Многие пытались бежать («бегут, бегут на сторону» – из доклада государю одного их сибирских воевод), в связи с чем была предпринята особая, чрезвычайная мера: Указом 1698 г. повелевается переклеймить в Сибири особыми клеймами (по образцам, присланным из Москвы, специально для каждого города) тех ссыльных, «буде которые за работу не примутся, или пойдут за каким воровством и учнут свою братью обижать и упиваться или свои статки или заводы проживать»; за удаление ссыльных в иное место без воеводского разрешения виновные в этом должностные лица подлежали смертной казни (Грамота тюменскому воеводе 1698 г.). Отмеченный подход, проявившийся в документах рубежа XVII–XVIII вв., объясняется ростом заинтересованности государства в эксплуатации труда заключенных, превращением тюрем в «неиссякаемый источник, из которого черпались рабочие силы для тех мест, где это необходимо, для службы гражданской и военной, для заселения и укрепления границ, для добывания хлебных запасов на продовольствие служилым людям и т. д.»[234]. По той же причине стремительно расширялся список городов и мест, куда направлялись ссыльные: кроме Сибири… Архангельск (по Отписке 1649 г.), Холмогоры (по Выписке из дела о бунте Степана Разина), Устюг (по Делу 1682 г.), Чаронда, Пустозерск (по Грамоте 1684 г.), Новгород (по Грамоте 1651 г.), Казань (по Указу 1664 г.), Симбирск (по Делу 1682 г.), Самара (по Указу 1689 г.), Уфа (по Грамоте 1678 г.), Астрахань (по грамоте 1666 и 1677 гг.), Курск (по Указу 1686 г.), Азов (по Указам 1696, 1699 гг., Памяти 1697 г.), Пермь (по Грамоте 1684 г.) и др.
Отметим еще и то обстоятельство, что государству далеко не всегда удавалось держать нити управления ссылкой в своих руках ввиду, во-первых, огромных географических пространств, на которые она распространялась, во-вторых, большого числа ссылаемых, и, наконец, в-третьих, неготовности существующего тогда государственного аппарата реально влиять на эти процессы. В результате нередко складывались такие ситуации, когда из числа ссыльных стихийно создавались вольные отряды, которые, бросив место ссылки, уходили на восток, юг, запад, север, воевали с инородцами, грабили их, самостоятельно обживали новые места, ставили остроги, расширяли селения. А правительство лишь шло следом, посылая «на поставленные острожки служилых людей, учреждает администрацию, направляет туда пашенных ссыльных и пр. А вольные завоеватели приносят повинную и, легко получив прощение, обогащенные добычей, остаются жить на месте»[235]. Известен пример, когда ссыльные, убив воеводу Лаврентия Обухова «за невозможное свое терпение», поставили в итоге ни много ни мало, целое городище Албазинск, за что были государем прощены. Однако чаще всего даже отряды из ссыльных «по рекам и по другим дорогам разоренья и многую смуту и воровство делали», т. е. становились заурядными разбойниками[236]. Вот так чрезвычайно трудно, противоречиво начиналась ссылка в России.
Такими были истоки формирования пенитенциарной политики Российского государства. В рассмотренный период истории были обозначены практически все основные компоненты этой политики: использование наказания в виде лишения свободы для колонизации окраинных земель, провозглашение исправления осужденных, минимум внимания условиям содержания арестантов в местах лишения свободы. В дальнейшем эти направления будут усиливаться, облекаться в конкретные государственные решения, закрепляться в законодательных актах. Для примера можно привести Указ 1692 г., где записано следующее: «Великие государи указали, из Стрелецкого приказу колодников, которые за воровство свое куда довелись сослать в разные городы, и тех колодников посылать с нарочными посыльщики, заковав в кандалы и в ручные железа, а буде кандалов не достнет, и тех ковать и в ножные железа, залив, и велеть колодников вести с великим брежением, что б их до тех городов, куда они с ними посланы, довели в целости; а будет посыльщики воровством своим или пьянством, или каким иным небреженем, тех колодников, взяв спк, отпустят или какими мерами нибудь у них колодники уйдут и в целости их до тех их городов не приведут, и в тех городах воеводам тем посыльщикам чинить жестокое наказание, бить кнутом и ссылать их вместо ссыльных людей, а о женах их и детей ссылать с ними ж, а для провозу таких ссыльных людей в Стрелецком приказе сделать десятеры ручные железа, и те железа держать в Стрелецком приказе, а посыльщиками на ссыльных людей те железа или кандалы отдавать с росписками, а будет который посыльщик железа и кандалы потеряет, и за те железа и кандалы править цену против покупки вдвое и о том в городы, которых доведется послать в Сибирь, на Вологду, а которых в Киев, в Переяславль, в Северск, а которых на Терек, в Симбирск, также кого и в иные городы послать свои великих государей грамоты»[237]. В другом Указе 1699 г. говорится о том, что виновных в получении взятки «сказть смерть и положить на плаху и от плахи подняв, бить, вместо смерти кнутом без пощады и сослать на ссылку в Азов на вечное житье с женами и с детьми и быть им на каторгах в работе»[238].
