Подобные идеи высказывались в литературе и ранее. В частности, Н. М. Коркунов отмечал, что юридические нормы есть нормы разграничения интересов[744]. В. П. Казимирчук связывал эффективность права с отражением экономических, политических и духовных потребностей и интересов классов и общества в целом, с направленностью на охрану прав и свобод личности[745].
Хотелось бы отметить, что право, защищая социальные интересы и способствуя самореализации человека, не должно возвеличивать отдельную личность с ее «набором» прав. Право как многоаспектное, в первую очередь духовное, образование является мерой свободы, мерой, закрепленной не только в нормативных актах, но и в правосознании. И в этом плане заслуживает внимание высказывание Э. Мунье о том, что защита прав личности не должна стать оправданием духовного сепаратизма, которого личности следует всячески опасаться[746]. Некоторые зарубежные авторы справедливо подчеркивают неоднозначность и даже противоречивость идеи прав человека. Так, Дж. Айф пишет: «Идею прав человека поддерживают люди с различными культурными и идеологическими корнями, и она используется риторически в поддержку огромного числа разных и иногда противоречащих друг другу причин»[747]. Спорность абсолютизации субъективных прав исходит хотя бы из того, что само понятие и набор этих прав являются дискуссионными. Недаром ряд зарубежных авторов отмечают, что положение о правах является хотя и всеобъемлющей, но спорной чертой всей нашей политической практики[748].
Исследование психологических основ эффективности норм законодательства приводит к необходимости изучения основных духовных мотивов, поведенческих установок, потребностей, движущих человеком и определяющих его внешнее поведение. В литературе указывается, что основным качеством субъекта права является способность признания идеи права и способность психически волевого признания нормы, когда последняя рассматривается в качестве желательной или нежелательной для данного субъекта[749].
В связи с этим представляет интерес концепция И. А. Ильина о так называемых кругах самоутверждения, притязания. Он писал: «Движимая первоначально инстинктом личного и семейного самосохранения, каждая единичная душа выступает в виде агрессивной воли, обращается к общей основе существования и очерчивает вокруг себя круги своего нестесненного самоутверждения. Это самоутверждение составляет не только психофизическую, но и духовную необходимость. Для того чтобы достойно существовать, т. е. жить возрастающим духом, необходимо прежде всего существовать: для того чтобы существовать, каждому единичному человеку необходимо самостоятельно действовать во внешнем мире, создавать нужное и беречь созданное. Круги, очерченные каждым вокруг себя, рано или поздно, но неизбежно придут в соприкосновение и столкнутся; конфликт притязаний неизбежно породит вопрос о правоте притязаний, и произвольному установлению своих пределов придет конец: вопрос о правом притязании есть уже вопрос о праве, зрело разрешаемый ныне признанием определенного правового статуса за каждым субъектом… Ценность, лежащая в основании естественного права, есть достойная, внутренно-самостоятельная и внешне-свободная жизнь всего множества индивидуальных духов, составляющих человечество. Такая жизнь возможна только в виде мирного и организованного равновесия субъективных притязающих кругов; равновесия, каждому одинаково обеспечивающего возможность духовно достойной жизни и потому нарушающего это равенство лишь в сторону справедливости»[750]. Хотелось бы добавить, что расширение этих кругов будет выражением трансгрессивности как одного из основополагающих качеств личности.
Итак, в основе эффективности норм законодательства лежат особенности психологического отношения к ним как результат взаимодействия личностных структур, мотивов, идеалов и т. д. и требований этих норм.
Одна из функций права как социально-духовного регулятора и норм действующего законодательства, на наш взгляд, заключается в том, чтобы справедливо соотнести между собой «круги притязания» разных людей и их объединений, соотнести их потребности и интересы на основе некоторых выработанных культурой справедливых критериев. Такие критерии в различных обществах и в различные исторические эпохи неодинаковы. Задача правотворческих органов государства, как представляется, заключается в том, чтобы познать эти критерии, обусловленные духовным, культурным, экономическим и иным развитием общества, и закрепить их в качестве основ, общих принципов законодательства.
Нельзя не согласиться с высказанным в литературе мнением, что следование социальным нормам есть результат сложного психологического процесса развития сознания, нравственных убеждений и ценностных систем личности, навыков социального поведения, результат перестройки мотивационной системы, системы внутренних регуляторов поведения – ценностных ориентаций и установок, систем личностных смыслов и значений, преобразования свойств личности[751].
Представляется, что не только мотивы, потребности, интересы, но и правовые идеалы и ожидания во многом определяют правовое поведение той или иной направленности, определяют специфику отношения личности к конкретным правовым предписаниям. Таким образом, соответствие конкретных норм правовым идеалам и ожиданиям людей и будет обеспечивать психологическое принятие этих норм, их психологическую эффективность. Нормы, не соответствующие правовым идеалам и ожиданиям, в лучшем случае будут соблюдаться и исполняться лишь под угрозой государственного принуждения. Такая, с позволения сказать, «принудительная эффективность», несомненно, будет носить социально негативный характер, так как будет связана с подавлением личности. С другой стороны, необходима целенаправленная государственная и общественная работа по воспитанию, формированию правовых идеалов. К такой работе должны привлекаться не только государственные органы, но и общественные организации, церковь.
Именно правовые ожидания и идеалы создают, формируют правовую систему, правовые нормы, правовые учреждения. Нормы и учреждения есть результат воплощения в жизнь идей правосознания. Нормативные предписания не могут формулироваться, толковаться и реализовываться бессознательно. Правовые идеи, напротив, существуют в сознании с момента появления человека как биологического вида и возникают задолго до появления какого бы то ни было позитивного права.
Правовые ожидания могут быть разделены на два вида, которые можно было бы назвать ожиданиями внутренней и внешней направленности. Ожидания внешней направленности представляют собой воззрения о том, каковы должны быть нормы общественного поведения, чему они должны соответствовать, каковы цели деятельности правовых учреждений безотносительно к интересам данного лица. Ожидания внутренней направленности характеризуют представления лица о его конкретном месте, положении в правовой системе и соответствующем поведении.
Как известно, идеалы и ожидания людей различаются, поэтому одни и те же нормы могут по-разному приниматься разными людьми. Соответственно различаться будет и эффективность этих норм в отношении различных людей.
К сожалению, правовые ожидания личности по отношению к другим доминируют перед требованиями правового характера по отношению к собственной личности. В этом проявляется важная психологическая составляющая неэффективности норм позитивного права. Л. И. Петражицкий в свое время рассмотрел эту проблему применительно к эмоциям долга. Он отмечал: «Эмоции долга способны достигать большей интенсивности и делаться заметными в тех случаях, когда дело идет не о собственном поведении субъекта, а о поведении кого-либо другого…»[752] И. А. Ильин писал о так называемых отрицателях права: «Такой человек твердо знает, что другие ему “должны” и чего они “не смеют”, но он постоянно готов забыть, что он “должен” другим и чего он “не смеет”. Отстаивая свой интерес, он возмущается и протестует… и быстро превращается в хищника, как только право не успеет прикрыть чужой интерес, или в лжеца, как только оно успеет это сделать… Весь вопрос о “праве” есть для него вопрос о том, как составить себе более выгодную обеспеченную жизненную “конъюнктуру”, а принцип взаимности (мутуализм) ничего не говорит его близорукой душе: он не способен понять, что его полномочия живут и питаются чужими обязанностями лишь благодаря тому, что чужие полномочия живут и питаются его обязанностями… Такое отношение к праву представляет один из тех недугов правосознания, от которого редкий человек вполне свободен»[753].
