Из содержания ст. 34 Судебника следует, что розыск преступников возлагался на специальных должностных лиц – недельщиков, в обязанности которых входили розыск («имати») преступников и их допрос («пытати»).
Более того, розыск производился не только в случаях, когда становилось известно о совершенном преступлении, но и в случаях, когда ставилась задача выявления лиц, совершающих преступления – лихих людей (разбойников), душегубов (убийц) и татей (воров).
Меняется и цель правоохранительной деятельности. Если раньше целью было восполнение, компенсация нанесенного ущерба, а наказания носили, как правило, имущественный характер, то с XV в. целью становится устрашение, в связи с чем вводится новая система наказаний, включающая членовредительство и смертную казнь в различных формах.
Казалось бы, указанные перемены должны были повлечь за собой и существенные изменения правовой базы, регламентирующей розыск преступников и участие в этом розыске населения. Однако в силу объективных причин, обусловленных, на наш взгляд, в первую очередь уровнем социально-экономического развития и, как следствие, зачаточным состоянием органов государственного аппарата формирующегося централизованного государства и их непроцессуальной деятельности по борьбе с преступностью, такого рода изменений в законодательстве не произошло и вопросы содействия населения розыску преступников Судебник практически не регулировал. В нем лишь содержались указания на недопустимость ложного доноса («ябедничества»), а также нормативно закреплялся институт оговора.
Например, в ст. 12 Судебника указывалось, что «на кого взмолвят детей боярскых человек пять или шесть добрых, по великого князя по крестному целованию, или черных человек пять-шесть добрых христиан-целовальников, что он тать, а довода на него в прежнем деле не будет, у кого крал или кому татьбу плачивал, ино на том взти исцеву гыбель без суда». Схожее положение закреплялось и в ст. 13 Судебника, которая предусматривала, что если «с поличным его приведут впервые, а возмолвят на него человек пять или шесть по великого князя по крестному целованию, что он тать ведомой, и преж того неоднократно крадывал, ино того казнити смерною казнию, а исцево заплатити из его статка».
Появление института оговора стало одним из переходных моментов к началу повального обыска и новой формы судопроизводства – розыску.
Важным этапом развития российского законодательства о борьбе с преступностью стал Судебник 1550 г.[71]
В нем, по сравнению с Судебников 1497 г., значительно больше внимания уделялось вопросам судопроизводства, которые уточнялись и расширялись в направлении усиления розыскного процесса.
В частности, ст. 53 Судебника 1550 г. вменялась в обязанность недельщика поимка татей и разбойников, а в ст. 57 и 71 указывалось на необходимость расследования преступлений розыскным процессом – производством обыска «окольных людей» (опросом соседей о том, что они знают об определенном лице, проживающем рядом с ними, подозреваемом в совершении преступления), повального обыска (опроса представителей населения на обыскном съезде о том, кто у них в селах и городах лихие люди – тати и разбойники) и применением пытки к подозреваемым, оговоренным при обыске.
Производство обыска (опроса) было законодательно определенным средством отыскания преступников.
Образование единого централизованного государства, начиная с конца XV в., сопровождалось процессом формирования новой, приказной, системы управления.
Переход к приказной системе управления, в том числе по розыску преступников, завершился лишь во второй половине XVI в. Тогда же утвердилось за органами государственного управления и наименование «приказы».
Занимались розыском преступников и местные органы власти. Государство делилось на уезды, возглавлявшиеся наместниками, а уезды – на волости, во главе которых стояли волостели. На этих должностных лиц, среди прочих, возлагались и задачи по розыску преступников. В нормативных источниках упоминается и специальное должностное лицо – доводчик, являющееся представителем наместника или волостеля, которое ведало следствием и судом.
Появились и специальные органы городского управления – вводится должность «городчика» (позднее – городового приказчика, городничего), за которым постепенно закрепляются все более широкие полномочия, в том числе и по розыску преступников.
