным. Тогда нарушен был бы весь порядок мира, и пресеклись дела сынов Адама» [213]. «Княжьи зерцала» много сделали для того, чтобы противостоять квиетизму, воспитывать в человеке веру в себя, готовность действовать и рисковать, способность достигать успеха, переносить неудачи и радоваться свершениям.
Важнейший урок, который нам дают авторы «зерцал», заключается в следующем. Человеческому знанию ещё очень далеко до завершённости и совершенства. Не дано человеку познать все те факторы, которые влияют на него самого, на мотивы и результаты его поступков и действий. Ещё не закончен вечный спор о свободной воле человека. И доказательства бытия Бога (Аллаха) убеждают только верующих, а доказательства Его небытия находят отзвук лишь в душах тех, кто верует в Его несуществование. Далеко до достоверного знания. И если здраво и трезво оглядеться вокруг, то станет ясно, что человек живёт в мире неопределённости.
Но призвание человека (возможно, трансцендентное, надчеловеческое) заключается в том, чтобы целеполагать, действовать, добиваться, дерзать. И для этого он черпает в мире неопределённости и многозначности и находит в нём любые, пусть хрупкие и немногочисленные, точки опоры, отталкиваясь от которых только и можно двигаться в окружающем всех нас тумане. Двигаться вперёд и вверх.
Быть в каждом месте и направлять каждое дело
Одним из условий успешного властвования является наличие у властелина возможности контролировать и формироватъ определённым образом важные аспекты обстановки на всех тех территориях, на которые распространяется его власть. И если получится – в сопредельных странах. Самоочевидно также, что один человек, какими бы талантами он ни обладал, не может обеспечить сам себе такую возможность: ограничены его способности добывать и воспринимать информацию, непосредственно воздействовать на пространственно удалённые от него события, навязывать свою волю большим массам людей, каждый из которых тоже наделён волей и имеет собственные интересы и цели. Из всего этого с необходимостью следует, что всякий человек, обладающий властью, вынужден прибегать к помощи других людей, которые помогали бы ему осуществлять задуманное. «Мысли властелинов заняты миллионом вещей (букв.: тысячью тысяч), а мысли других людей – простейшей вещью. Время властелинов занято, а время других свободно. И властелины расширяют своё время за счёт времени других людей, свою занятость облегчают за счёт досуга незанятых» [214].
В «зерцалах» обнаруживается своего рода оправдание того факта, что властелин вынужден обращаться к помощи других людей. Возможно, здесь мы имеем дело с какими-то рудиментами той проблемы, которая встала остро ещё в древние времена при переходе от сравнительно легко управляемых городов-государств к большим политическим образованиям, которые охватывали обширные территории. Цари могли комплексовать: такой-то давний властелин сам вершил все дела своей державы, а я вынужден искать помощи у других… «Никто не упрекнёт царя, – уговаривает своего читателя Ибн-аль-Мукаффа, – если он, в своём величии и благости, займётся важными делами, а то, что менее важно, перепоручит людям достойным» [215]. На протяжении всего Средневековья была популярна и следующая максима: «Так же как самый смелый из людей нуждается в оружии, самый быстроногий конь – в кнуте, самый острый клинок – в точиле, так же и самый блистательный, самый могучий и самый сведущий властелин нуждается в визире» [216].
Благодаря всем тем людям и группам людей, к которым прибегает властелин, его тело как бы разрастается до размеров государства – таким образом, что рука достаёт до границ, а ухо слышит всякое слово, произнесённое людьми, пусть даже это будет воркование влюблённых в запертой комнате. Именно в этом направлении идёт одна линия уподобления властелина: его руки – это войско, его глаза – это привратники и охрана, его уши – соглядатаи и гонцы, доставляющие вести, его язык – писцы и визири, а органы, соседствующие с сердцем, – его
