Илья Голенищев-Кутузов - Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений

Крик внезапный петухов
Нарушает мир окрестный.
Там, средь сонных облаков,
Медный шар несется в бездны.

Всё грозней глубокий гул,
Дольный ропот, горный гомон.
Кто-то молнией хлестнул
И швырнул с разбега громом.

И разнузданный тиран
Потрясает основанья,
Возмущает океан,
Громоздит на зданья зданья.

Расседаются дома,
Ударяют оземь крыши.
Расползлися закрома,
Сторожа бегут и мыши.

Нищий с алчною сумой
И банкир скоробогатый
Сочетают смертный вой,
Смертным ужасом объяты.

Очистительный обряд
Ты ли вновь свершаешь, Майя,
Подвенечный свой наряд
В буйной страсти раздирая?

Непобедимая Армада облаков
Плывет торжественно над Адрией ночною,
Над безнадежностью безлюдных островов,
Над этой жесткою и голою скалою.

Пусть легендарных звезд давно угасший свет,
Мерцая, серебрит гордыню смутных палуб, –
Я утерял давно надежды первых лет,
И сердцу скорбному не надо вещих жалоб.

К чему стремишься ты, строптивая душа?
Иль, снова возмутясь, верховной ищешь власти?
Зачем твой скрытный взор, волнуясь и спеша,
Стремится разгадать мелькающие снасти?

Они – видения томительного сна.
О, пристальней взгляни, их стройный очерк тает.
Лишь чуткой ощупью незрячая луна
По сонным берегам, бессонная, блуждает.

Стенанья сирого сирокко
Да хищный крик приморских птиц,
И тягость избранного рока,
И это море – без границ.

Мой остров скуден и затерян,
Но полон вещих голосов:
Пифийских дымчатых расселин,
Над безднами встающих снов.

Своею волею окован,
Безбрежность назвал я Судьбой.
Я сам, Цирцея, зачарован
Самим собой, самим собой.

Да, душны дни, а ночи тупы.
Лишь разум, кропотливый крот,
Ходы подземные ведет.
К чему? О, не дрожите, губы,
Умолкни, оскверненный рот!

В твоем молчаньи непритворном
Пророческий услышат зов.
Будь гробом и простым, и черным
Среди повапленных гробов.

Не говори о страшном, о родном,
Не возмущай мои тысячелетья,
Ещё болею повседневным сном,
Которого не в силах одолеть я.

Так средь азийских кочевых племен
Плененному наречием гортанным
Заложнику певучий снится сон
О языке родном и богоданном.

Как над морем летят облака,
Так над вечностью мчатся века.
И приходят, уходят, и снова спешат,
Роковой ускоряя возврат.

Только тот, кто не спит, кто вступил в договор
С неизбывными духами гор,
И глубоких морей, и бескрайних равнин, –
Будет в мире не раб – властелин.

И пред ним разомкнется отеческий круг
Зачарованных встреч и разлук.
И он будет беспечен и вечен, как свет,
Улыбаясь течению лет.

Шестикрылая мучит душа
Безнадежно двурукое тело.
Дальнозоркое сердце, спеша,
Покидает родные пределы.

Разум мерит вседневный обман;
Прорастает сознание глухо.
Только знаю – придет Иоанн,
Переставить светильники духа.

Страна, где древний стережет дракон
Запретные плоды, где длится сон
Любовников развоплощенных,

Окружена кольцом ревнивых вод,
Из памяти смущенной восстает;
И слышу лепет волн бессонных,

И вижу тени светлых колоннад,
Пылающий, торжественный закат,
Садов вечерних очертанья.

О, сколько раз я жил и умирал,
О, сколько раз, бессильный, забывал
Перстов легчайшее касанье.

Созданья странные, опять меня
Дыханьем опаляете огня,
Даете мне плоды златые.

Приемлю ваши страшные дары,
Приемлю сладость жертвенной игры
И ваши страсти родовые.

Торжественную, избранную скудость
Возлюбленных полей
Как позабыть? К чему иная мудрость?
Иных земель елей?

Меня тоска сжигает родовая,
И путь окольный – пуст.
О да не минет чаша роковая
Усталых уст.

О жизнь, бесцельный подарок!
Путей не найти назад.
Только безжалостных парок
Дрожащие прялки жужжат.