В дальнейшем такого рода отдельные указы, касающиеся пенитенциарной сферы, требовалось обобщить в специальных нормативных правовых актах. Достаточно четко этот процесс начал проявляться в условиях становления абсолютизма в России. Поэтому в контексте рассматриваемой в настоящей работе проблематики период абсолютизма в нашей стране приобретает особое значение, поскольку сопрягается со становлением в России мощного государственного аппарата, в том числе по реализации наказаний, связанных с лишением свободы. В этом смысле пенитенциарная сфера непосредственным образом была связана с преобразованиями в нашем обществе, которые ассоциируются прежде всего с именем Петра I.
Следует заметить, что в исторической литературе проблема российского абсолютизма имеет неоднозначные подходы. В частности, спор идет по вопросу о том, когда в нашей стране, собственно, возник абсолютизм. Ряд авторов склонны относить начало абсолютизма ко времени Ивана III, который, как известно, стал называть себя самодержцем[239]. Другой подход заключается в том, что абсолютизм берет начало с Ивана Грозного[240]. Есть точка зрения, согласно которой историю абсолютизма следует начинать с Михаила Романова[241]. И все же в литературе доминирует точка зрения С. В. Юшкова, который полагал, что формирование абсолютизма начинается не ранее чем со второй половины XVII в., а окончательное оформление приурочивается к началу XVIII в.[242] Для нас данный вопрос не имеет принципиального значения. Однако, как будет показано ниже, развитие пенитенциарной политики Российского государства подтверждает именно последнюю точку зрения.
Для пенитенциарной политики России рассматриваемого периода немаловажное значение имеет также вопрос о расширении территориальных пространств. Это связано с тем, что данная тенденция своим следствием имела, во-первых, увеличение объема применения ссылки как разновидности лишения свободы; во-вторых, изменялся в сторону усиления вертикали госаппарат, ведавший вопросами реализации наказаний, связанных с лишением свободы; наконец, в-третьих, государство (в лице, прежде всего, самого Петра I) все в больших масштабах стало использовать, а точнее говоря – эксплуатировать дешевый труд осужденных преступников.
В этой связи следует отметить, что в течение XVIII в. территория Российской империи значительно расширилась до 17 млн кв. км. – за счет включения в ее состав части Казахстана, Прибалтики, Крыма и Новороссии, части Кавказа, Приднестровья и ряда других земель. В течение XVIII в. было проведено две крупные территориальные реформы. Так, в 1708 г. были образованы губернии (Московская, Ингерманландская, Смоленская, Киевская, Азовская, Казанская, Архангелогородская, Сибирская). В результате между уездами, ранее непосредственно подчинявшимися центру, и приказами появились промежуточные административные органы. При этом губернаторы обладали всей полнотой административной и судебной власти в рамках своей территории, за исключением особо важных дел, которые докладывались царю[243]. Места лишения свободы (тюрьмы, остроги, смирительные и рабочие дома) находились в ведении губернаторов.
В дальнейшем число губерний неуклонно увеличивалось. В 1775 г. была проведена новая территориальная реформа, когда численность губерний достигла 23. В том же году был принят довольно объемный нормативный правовой документ – Учреждения для управления губерний[244], впервые отрегулировавший вопросы управления местами лишения свободы на местном уровне (ранее, как отмечалось, вопросы реализации пенитенциарной политики сосредоточивались в Разбойном приказе, однако этот орган имел общегосударственное значение), что свидетельствует о последовательном развитии органов, исполняющих уголовные наказания, связанные с лишением свободы.
