Итак, между событием и смыслом существует глубинное родство, которое обусловлено всё тем же символическим круговоротом Пути. Смысл события как раз в том, что оно всегда предваряет, упреждает само себя и вместе с тем — себе на-следует. Мудрец потому и мудр, что никуда не торопится, но, по словам Лао-цзы, «изготавливается прежде других». В изречениях чань-буддийских учителей та же мысль выражена так:
«Прежде чем открыть рот, ты уже всё сказал.
Прозрение приходит быстрее, чем можешь понять…»
Зафиксируем это взаимопроникновение постоянства и проистечения: событие опознаётся только в соположенности состояний «прежде» и «после», предвосхищения и завершения. Его всегда «уже нет» и «ещё нет». Китайские каллиграфы и мастера боевых искусств говорят, в частности, о «голове» и «хвосте» действия «силы обстоятельств». По той же причине, как уже говорилось, событие как таковое не может быть «предметом рассмотрения». Его идеальный предел — безмятежный покой «мира в целом», покой мировой пучины, поглощающий любое воздействие.
Если вещь ценна своей метаморфозой, то событие ценно самоупразднением. Семиолог Р. Барт замечает по поводу японского мировосприятия: «Событие не относится ни к какому виду, его особенность сходит на нет; след знака, который, казалось, намечался, стирается: ничто не достигнуто, камень снова был брошен напрасно: на водной глади смысла нет ни кругов, ни даже ряби».
Смысл человеческой деятельности, согласно китайской традиции, есть не что иное, как «удержание», «сбережение» (шоу). Реальность — это то, что остаётся, даже когда всё пройдёт: бездонный резервуар, «Волшебная Кладовая» (Чжуан-цзы) абсолютной потенциальности, которая, однако, неотличима от бесчисленного множества мировых свершений.
Здравый смысл говорит нам, что каждое событие происходит во времени, имеет своё время. Размышление же над природой события приводит к выводу о том, что на самом деле время является условием всякого события или, ещё точнее, событие и есть время.
Событие и время совпадают в том, что и то и другое превосходят оппозицию субъекта и объекта или, если высказать этот тезис в положительной форме, утверждают преемственность опыта и бытия, восприятия и действительности. Событие и время относятся к области «междубытного», переходного, динамического состояния. Перемена, изменение и, следовательно, отсутствие самотождественной сущности — их важнейшее свойство. Их природа парадоксальна: они есть именно тогда, когда их нет или, по крайней мере, они не улавливаются чувственным восприятием или мыслью. Но это означает также, что понять природу события — значит понять переживаемое во времени личное существование в его всеобщих, объективных основаниях. Отсюда следует, помимо прочего, что событие и время определяют личную идентичность.
В китайской традиции не возникло сколько-нибудь подробной теории времени, причину чему следует искать, вероятно, как раз в практической направленности китайской мысли, её стремлении отождествить реальность с событием. По той же причине время для китайцев остаётся наиболее общим и не поддающимся объективации и анализу, ускользающим от понятий условием мышления и действия. Понимание времени в китайской традиции выражено в отрывочных, туманных, часто иносказательных формулах, которые не описывают и разъясняют, а указывают и напоминают. Эти высказывания обращены к опыту непосредственного переживания времени; они — только вехи сокровенного духовного пути. Их смысл приходится постигать, прибегая к максимально широкому контексту китайской и мировой философский мысли.
Примечательно, что древнейшая и наиболее почитаемая каноническая книга Китая называется именно «Книгой Перемен» (И цзин, Чжоу И). Основу этого загадочного памятника составляют даже не письменные тексты, а 64 комбинации из шести черт, так называемые гексаграммы. Сами черты бывают двух видов: сплошные (обозначающие активное, светлое, мужское начало Ян) и прерывистые (соотносящиеся с пассивным, тёмным, женским началом Инь). Основной корпус «Книги Перемен» сопровождается разнообразными комментариями и за три тысячелетия истории китайской цивилизации породил массу толкований. Но во все времена он служил материалом для особого рода гаданий, позволявших определить характер наличной обстановки и адекватный способ поведения в ней. Таким образом, постижение смысла гексаграмм «И цзина» носит характер-вникания в мировой процесс изменений, открытия в нём всё более утончённых и глубоких смыслов.