Иль в эти суровые нити,
В пряжу медлительных дней
Вплету огневые нити
Воли моей?

Дважды дано нам родиться!
Как мне дрему земли побороть?
К форме, что мыслит Господь,
Дух возмущенный стремится.

Когда в изнеможении лежит
Весь мир, и ты, и всё, что сердцу мило,
И поглощает мрак оледенелый
Пожарища, в тот предрассветный час

Смывают воды нового потопа
Твои дела.
И утром ты увидишь
Средь облаков, на небе бездыханном,
Архангела с пылающим мечом.
О, как печален взор неумолимый
Стоящего на страже у дверей
Земного Рая…

Вокруг земли я помню океан,
Где вечно волны катятся, рыдая,
И разве птица крикнет, пролетая,
О тишине обетованных стран.

Там средь валов в неумолимом танце
Проносятся обманчивой чредой
Зловещий Летучие Голландцы.

Лишь раз в сто лет за призрачной чертой,
Когда яснеют очи океана,
Видна страна, светла и осияна.

Там тишина, как девушка, вздыхая,
Рукою любящей корабль обнимет твой.
И вдруг поймешь – архангел огневой
Меч опустил пред древней дверью рая.

Подоприте, яблони, меня,
Поддержите, травы полевые.
Жалом уязвленная огня,
Слышу колесницы боевые,
Храп коней и пламенную рать,
И трубы разгневанной призывы.
И хочу, и не могу бежать, –
Веют, веют огненные гривы.
Только душный хмель садов Твоих
Вкруг меня, и смертное томленье.
Где Ты, повелитель и жених?
Только вихрь кружится в отдаленьи.
Я ль пойду, блуждая, как во сне,
Древнею дорогой безотрадной.
Тонкий пепел пал на сердце мне,
Волосы развеял ветр прохладный.

В вертограде Вышнего отца,
Знаю, знаю, ждет меня любимый,
Кто связал и развязал сердца,
Кто горит и жжет, неопалимый.
Жажду, жажду огненного дня,
Размыкаю дали голубые…
Подоприте, яблони, меня,
Поддержите, травы полевые.

Облаками свод небес украшен,
Даль спокойна и ясна.
Сквозь прозрачные аркады башен
Голубеет синяя волна.
Вновь со мной эпические музы
И печаль средневековых стен.
В лабиринте улочек Рагузы
Вижу храм, где прошлым бредит тлен.
О, по обмелевшим водам веры
Плоскодонное, надежное судно!
Здесь не виснут цепкие химеры,
Здесь Бернар не жег. Но всё равно
Ты войдешь в триумфе пышной фрески
На плафоне винно-золотом.
Ты увидишь профиль хищный, резкий
Иберийца с каменным крестом.
Ангелы (иль пухлые амуры?)
Час победы громко вострубят.
Шествуют торжественно авгуры,
Корчится барокко колоннад.
И мелькают тени в лихорадке.
О Тибулла нежная латынь! –
Всё звучит какой-то голос сладкий,
Словно глас пророческих пустынь:
«Изнемогшие придите чада,
Истомленные грехами всех дорог.
Здесь сиянья, лики и прохлады,
Снисходительный, понятный бог.
Вероятное мы истолкуем верно,
Мы развяжем, свяжем и простим,
Мы прощаем слабости и скверны,
Поспешая к малым сим».
Пламенники вспыхивают тускло,
Вкруг Мадонны сонм теней,
И втекают в мертвенное русло
Все тревоги многотрудных дней.
Только там, за древними стенами,
Слышишь – бьется буйная волна,
Ветр приморья спорит с облаками,
И душа свободою пьяна.
Выйди в порт – там со всего Востока
Собралися корабли.
Дышит грудь уверенно, глубоко,
Черный парус чудится вдали.
Всё властнее древний бред стихии –
Призраки качаются галер.
Может быть, сюда из Византии
Некогда усталый Агасфер.
Оживая, шепчутся преданья
С недоверчивой волной.
Египтянка шепчет предсказанья,
Сгорбившись над маленькой рукой.
И над рокотом пучин склонившегося Влаха
Недоверчиво следит, завидя с моря град,
Хищного поклонника Аллаха
Дальнозоркий суеверный взгляд.