распределить и поднять образование населения. В итоге образуется средний класс, средний класс предъявляет спрос на демократию, и всё – институты начинают закреплять экономический рост. Но так получается не всегда! Средний класс не всегда предъявляет спрос на демократию. В Веймарской республике в Германии был средний класс, но он предъявил спрос на нечто другое – на тоталитаризм, голосуя за нацистскую партию.
Другая последовательность тоже оказалась неочевидной. Вроде бы, если начинать с демократии как определенной формы политических институтов, а ей соответствует форма экономических институтов (об этом много последние годы писали Д. Аджемоглу и Д.А. Робинсон [7]), тогда люди хотят экономического роста, они хотят жить лучше, больше получать, иметь большие возможности, и демократия должна вести к экономическому росту. Но, опять же, не всегда получается именно так. Не будем брать демократизацию 90-х годов ХХ века в России или нулевых годов на Украине – посмотрим на менее болезненное: что произошло с Египтом? В Египте до революции на площади Тахрир было авторитарное управление, маршал во главе страны, «Братья-мусульмане» в тюрьме, и при этом была достаточно процветающая экономика с сильной туристической индустрией. Потом – революция, распад экономики. Пройдя через все это, к чему пришел Египет? Да к тому же, от чего ушел: маршал во главе страны, «Братья-мусульмане» в тюрьме, режим авторитарный, а не демократический, но при этом экономика сильно пострадала. Оказывается, при демократизации экономика может идти вниз, а не вверх. Есть догадки, что нужны особые институты для того, чтобы этого не происходило.
Наши соотечественники В. М. Полтерович и В. В. Попов писали о том, что, чтобы демократизация дала положительные экономические результаты, экономический рост, нужны независимые суды и качественная бюрократия [8]. Качественную бюрократию, наверное, можно сделать, но независимый суд – явление, уже во многом связанное с ценностями и поведенческими установками как судей, так и тех, кто пытается влиять на этот суд.
Количественные исследования, которые очень распространились, особенно с начала XXI века, показали, что обе последовательности не только неочевидны, но и не подтверждаются. А что подтверждается? Наличие третьего, неизвестного, не-выявленного фактора. И вот этим фактором очень многие как на Западе, так и у нас стали считать культуру. В западной науке об этом стали писать Д. Норт, Дж. Уоллис и Б. Вайнгаст, у нас – Евгений Григорьевич Ясин и Виктор Меерович Полтерович, и началось обращение к фактору культуры как тому фактору, который надо включить в расчеты и исследования. Этот третий неисследованный фактор должен превратиться в часть экономических формул.
Что мы сегодня можем сказать о взаимодействии институтов и культуры? Ведь у нас теперь не пара «экономический рост и институты», а тройственное взаимодействие – экономический рост, культура и институты. Надо смотреть на взаимные воздействия. Я сейчас приведу два примера, отнюдь не учебных, и важны для последующих рассуждений и исследований, которые показывают воздействие институтов на культуру и культуры – на институты.
Начнем с воздействия институтов на культуру. 1994 год, футбольный турнир Shell Caribbean Cup. В последнем мачте Барбадосу, чтобы занять 1 место, нужно обыграть Гренаду с разницей минимум в 2 мяча. Правила турнира – внимание, пожалуйста, это важно, потому что это и есть сформулированный институт! Правила вроде бы очень разумные. Первое: в случае ничьей в основное время назначается дополнительное. Второе: игра в дополнительное время идет до первого забитого мяча. Третье: мяч, забитый в дополнительное время, засчитывается за два. Ну, нормально – можно жить, работать, играть. А дальше происходит следующее: Барбадос вел со счётом 2:0, однако на 83-й минуте, то есть за 7 минут до конца матча, Гренада отыграла один мяч – 2:1. Что происходит дальше? А дальше происходит странное. Барбадос для того, чтобы добиться дополнительного времени, забивает мяч в свои ворота – автогол, потому что это сделать легче, чем забить мяч в ворота противника. Что делает Гренада, поняв замысел противника? Гренада пытается забить мяч в любые ворота, чтобы не дать Барбадосу выйти на дополнительное время. А Барбадос начинает защищать ворота обеих команд. В итоге вся игра переворачивается. Институты – сильная штука: они могут поменять культурный смысл такой игры, как футбол. Это ведь не люди сошли с ума – это институты показали свою действенность.
Теперь, с вашего позволения, противоположный пример, который на самом деле известен каждому. Первый раз этот эксперимент Ж. Магнус, В.М. Полтерович, Д. Данилов и А. Савватеев провели одновременно в четырех странах: в России в Москве, в Израиле, Нидерландах и США. Это тест, который мы теперь регулярно проводим во многих университетах России, но ситуацию мы все знаем со школы или университета. Пишут контрольную.
Студент А списал у студента В с его согласия. Студент С сообщил об этом преподавателю. А дальше я расскажу результат. Когда респондентов стали спрашивать, как вы относитесь к действиям всех трех участников, то все осудили списавшего, но в разной степени. В России не очень сильно, а американцы – сильно. Все осудили доносчика, но в разной степени. Американцы слегка, потому что он же хотел соблюдения правил, а наши – чрезвычайно сильно, потому что русская культура отторгает донос. Раскол произошел по поводу того человека, который дал списать. Потому что мы и израильтяне полагаем, что он хороший человек, помог своему.
Голландцы в этом не уверены, американцы точно против, потому что он нарушил правила.
Отчего эта история важна? Это история воздействий культуры на институты, потому что институты возникают не на пустом месте – они прорастают через наши ценности и поведенческие установки. Фактически про что эта история? Есть ли равные правила конкуренции? Есть ли интеллектуальная собственность на результат, на то решение, которого вы достигли? Есть ли равный подход права к разным людям? В зависимости от того, как мы относимся к происшедшему, мы и производим институты будущего. Поэтому при таких ценностях и поведенческих установках, как, скажем, в России, можно спрогнозировать, что спрос на конкуренцию будет низкий, потому что институт конкуренции тут не поддержан и не востребован, что защита интеллектуальной собственности будет проблемой, что спрос на право будет низкий, и это связано с тем, что взращивается в школах и университетах.
Мы видим, как институты и культура воздействуют друг на друга совершенно противоположным образом. Можно ли сказать, что кто-то доминирует в этом воздействии, выстроить их в определенную цепочку и потом выйти на экономический рост? Давайте посмотрим. Воздействие институтов на культуру может приводить к победе институтов. Интересный естественный эксперимент случился в Нью-Йорке, когда
