между церковью и колдовским цехом. Игнатий Лупо в своей книге, опубликованной в Бергамо в 1648 году или чуть раньше, ставил вопрос: почему Бог допустил гибель такого количества детей от рук ведьм. Лупо считал, что Бог в своей непостижимой мудрости и доброте знает, что делает. Но его ответ был всего лишь благочестивой отговоркой, а проблема-то выглядела весьма серьезно и заботила многих. Во всей Европе дети страдали в результате колдовских практик. Авторы «Молота» как мало кто другой способствовали разрушению всего христианского мира: их действия вели к сокращению населения, росту количества бесполезных монастырей, сокращению в каждом новом поколении количества верующих, и если бы так продолжалось и дальше, число их в конце концов совсем сошло бы на нет. Происходило столкновение противоположностей — сверхъестественной злобы и естественной невинности. Очень долго рождение ребенка от союза ведьмы с демоном в глазах окружающих считалось увеличением зла в мире. Что же удивительного, что ведьмы старались уничтожать детей?
И дети словно мстили за дьявольское вмешательство в их судьбы. В Англии, во Франции, в Германии, в Испании, в Новой Англии дети чистыми голосами давали показания против своих родителей, соседей, их друзей, родственников. Да, эти слабенькие голоса признавались, что посещали шабаши; да, они помогали готовить еду на нечестивых пиршествах; да, они видели то-то и то-то тогда-то и там-то; да, отец, или мать, или брат говорили разные ужасные слова. А потом эти дети пропадали: после того как их голыми трижды обводили вокруг кострищ с прахом их родителей, они попадали в монастыри на всю жизнь или их изгоняли из своих домов, или даже, как Дженни Дивайс, они жили самой обычной жизнью до тех пор, пока теперь уже в их адрес не звучал тонкий голосок с теми же обвинениями, которые произносили их собственные детские уста.
Так было. Но в Салеме война, по крайней мере, на некоторое время, прекратилась; дети Салема должны были стать одними из последних, кто свидетельствовал против взрослых: Элизабет Пэррис, девяти лет, дочь преподобного Сэмюэля Пэрриса, священника Салема, и Эбигайль Уильямс, одиннадцати лет, ее двоюродная сестра; Анна Путнэм, двенадцатилетняя дочь Томаса Путнэма, приходского секретаря… Были и другие, но начиналось все именно с этих троих детей, потому что люди видели, как они «залезают под стулья, принимают неестественные позы, производят странные движения и издают громкие крики». На этой земле все немедленно переводилось в религиозную плоскость, может быть, это и правильно, но тогда и люди должны бы поступать по божественным правилам, а не навязывать Богу свои представления о Нем. В этом ведь и состоит задача — отыскать верные представления о Боге. А пока… Священник и семья молились и задавали вопросы, дети отвечали. Звучали имена: Титуба, старый слуга-индеец Джон, Сара Гуд, Сара Осборн, два очень старых и очень бедных жителя деревни. Были выданы ордера, троих арестовали.
Весьма вероятно, что все началось с рабыни священника Титубы с Барбадоса, именно она рассказывала детям страшные сказки, возможно, взволновавшие и спровоцировавшие девочек. Если так, то память ее расы вернулась к ней от ее воспитанниц. Когда трех первых арестованных по очереди допрашивали, Титуба почти сразу стала сознаваться во всем. Она обвинила других женщин, которые якобы приказывали ей вредить детям, а иначе, дескать, ей самой придется плохо. Титуба говорила: «Вот, прошлой ночью они являлись и говорили: «Сделай детям больно…». Ее спросили, в каком виде ей являлись эти женщины. «Как свиньи, а иногда как хорошие собаки». Титуба показала, что иногда женщины словно отсутствовали, они говорили: «Мы ничего не видим, потому что мы сейчас там». Она рассказала о знакомых этих женщин, вспомнила, что у Сары Гуд была маленькая желтая птичка, которую потом видели и больные дети. «Или вот Сара Осборн…» «А что с ней такое?» «Ну как же… К ней приходили четыре женщины и один мужчина в черной одежде, высокий такой, с белыми волосами».
Сара Гуд поначалу отказывалась признавать вину. Детям было приказано посмотреть на нее, и дети старались как могли. Это был весьма драматичный момент допроса. Дети стояли и смотрели, и если кто-то из заключенных шевелил рукой или ногой, они тут же начинали истошно кричать и корчиться в конвульсиях. «Зачем вы их мучаете?» — спросил судья. Сара ни в чем не сознавалась. «Почем мне знать? Я им ничего не делала. Вы привели сюда каких-то детей, а я теперь виновата?»
В конце концов она созналась, но переложила вину на Сару Осборн. Всех троих отправили в тюрьму. Осборн там и умерла. Остальных со временем повесили.
Впрочем, вскоре выяснилось, что ведьм было больше. Еще две, по крайней мере, как свидетельствовали Сара Гуд и Титуба. Они рассказали о двух мохнатых существах с крыльями, ходивших, тем не менее, на двух ногах, как люди. По-видимому, это должны были быть фамильяры ведьм или даже сами ведьмы, поменявшие облик. К этому добавилась еще одна деталь. Из показаний свидетелей следовало, что две женшины, оставаясь в своих домах, в то же время находились в другом месте, например, на шабаше, или даже в церкви. Последний факт особенно потряс набожных благочестивых жителей. Возможно, должностные лица Салема не слышали множества историй о том, как женщины, оставаясь в постели рядом с собственным мужем, одновременно развлекались на шабаше за много миль от дома. Инквизиция давно установила, что в постели при этом пребывает лишь форма женщины, а не она сама. Правда, выдвигались предположения о том, что облик женщины принимал кто-то другой, а то и сам дьявол, но говорилось также и о том, что ведьмы способны создавать свои подобия, неотличимые от оригинала, так что никто не мог знать, говорит ли он с ведьмой или с ее подобием [140]. Итак, кого же из женщин Салема имели в виду допрашиваемые? Жители терялись в догадках и тряслись от страха. А дети между тем продолжали страдать, и делали это словно напоказ.
Пуританский Салем захлестнула паника. Аресты следовали один за другим, а те, кто пока оставался на свободе, мучились от страха. Сару Гуд повесили. Когда она подошла к эшафоту, один из служителей церкви, мистер Николас Нойес призвал ее признаться и покаяться, но она отказалась. На слова Нойеса: «Я знаю, что ты ведьма», Сара ответила: «Я не больше ведьма, чем ты волшебник, и если ты заберешь мою жизнь, Бог пошлет тебе страшное: кровью захлебнешься!» [141]. Явно нездоровые дети продолжали давать показания; в ход пошли так называемые «призрачные доказательства» — рассматривались заявления свидетелей о том, что
