Во-вторых, расширяется диапазон скоростей управляемых процессов, что не может не отражаться на правовом регулировании этих процессов.
В-третьих, в современном производстве человек, как правило, не воспринимает управляемые объекты непосредственно; между органами чувств человека и предметом труда «вклинивается» система технических устройств; информация о предмете труда поступает в закодированном виде, а также в виде различных комментариев, толкований, экспертных оценок.
В-четвертых, использование современной техники нередко сопряжено с необходимостью работать в особых, непривычных для человека, условиях. Все это сопровождается изменениями в поведении человека и его психологическом состоянии, что, несомненно, должно учитываться при выборе средств правового регулирования с целью повышения его эффективности.
В связи с перечисленными тенденциями изменяются требования к восприятию, вниманию, памяти, мышлению, поведенческим установкам личности. Естественно, должны изменяться и требования к регулированию поведения людей, к воздействию на их эмоционально-волевую сферу.
В психологии иногда высказывалось мнение о том, что технический прогресс приводит к снижению уровня мотивации в трудовой деятельности человека[685]. Думается, что в данном случае вообще можно говорить о выхолащивании целей и мотивов человеческой деятельности.
Таким образом, современная цивилизация накладывает серьезный отпечаток на внутренний мир человека и его поведение. При этом современное общество и его регулятивная система «мягко» подавляют личность, подвергают ее внутренний мир своеобразной «принудительной унификации». В связи с этим хотелось бы заметить, что стремление к эффективности социальных предписаний в современных условиях глобализации и унификации многих процессов, норм и отношений, очевидно, не должно сопровождаться попытками нивелировки конкретной личности, подавлением ее индивидуальности, сужением возможностей для ее самореализации.
Анализ сущностных качеств человека, а также особенностей взаимоотношений личности и общества в современном мире и их влияния на эффективность права, по нашему мнению, был бы неполным без этнопсихологических характеристик современного российского человека. Исследование особенностей российского менталитета важно еще и в связи с тем, что «евразийская сущность России часто понимается как реальная возможность метаисторического диалога между материалистическим, стремящимся к постоянной технологической экспансии в природу Западом и духовным, сохранившим воспоминания о великой гармонии с природой Востоком»[686].
Итак, очевидно, что исследование эффективности права как социально-духовного регулятора неотделимо от изучения ее этнопсихологической основы – менталитета народа. Прежде всего кратко охарактеризуем само понятие «менталитет».
В литературе менталитет определяется как «общая духовная настроенность, относительно целостная совокупность мыслей, верований, навыков духа, которая создает картину мира и скрепляет единство культурной традиции или какого-либо сообщества»[687].
Впервые термин «ментальность (менталитет)» был введен американским философом Р. Эмерсоном в 1856 году при изучении им центрального метафизического значения души как первоисточника ценностей и истин[688]. Э. Дюркгейм понимал менталитет как «совокупность общих верований и чувств, свойственных в среднем членам какого-либо общества»[689]. Заметной вехой в истории развития понятия менталитета стали труды Л. Леви-Брюля[690], Э. Кассирера[691], А. де Токвиля[692], в которых менталитет определялся через категорию сходных принципов мышления и систему правил, которыми руководствуются люди, управляя своей умственной деятельностью.
Основные проблемы менталитета исследовались в работах Л. Февра. Он отмечал, что привычки и установки, навыки, восприятия и эмоциональная жизнь, то есть менталитет, наследуются социумом от предыдущих поколений без четкого осмысления этого. Менталитет, таким образом, восходит к бессознательным глубинам психики[693].
Сведение менталитета к коллективному бессознательному характерно для целого ряда современных исследователей. Так, Ф. Арьес указывает: «Менталитет – коллективное бессознательное или, лучше сказать, коллективное неосознанное, культурный субстрат, который в определенный момент оказывается общим для социума в целом и не осознается современниками, ибо представляет для них нечто само собой разумеющееся»[694].
На основе анализа определений, содержащихся в работах как российских, так и зарубежных ученых, И. Г. Дубов приводит следующую характеристику менталитета: «Менталитет как специфика психологической жизни людей раскрывается через систему взглядов, оценок, норм и умонастроений, основывающихся на имеющихся в данном обществе знаниях и верованиях, и задающих вместе с доминирующими потребностями и архетипами коллективного бессознательного иерархию ценностей, а значит, и характерные для представителей данной общности убеждения, идеалы, склонности, интересы и другие социальные установки, отличающие указанную общность от других»[695].
Ж. Дюби выделяет четыре группы ментальных процессов с учетом их длительности:
1) быстротечные и поверхностные, возникающие как реакция группы на действия индивида и наоборот;
2) средние по продолжительности, плавные трансформации, согласующиеся с движением общества в целом, с политическими, экономическими, социальными изменениями;
3) «темницы долгого времени» – ментальные структуры, не изменяющиеся со сменой поколений, но способные измениться в результате быстрых, хотя, может быть, и незаметных, мутаций;
4) наиболее глубоко залегающий ментальный слой, связанный с биологическими свойствами человека. Он неподвижен или почти неподвижен, изменяясь вместе с эволюцией самих биологических свойств[696].
Именно в правовом менталитете зафиксировано право как такой образ правового регулирования, который наиболее целесообразен и оптимален в определенной социокультурной реальности. Этот образ может получить, но может и не получить адекватного оформления в юридической форме[697]. Другими словами, законодательство государства может этот образ должным образом не отразить, исказить.
Для законодателя недостаточно просто обладать правовым сознанием или юридическими знаниями, ему необходимо понимание сущности правового менталитета народа или нации. Это сделает его юридически значимые действия более обоснованными и поддерживаемыми людьми, более осязаемыми и понятными, легитимными для Граждан[698]. Такое понимание «материализуется» в нормах законодательства, придавая им глубокую ментальную обоснованность, психологическую оправданность, а значит, большую эффективность.
Исследование менталитета и важнейших качеств человека очень актуально именно в современных российских условиях, когда, по меткому выражению В. В. Сорокина, имеет место «разрыв единого духовно-правового пространства»[699]. Для России в высшей степени актуально преодоление духовного надлома – кризиса роста в цивилизационном развитии и устранение внешних своекорыстных и чуждых нам вторжений идей вульгарного либерализма, иногда характеризуемых как вестернизация, но приобретающих характер идеологической агрессии[700].
Представляется целесообразным дополнить анализ сущностных качеств личности характеристикой специфических черт русского человека, его этнопсихологических особенностей. Во-первых, в контексте проблем эффективности в праве необходимо обратить внимание на такую обсуждаемую этнопсихологическую черту русского человека, как правовой нигилизм. Так, по справедливому замечанию А. Н. Зрячкина, имеет место отчуждение россиян от правовых установок. В большинстве ситуаций, подпадающих под действие права, люди не могут либо просто не хотят верить в его потенциальные возможности решить свои проблемы так, как того требует социальная справедливость[701].
Следует оговориться, что авторы, пишущие о правовом нигилизме, понимают право как систему установленных государством норм, в его формальном аспекте. В контексте эффективности права данная проблема приобретает несколько иной вид. Если рассматривать право как духовное образование, как форму духовного существования человечества, то проблема правового нигилизма вообще теряет смысл. Как нет человека без души, без духовной основы, так и не может быть отрицания человеком права как системы духовных ценностей, принципов и норм социальной жизни. Думается, что определенный интерес в этом плане представляет рассмотрение проблемы правового нигилизма в России в широком культурном контексте.
