В Лагартере, недалеко от Толедо, свадебные наряды сохранили примитивную варварскую роскошь, и участники торжественно красивой церемонии родительского благословения держат себя с тем же испанским родовым достоинством, что и их предки. Даже здесь, в Кастилии, с ее строгими нравами, случается, что невеста идет под венец беременной. Тогда, чтобы без слов довести этот факт до сведения общины, впереди свадебной процессии несут специальный букет.
Суровость и неизменность пейзажа Кастилии наложили свой отпечаток на любовную жизнь кастильцев. Пока Talgo[117], оснащенный кондиционерами, петлял по покрытым золотом жнивья бесконечным равнинам, я, глядя на пыльные дороги и потихоньку ветшающие замки, вспоминала размышления Унамуно о кастильской манере любить{149}:
«Это — не пылкая и мучительная любовь Абеляра и не изысканная любовь провансальских трубадуров... Теруэльские любовники Тирсо, даже умирая от любви, не проявляют открыто своих нежных чувств. В Химене, героине Mocedades del Cid[118], настолько мало женственности и чувственности, что она предпочитает видеть оцененной по достоинству свою любовь, а не красоту. И та же самая Химена.... восхищается необузданностью своего возлюбленного. Как гласит народная пословица, «мужчина — что медведь: чем страхолюдней — тем лучше». Эта пословица еще более справедлива по отношению к мужской грубости. За смелость Селия из El Condenada рог Desconfiado[119] любила Энрико, который третировал ее.
Любовь, в некотором роде, предназначена скорее для разъединения влюбленных, чем для слияния двух любящих душ воедино: она скорее груба и непристойна, чем чувственна, скорее строга и покорна, чем сентиментальна; это либо удовлетворение преходящего желания, либо отбытие домашней повинности... Испанцы не привыкли прибегать к софистике для оправдания супружеской измены, у них никогда не было в обычае обзаводиться любовницей. В любви вне брака кастилец подобен бойцовому петуху или Дон Жуану Тенорио{150}, но никогда — Вертеру{151}.
У нас нет ни маркиза де Сада, ни Манон Леско, ни Маргариты Готье. В театре Кальдерона ревность — это чувство оскорбленной чести, и ревнивый любовник, перед тем как убить изменницу, не целует ее, в отличие от Отелло. Любовь благовоспитанна, скреплена брачными узами, серьезна и сдержанна. Женщина, мать, не появляется на сцене национального театра; ее прячут в домашней святая святых».
Кастилия: бескрайние равнины, вечные и безжизненные, подобно пустыне, с деревнями, в которых дома цвета корицы жмутся к церкви, возвышающейся над ними, словно страж деревни; села, жизнь в которых замкнута и полна напряжения, как в концлагере, и где любовные драмы разворачиваются по описанным в пьесах Лорки образцам. К примеру, по сюжету пьесы Кровавая свадьба, где драматург выводит на сцену типично испанскую мать, которой нравятся мужчины-донжуаны. «Ваш дедушка оставлял по сынку на каждом углу»,— с гордостью говорит она. По ее мнению, цель семейной сексуальной жизни — деторождение. И ложась в супружескую постель, и работая в поле, надлежит давать начало новой жизни. Но женщины не должны заводить любовников. Женщины имеют ценность только как матери своих сыновей.
В пьесе Иерма жена уверена, что ее муж «не прилагает усилий к тому, чтобы завести детей». Она бесплодна, но вышла замуж только для того, чтобы стать матерью. В конце концов она убивает мужа. Разумеется, образ своей героини Лорка пишет в классических тонах. «Жаждой материнства» и желанием убить мужа, «виновного» в том, что в семье нет детей, могут быть одержимы не только испанки.
В пьесе Дом Бернарды Альбы мать дает сыну деньги на ухаживания за приезжими девушками. Мужчины одну падшую женщину утаскивают в оливковые рощи, а другую унижают, хороня ее ребенка на обочине. Бернарда хочет выдать за самого желанного зятя в деревне свою старшую дочь-дурнушку, но юноша любит ее младшую дочку, которая, не имея возможности стать его женой, решает сделаться его любовницей. Служанки и сестры шпионят друг за другом. Соседи подслушивают... Лорка показывает женщину, находящуюся в вечном подчинении у мужчины; сексуальную рабыню, для которой не существует ни радости любви, ни свободы выбора. Секс он изображает мрачной темницей, надзиратели которой не уступают в жестокости сотрудникам тайной полиции.