Суд не был отделен от органов управления и судебные функции выполняли как приказы, так и администрации органов местного самоуправления. При этом на рубеже XV–XVI вв. возникают «губы» – судебные округа, в которых создавались губные избы, возглавляемые губными старостами (позднее – целовальниками). При губной избе находился дьяк, ведавший делопроизводством.
На губные власти была возложена обязанность поимки разбойников, а впоследствии и татей, убийц и поджигателей[72].
Порядок организации губных учреждений и ведения ими дел о татьбе и разбоях регламентировался специальными нормативными актами – губными грамотами. Такими нормативными документами, в частности, являются Губная Белозерская грамота 1539 г.[73] и Медынский губной наказ 1555 г.[74]
В то же время губные грамоты возлагали и на население обязанность ловить и карать разбойников[75].
Розыск и поимка преступников возлагались и на представителей центральной власти – так называемых «обыщиков»[76]. Это, вероятно, были первые сыщики в России. Задача обыщиков состояла в том, чтобы отыскивать преступников, в том числе при содействии общины.
Однако из содержания названных документов следует, что деятельность обыщиков была неэффективна и вызывала нарекания со стороны населения.
В исторической литературе высказано предположение, что уже в XV в. существовало какое-то ведомство, управлявшее розыском преступников (отправлением обыщиков), однако никаких сведений об устройстве, составе и полномочиях этого ведомства не сохранилось. В то же время высказывается предположение, что обыщиков мог рассылать Челобитный приказ, в который поступали жалобы на злодейства[77].
Как центральный орган власти в Москве действовала «Разбойная изба» (позже – Разбойный приказ)[78], наделенная контрольными полномочиями по отношению к губным избам в судебных округах и полномочиями по привлечению к ответственности за злоупотребления губных старост (целовальников).
Губные грамоты стали основой созданной в дальнейшем Уставной книги Разбойного приказа, заменившей эти грамоты. Первая Уставная книга Разбойного приказа датирована 1556 г., вторая – 1617 г. Последнее ее издание было дополнено документами 1635–1648 гг. В дальнейшем содержание статей Уставной книги вошло в гл. XXI Соборного уложения 1649 г. «О разбойных и о татинных делах»[79].
Были созданы и местные (земские) органы самоуправления – земские избы, возглавляемые старостами. При этих избах состояли земские дьяки.
Уголовно-процессуальные и полицейские функции органов земского управления определялись Уставными земскими грамотами[80].
При этом в рассматриваемый период использование содействия населения в розыске преступников сводилось к обыску и доносу.
Соответствующие положения русского права получили развитие и были нормативно закреплены в Соборном уложении 1649 г.[81]
Так, ст. 12–17 гл. 2 Соборного уложения определяли порядок «извета» (доноса) и его проверки, а также меру наказания за ложный донос. Статьи 18 и 19 этой же главы требовали доносить о заговорах и других «злых умыслах» (политических преступлениях – преступлениях против государя и государства), предусматривая наказание для сокрывших такие преступления смертную казнь.
В связи с этим следует отметить, что доносительство постепенно становилось все более распространенным, однако не являлось результатом целенаправленной деятельности государственных органов по использованию специальных лиц, оказывающих им содействие в выявлении и раскрытии преступлений путем добывания и передачи информации о причастных к этим преступлениям.
Соборное уложение закрепило процесс выделения политических дел из общего потока уголовных преступлений и инициировало создание соответствующих государственных органов, осуществляющих розыск политических и уголовных преступников.
В этих условиях в 1650 г. был учрежден Приказ тайных дел, к которому перешли от Боярской думы полномочия по расследованию преступлений, о которых сообщалось как «слово и дело государево». Таким образом было положено начало выделению органов политического сыска в самостоятельные специализированные государственные структуры.
Развитие этих органов и органов уголовного сыска приведет в последующий период к определенным различиям в использовании ими негласных непроцессуальных методов работы по выявлению и раскрытию преступлений, причем органы политического сыска будут опережать другие органы в работе по привлечению населения к негласному сотрудничеству и созданию ведомственной нормативной базы, регламентирующей работу, которую в дальнейшем назовут агентурной.
