придворные [217]. Но более мощной является вторая линия – сравнение функциональных групп, составляющих государственные структуры, с инструментами, орудиями, которые тоже являются продолжением и усилением потенций и возможностей властелина [35]. «Чиновники так соотносятся с правителем, как оружие с бойцом», – объявляет ат-Тартуши. Далее сравнение используется ещё, развиваясь и поворачиваясь разными гранями. Правителю нужны честные чиновники, и если их нет у него, то это подобно утрате оружия в день сражения. Он, продолжает ат-Тартуши сравнение и развивает его, нуждается в разных разрядах мужей, подобно тому как война не обходится без видов снаряжения: щитов, чтобы отражать удары, мечей, чтобы биться с врагом, копий, чтобы его колоть, стрел, чтобы поражать на расстоянии, панцирей, чтобы прикрывать грудь. И каждый вид снаряжения должен занимать своё место.
Им ставится вопрос о дифференцированности орудий и соответственно чиновников правителя. «Мужи для властелина, – пишет автор „Светильника владык“, – что [разные] инструменты для ремесленника: один не может заменить другой». Так же и с приближёнными: «одни – для испрашивания их мнения и совета; другие – для управления войсками и ведения боевых действий; третьи – для сбора денег; четвёртые – для их сохранения, сбережения; пятые – для секретарства; шестые – для украшения и блеска; седьмые – для похвалы и прославления; восьмые – для молитвы и величавости; девятые – для науки и сохранения основ вероучения». Ат-Тартуши заключает, что не будет полной мощь властелина, пока он не соберёт при себе эти разряды «инструментов» [218].
Ключевая фигура государственных структур – министр – это универсальный «инструмент». Он одновременно уподобляется самым разным инструментам и орудиям – и ситу (он призван отсеивать злых людей из окружения властелина), и зеркалу (в нём властелин видит и хорошие стороны, и пороки – как свои собственные, так и своей державы), и когтистой лапе (ею он кормит, подобно птице, птенцов-подданных и охраняет их гнёзда) [219].
Визирь является и своего рода противовесом властелину. Ас-Саалиби цитирует Платона, которому приписываются слова: «Первое правило визиря заключается в том, что он должен осмыслить нравы владыки. Если они грубы, то он должен относиться к людям с любезностью и мягкостью, а если мягкие – то с твёрдостью и суровостью, хотя и без излишеств. Это – для того, чтобы умеренным и справедливым было управление». Приводятся и слова Омейяда Муавии из его послания наместнику Зийяду: «Пусть между мною и тобою в управлении подданными будет натянут волосок. Если я натяну его, ты отпусти. Если ты отпустишь, я натяну. Но если мы оба натянем его, то он порвётся» [220].
Под эти рассуждения подводится и философско-мировоззренческое обоснование. Неустойчив, внутренне противоречив всякий человек, в том числе и властелин. Ибо состоит он из борющихся один с другим элементов, взаимно противоположных устремлений. Они-то и делают его колеблющимся, нестойким. Тут и нужен визирь, который, обладая, как нужно предполагать, иным соотношением элементов, стремлений и способностей, как раз и уравновешивает властелина: бдит, когда тот развлекается, серьёзен, когда тот весел, и т. п. [221].
В подтверждение того, что визирь призван быть своего рода противовесом властелину, приводится и история о царях Израиля. «Не было такого царя среди сынов Израиля, чтобы не находился при нём мудрый муж, который, когда видел царя в гневе, писал для него три записки, а на них – „Будь милосерден с бедным. Бойся смерти. Помни о посмертном воздаянии“. И когда царь гневался, тот муж показывал ему записку за запиской, пока гнев властелина не утишался» [222]. Есть и вариант этой истории. На этот раз «некий царь» написал сам три записки и сказал своему визирю: «Если ты увидишь меня во гневе, то покажи мне записку». А на первой было: «Ты не божество. Ты умрёшь и в прах обратишься и сам себя пожрёшь». На второй: «Смилостивься над теми, кто на Земле, и смилостивится над тобой Тот, кто в Небесах». На третьей: «Рассуживай людей по Божественному установлению, только это и может принести им благо» [223].
Продолжить эту линию («министр как противовес властелину») можно без труда. От министра, кроме всего прочего, требуется, чтобы он был милосердным и сострадательным, «дабы смог он исцелить милосердием своим те раны, которые наносит султан своей грубостью». Противовес должен быть равновесным, умеренным, таким, «как ночь в Тихаме, – ни жарким, ни холодным» [224].
Были и другие сравнения необходимого властелину окружения, как мы бы сейчас сказали – аппарата. Четырьмя ножками трона называл аль-Мансур судью, начальника стражи, руководителя податного управления, начальника почты [225]. Здесь указаны очень точно основные функции государственного аппарата – фиксация социальной структуры с использованием официальной идеологии (шариатский судья), внутренняя безопасность (начальник стражи), создание экономических условий для существования державы (руководитель податного управления), информированность о положении дел в государстве (начальник почты, который ведал и разведкой). Аль-Мансура, по-видимому, подвела присущая не только ему страсть к аналогиям, и он, будучи очарован образом трона с четырьмя ножками, ограничился четырьмя функциями. А можно было бы продолжить перечисление функций: обеспечение внешней безопасности (военачальник), осуществление административных функций (тот же визирь) и т. п. [36]
Однако всё, о чём мы говорили до сих пор, – это тот инструментарий, который нужен правителю как олицетворению властных функций. Но что он, не человек, что ли? Так что же такому человеку нужно?
О минимальном наборе вещей для властелина, которому ничто человеческое не чуждо
Некая женщина (кажется, это была мать Александра Македонского) наставляла своего царствующего сына. «О сын, нужно, чтобы было у царя шесть вещей: министр, мнению которого он доверяет и кому поверяет свои секреты; крепость, в которой может он укрыться в случае опасности; меч, который его не подведёт, если придётся сразиться царю с равными себе; сбережения, которые легко унести с собой, если нагрянет беда; женщина, с которой он забывал бы свои беспокойства; повар, который готовит так, что воскрешает аппетит, если он у царя пропал» [226].
* * *
Странные инструменты с крокодильими зубами
То, что властелин не может обойтись без дифференцированного инструментария, или, говоря современным языком, государственного аппарата, – вещь аксиоматичная. Но в этом вынужденном обращении к другим людям, обладающим своими собственными интересами, отличными, как можно предполагать, от намерений властителя, таится как минимум неоднозначность самого этого явления – оснащения властелина помощниками. А если говорить без обиняков, – не неоднозначность, а прямая опасность для того, кто обладает верховной властью. Наверное, от совместных усилий апологетов самодержавной диктатуры и вульгаризаторов истории Востока родилось стереотипное представление о безраздельной власти восточного деспота. В жизни всё было иначе.
И свидетельство тому – важная