По сути дела, каждая гексаграмма «И цзина» обозначает определённую динамическую ситуацию и протекающий в её рамках процесс изменений в его непрерывно утончающихся нюансах. Эти изменения создают условия для плавного перетекания одной ситуации в другую. Реальность, согласно «И цзину», есть постоянное «рождение жизни» или «животворение живого» (шэя-шэн). Эта формула совпадает с принятым в современной феноменологии определением времени как «аффектации себя самим собой», единство возбуждающего и возбуждаемого, переход от одного настоящего к другому как абсолютный феномен, конституирующий сам себя. Время, понимаемое таким образом, неотделимо от сознательного переживания: «суть времени в том, чтобы быть не просто действительным временем или временем, которое течёт, но ещё и временем, знающим о себе, ибо взрыв или раскрытие настоящего к будущему представляет собой архетип отношения себя к себе и обрисовывает некое внутреннее, или самость»[135].
Понятно, почему время или, точнее, сама временность существования как «импульс» перемен воплощает, в понимании китайцев, само существо бытия. Классический толкователь «И Цзина» Ван Би (III век) так и говорит: «Гексаграмма — это время, а отдельные черты гексаграммы — это соответствующие времени изменения». Весь мир подчиняется действию времени: «Небо движется временем, Земля тоже движется временем. Небо не забегает вперёд и не отстаёт, и Земля тоже не забегает вперёд и не отстаёт».
Наше рассмотрение понятия времени в китайской традиции будет опираться, главным образом, на постулаты этой необычной книги.
Отметим, что исходный смысл термина «время» (ши) в китайском языке относится к длине тени на солнечных часах, то есть к движению солнца на небесном своде. Значение, как видим, соотносящееся с объективными природными процессами и к тому же вполне практическое: измерение отдельных временных отрезков годового круга и календарных циклов было делом первостепенной важности в земледельческой цивилизации. Вполне естественно, что китайцы связывали время именно с «небесными» факторами человеческой деятельности: в древнекитайском языке часто употребляется словосочетание «небесное время» (тянь ши), обозначающее периодические законы природного мира. Как говорится в «Книге Перемен», «солнце, достигнув зенита, клонится к горизонту. Луна, став полной, идёт на ущерб. Наполнение и убыль Неба и Земли соответствуют действию времени». Наконец, у термина ши имелось и более узкое значение: трёхмесячный временной отрезок, то есть сезон, время года.
Вполне естественно, что главным свойством времени в Китае признавалось именно изменение, перемена, так что в китайских текстах часто говорится об «изменениях времени» (шибянь, шихуо). Вот типичное в своём роде суждение из средневекового сочинения:
«Небо благодаря времени порождает и благодаря времени убивает. Деревья и травы рождаются по времени и по времени умирают. Вода в соответствии со временем замерзает, и в соответствии со временем тает лёд. Всё это — небесное время».
Такое понимание времени как процесса означает, в сущности, что время неотделимо от перемен и, следовательно, само «случается», является чистым событием, обладающим уникальными свойствами. Здесь китайское понятие времени — быть может, незаметно даже для самих китайцев — вдруг совпадает с мгновением. Более того, в рамках времени-события последовательные моменты существования, которые постороннему аналитическому взгляду кажутся разделёнными, в действительности проницают друг друга, составляя одно динамическое целое — то, что китайские мыслители называли «Одним Превращением» всего сущего. Авторитетнейшему неоконфуцианскому учёному Чжу Си (XII век) принадлежит, например, такое высказывание:
«В то время, когда с деревьев опадают пожелтевшие листья, на них уже зарождаются почки. Более того, у вечнозелёных деревьев зимой сначала появляются почки, а потом с них облетают жёлтые листья. Если говорить об изменениях времени, то нет такого момента, когда Небо и Земля не претерпевали бы изменений»[136].
Впрочем, за тысячу лет до Чжу Си упоминавшийся выше Ван Би рассуждал о природе изменений следующим образом:
