Лидия Гинзбург - О психологической прозе. О литературном герое (сборник)

303

Там же. Т. 14. М., 1949. С. 359–360.

Там же. С. 452.

Там же. Т. 15. М., 1950. С. 786, 790.

В «Идиоте» же Достоевский, иронизируя, писал, что, по мнению «разумных» людей, Мышкин – это «молодой человек, хорошей фамилии, князь, почти богатый, дурачок, но демократ и помешавшийся на современном нигилизме, обнаруженном господином Тургеневым…».

В кругу «Современника» распространено было мнение, что Базаровым Тургенев отчасти пародировал Добролюбова.

Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. Т. 10. М., 1951. С. 185.

В статье «Борьба в 1860-х годах вокруг романа И. С. Тургенева „Отцы и дети“» П. С. Рейфман подчеркивает, что страстные споры – и слева, и справа – велись в основном по поводу романа, что на самом деле речь шла о «Базаровых русской действительности» (Учен. зап. Тартуского ун-та. 1963. Т. VI. Вып. 139. С. 82–94).

Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т. 20. М., 1960. С. 335.

Huch R. Die Romantik. Blütezeit, Ausbreitung und Verfall. Tübingen, 1951. См. главу «Der romantische Charakter».

Эти домыслы не следует смешивать с закономерной изменчивостью читательских истолкований произведения в разные исторические эпохи.

Шишмарев В. «Декамерон» Боккаччио // Д. Боккаччо. Декамерон. Л., 1931. С. XVIII.

Маргарита Наваррская. Гептамерон. Л., 1967. С. 12.

Веселовский А. И. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 51–52.

Повторяемость сюжетных схем, фольклорных и литературных, издавна привлекала внимание исследователей. В частности, тех, кто стремился выявить специфические механизмы построения литературных произведений. Так, эти вопросы рассматриваются в ряде работ В. Б. Шкловского.

Жирмунский В. Очерки по истории классической немецкой литературы. Л., 1972. С. 198, 201.

Wellek R. Concepts of criticism. New Haven and London, 1969. P. 241.

Константин Леонтьев, особенно ценивший у Толстого идеальное, в то же время как бывший военный врач оценил причинную связь в изображении смерти Болконского. В своей книге о Толстом он писал: «Кн. Андрей должен был так идеально умирать! Но гр. Толстой реалист; он помнит, что как бы ни был идеален в предсмертных помыслах своих человек, чистота и постоянство таких помыслов зависят много и от рода болезни, от которой он умирает. Кн. Андрей умирает, изнуряемый медленно наружным нагноением, быть может, у него несколько были повреждены и кишки. Служа военным врачом во время Крымской войны, я видел сам, как большею частью тихо и мирно гасли люди и от обширных нагноений, и от хронического поражения кишок. Равнодушие, какая-то отрешенность от всего окружающего… Так угасает и князь Андрей, думая о мировой любви, о смерти и о боге…» (Леонтьев К. Собр. соч. Т. 8. М., 1912. С. 273–274).

Не останавливаюсь здесь на этом вопросе подробнее, так как рассматривала его в ряде моих работ, от статей 1930-х годов (Поздняя лирика Пушкина // Звезда. 1936. № 10; К постановке проблемы реализма в пушкинской литературе // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии АН СССР. № 2. М.; Л., 1936, и др.) и до последних книг, уже упоминавшихся.

Речь здесь идет о принципах и тенденциях. На практике поэтическому языку, разумеется, не был закрыт доступ в реалистическую литературу XIX века.

Салтыков-Щедрин М. Е. Полн. собр. соч. Т. 14. Л., 1936. С. 459.

См. в этой связи: Покусаев Е. О собирательных типах салтыковской сатиры // Поэтика и стилистика русской литературы. Л., 1971. С. 213–219.

О чеховском понимании и изображении человека написано много. В интересующей меня связи назову: статьи о Чехове А. П. Скафтымова, вошедшие в его книгу «Нравственные искания русских писателей» (М., 1972); книгу И. А. Гурвича «Проза Чехова» (М., 1970); книгу А. П. Чудакова «Поэтика Чехова» (М., 1971).

В связи с проблемой «профессионализма» см.: Вислов А. Профессия персонажа // Театр. 1978. № 5.

Амфитеатров В. Собр. соч. Т. 14. СПб., 1912. С. 24.

Берковский Н. Я. Чехов, повествователь и драматург // Статьи о литературе. М.; Л., 1962. С. 404.

Гурвич И. Проза Чехова (Человек и действительность). М., 1970. С. 37–42.

Напомню еще раз, что речь идет не о ранних, «массовых» персонажах Чехова и не об его эпизодических героях.

Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем. Т. 15. М., 1949. С. 319–320.

Там же. С. 331.

Там же. Т. 14. С. 396.

Там же. С. 400.

Ахматова А. Стихи и проза. Л., 1976. С. 557.

Об этом см.: Скатов Н. Н. Некрасов в поэтическом мире Александра Блока и Андрея Белого // Некрасов, современники и продолжатели. Л., 1973.

Е. М. Мелетинский в книге «Поэтика мифа» противопоставляет «мифологизм» некоторых романов XX века (Джойса, Т. Манна, Кафки) социально-исторической установке романа XIX века (см.: Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976. С. 295–298). Американский ученый Дж. Франк считал «мифологическое время», аисторичность, характернейшим признаком современной авангардистской литературы (см.: Frank J. The widening Gyre. Bloomington and London, 1968. P. 3–62).

Энгельгардт Б. Идеологический роман Достоевского // Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы / Под ред. А. С. Долинина. Сб. 2. Л.; М., 1924. С. 85–86.

Бухштаб Б. Я. Н. С. Лесков // Лесков Н. С. Собр. соч.: В 6 т. Т. 1. М., 1973. С. 28–29.

Об этом подробно – в моей книге «„Былое и думы“ Герцена» (Л., 1957).

Огарев Н. Моя исповедь // Литературное наследство. Т. 61. М., 1953. С. 674. «Исповедь» осталась незаконченной; она охватывает только детские и отроческие годы Огарева. Отмечу текстуальное совпадение. В «Былом и думах» историю семейной драмы Герцен предваряет фразой: «Принимаюсь за рассказ из психической патологии». Но у Герцена эта фраза выражает не методологическую установку, но только его понимание психики Гервега.

Об Анненкове-критике см.: Егоров Б. Ф. П. В. Анненков – литератор и критик 1840-х – 1850-х гг. // Учен. зап. Тартуского ун-та. 1968. Т. 11. Вып. 209. Прослеживая эволюцию Анненкова, Б. Ф. Егоров правильно возражает против одностороннего рассмотрения Анненкова в качестве сторонника «эстетической критики» и теории «искусства для искусства». См. также посвященные Анненкову – биографу и мемуаристу – страницы в кн. М. О. Чудаковой «Беседы об архивах» (М., 1975. С. 181–191).

Анненков П. В. Воспоминания и критические очерки. Отд. 2. СПб., 1879. С. 99–100.

Там же. С. 204–205, 216–217.

Анненков П. В. Воспоминания и критические очерки. Отд. 1. С. 178–179.

Там же. С. 179, 181, 184.

Анненков П. В. Воспоминания и критические очерки. Отд. 1. С. 179, 181, 184.

Там же. Отд. 3. С. 183.

Там же. С. 179–180.

Анненков П. В. Воспоминания и критические очерки. Отд. 3. С. 178.

Там же. С. 180.

Гегель. Лекции по эстетике. Кн. 3 // Соч. Т. 14. М., 1958. С. 239–240.

Ауэрбах Э. Мимесис. М., 1976. С. 23–24.

О стилистических принципах «Пиковой дамы» см.: Виноградов В. В. Стиль «Пиковой дамы» // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии АН СССР. № 2. М.; Л., 1936.

Пруст говорит, что стремится к тому, чтобы «бессознательные явления предстали перед сознанием» (Correspondance. V. 3. P. 194).

См.: Узнадзе Д. Н. Психологические исследования. М., 1966 (в частности, с. 253).

См., например: Levin K. A dynamic Theory of Personality. New York, 1935.

В первоначальных, позднее отброшенных редакциях «Анны Карениной» схема выступала отчетливее. На это обратил внимание Б. М. Эйхенбаум: «По первоначальным наброскам и конспектам… видно, что весь роман строился на трех персонажах: жена, муж и любовник (Гагин), нет ни Левина, ни Кити, ни других лиц, кроме Степана Аркадьевича, который играет роль посредника» (Эйхенбаум Б. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л., 1960. C. 153). Традиционную схему постепенно ломает появление персонажа, из которого впоследствии развился Левин и вместе с которым в роман устремился непредрешенный автобиографический и социальный материал. Относительно же Вронского Б. М. Эйхенбаум заметил: «Самая фамилия Вронского, выбранная Толстым после долгих поисков (Гагин, Балашов), звучит как сознательная стилизация: точно Толстой намеренно подчеркивает связь этого персонажа с литературными героями 30-х годов (Пронский, Минский и пр.). Любопытно, что фамилия эта есть и у Пушкина – в черновике отрывка „На углу маленькой площади“ („женат, кажется, на Вронской“)». Понятно, что недоброжелательная критика поспешила упрекнуть Толстого в старомодной ориентации на «светскую повесть» 1830–1840-х годов (там же. C. 177–178). Толстой, ненавидевший всяческую «литературщину», сам умышленно напоминает читателю о литературных моделях своих действующих лиц. Быть может, он делал это именно потому, что преображал их в корне. И ему нужна была схема как мера отступления от схемы. Чиновничья роль служит, например, такой мерой для Каренина, с его осмеянными, беспомощными страданиями человека, не приспособленного к эмоциональной жизни.