Хосе Мора Гуарнидо в своей книге о Лорке писал{152}: «Судьба женщины в испанских деревнях и городах, вопреки всем утверждениям популярной литературы, была горькой и несчастной, это особенно верно по отношению к женщинам среднего и высшего класса, чья участь определялась размерами их приданого. Хорошенькие девушки из среднего класса грустно чахли на своих балконах, ожидая кавалеров, которые редко приходили к ним, зато увивались возле карет безобразных дочерей из богатых семейств. Мать Лорки, донья Висента, часто высказывалась по поводу этих несправедливостей, отравлявших радость жизни стольким гранадским женщинам». Прототипами Бернарды Альбы и ее дочерей послужили женщины из андалусской семьи, с которой Лорка был знаком в детстве. Они были так очарованы Федерико, что тот прятался от них в пересохшем колодце в нижнем конце сада и оттуда наблюдал за их передвижениями.
В Кастилии мне пришлось столкнуться с несколькими примерами крайней женской застенчивости. Молодая женщина двадцати четырех лет из Сарагосы рассказала мне, что не могла заставить себя быть нежной со своим novio. Когда они поженились, молодая жена уходила в свою комнату в отчаянии от мысли, что она, испытывая такую сильную любовь к мужу, не может набраться смелости, чтобы выразить свои чувства. Она сказала: «Я покрываю его фотографию страстными поцелуями».
В Вальядолиде женщина двадцати восьми лет призналась, что не могла удержать своих novios, поскольку не знала, как вести себя с ними, и считала, что девушка, даже будучи влюбленной, никогда не должна выказывать своих чувств. Кастилия — не единственная провинция в Испании, где можно услышать о подобных случаях. Девушка из Бильбао, где нравы, предположительно, не такие строгие, по ее словам, была со своим novio такой чопорной, что парню это надоело и он оставил ее.
У деревенских жителей есть свой собственный, грубый, но эффективно действующий моральный кодекс. Вплоть до последнего времени в деревнях весьма и весьма косо смотрели на вдовцов, решивших снова обзавестись женой, и еще более косо — на вдов, отважившихся на второе замужество. С. Л. Бенсусан в своей книге Семейная жизнь в Испании рассказывает, как жители деревни Докера, рассерженные тем, что их односельчанка-вдова обвенчалась с человеком, который был ее любовником на протяжении многих лет, решили в ночь после свадьбы устроить новобрачным cencerrada[120] (испанский аналог того, что в Англии именуется rough music, а во Франции — charivari), несмотря на то, что вдова пользовалась в деревне всеобщим уважением.
«В ночь того дня, когда донья Долорес обвенчалась со своим вторым мужем, молодежь Докеры, вооружившись консервными жестянками, чайниками, свистульками и всем, что, по их мнению, способно было производить шум, явились к новобрачным на их стоявшую недалеко от деревни маленькую ферму и исполнили серенаду, во всю глотку выкрикивая в высшей степени нецензурные стихи, сочиненные местным виршеплетом и положенные на мотив хоты.
Несмотря на то что новобрачного и пышнотелую даму его сердца эта выходка нисколько не испугала, хотя и несомненно весьма огорчила, у них хватило ума не показать, что они обижены этим вторжением. Фактически, не успели двадцать, а то и более деревенских гуляк полдюжины раз пропеть свои непечатные куплеты, как из кухни показался старший работник Пабло с большим кувшином вина, к которому и приложились все «музыканты» и сопровождавшая их с целью соблюдения законности и порядка Guardia Civil[121]. Это своевременное небольшое подношение совершенно изменило настроение непрошеных гостей, хоту запели с теми словами, с какими ее и надлежало петь, оскорбительные стихи были забыты, а выкрики приняли исключительно одобрительный характер, и затем при свете звезд компания разбрелась по грязным лачугам вкушать заслуженный отдых.
Джеральд Бренан говорит, что на юге Испании он совсем недавно был свидетелем cencerradas в оторванных от мира деревнях и маленьких городках{153}. Тамошние деревенские жители не отказывают себе в удовольствии предупредить будущих супругов и устроить им концерт роговой музыки, «который изматывает нервы помолвленных, a pregones[122] их окончательно добивают. Когда я был в деревне, как минимум две пары, о предстоящих свадьбах которых было объявлено в церкви, не выдержали и отменили венчание, не желая подвергаться этому издевательству. В частности, вдовы так боятся, как бы их не ославили, что редко отваживаются вторично выйти замуж; вместо этого они — если это женщины из бедных семей, которым в одиночку не под силу сводить концы с концами,— просто переселяются в дом своего избранника». Андалусцы, впечатлительные и гордые, похоже, не способны смотреть в лицо неприятностям с той же невозмутимостью, как их соотечественники-северяне.
