Изложенные факты убеждают в том, что инверсия членов модели привела к ее распаду, раздвоению. Из состава первоначально единой схемы выделилась новая конструкция, характеризуемая иными морфологическими и семантическими признаками. Изменение последовательности словообразовательного процесса оказало влияние на систему языка, введя в действие новую оппозицию. Более того, если при несобственной деривации глаголов в языке функционировала единая модель, так как исход имени был безразличен для ее структуры, нейтрализуясь в процессе деривации, то при образовании отглагольных имен можно говорить о наличии трех обособившихся друг от друга вариантах модели. Черты, безразличные при образовании глаголов, стали существенными для создания отглагольных имен. Прямое и обратное действия модели перестали совпадать.
Изложенные соображения позволяют сделать следующий вывод. В испанском языке инверсия словообразовательного процесса в рамках модели «имя – глагол» привела к ее разложению на две обособившиеся, семантически индивидуальные конструкции. Из этого, однако, не последовало, что в пределах этих новых моделей перестала быть возможной обратная деривация и каждая из них стала действовать только в одном направлении. Напротив, вновь возникшие конструкции не отличаются в этом плане от любой другой модели словообразования. В них также происходит инверсия. Например, существительное la sonda 'бур, зонд' выделено из глагола sondar 'бурить, зондировать'. Полученное имя означает орудие действия по глаголу sondar. Такого рода семантическое соотношение характеризует в испанском языке модель «имя – глагол», под которую и подводится пара la sonda <– sondar. С точки зрения семантической иерархии la sonda является первичным именем, a sondar следует рассматривать как производный, мотивированный глагол. Приведем пример обратной деривации по модели «глагол – имя». Существительное el ultraje 'оскорбление' является галлицизмом (ср. ст. – фр. oltrage, совр. фр. outrage). В испанском языке от него был создан глагол ultrajar 'оскорблять'. Смысловые отношения между глаголом ultrajar и существительным ultraje должны быть подведены под модель «глагол – имя», поскольку ultraje является по своему значению nomen actionis. Пара ultrajar – ultraje ничем не отличается от другой, синонимичной ей пары ofender – ofensa, в которой имя является отглагольным производным. С точки зрения системы современного языка ultraje должно рассматриваться как вторичное, a ultrajar – как первичное образование, «восстановленное» в языке под действием обратной деривации.
Глагол elogiar 'хвалить, восхвалять' образован путем регрессивной деривации от существительного el elogio 'хвала, восхваление'. Последнее является семантически зависимым словом. Оно относится к глаголу elogiar, точно так же как синонимичные ему существительные el halago и la alabanza относятся к глаголам halagar и alabar, от основ которых они были созданы.
Глагол eclipsar астр. 'затмевать' возник путем обратной деривации от существительного el eclipse 'затмение' и находится к нему в отношении первичности. Eclipsar мотивирует значение существительного el eclipse, выступающего как имя действия и результата действия по этому глаголу.
То же самое можно отнести и к такой паре, как derrotar 'разбить, нанести поражение' – la derrota 'поражение'. Глагол, хотя и возник от существительного la derrota (лат. dirupta), но относится к нему как первичное слово к производному.
Создание глаголов способом несобственной деривации возможно не только от основ существительных, но также прилагательных и наречий. Ср. alegre > alegrar, contento > contentar, atrás > atrasar, adelante > adelantar, limpio > limpiar, lleno > llenar, sobre > sobrar, através > atravesar. Наблюдаются случаи и обратного действия этой модели. Ср. amargar > amargo, cansar > canso, colmar > colmo, descalzar > descalzo, desnudar > desnudo, finar > fino. Однако на этот раз инверсия словообразовательного процесса не имела своим результатом выделение новой схемы несобственной деривации. Прямое и регрессивное функционирование модели не отличаются друг от друга ни в морфологическом, ни, что особенно важно, в семантическом отношении. Так, agrio 'кислый' дает agriar 'делать кислым', но amargo 'горький' извлечено из глагола amargar 'делать горьким'; lleno 'полный' производит llenar 'наполнять', но colmo 'переполненный' создано путем обратной деривации от colmar 'переполнять'. Образование прилагательных путем выделения глагольной основы остается в пределах модели «прилагательное – глагол» и может расцениваться как регрессивное действие данной конструкции: colmo <– colmar, amargo <– amargar. Решающим в этом случае оказывается отсутствие семантических различий между прямым и обратным функционированием модели.
Выше мы пришли к выводу, что при несобственной деривации создание новых слов происходит без участия специальных словообразующих морфем. Основы новых слов не содержат поэтому аффиксов. Отсутствие морфологически выраженной производности не ведет, однако, к нейтрализации категории «первичности—вторичности».[102]
У слов, соотношение которых определяется несобственной деривацией, в принципе одно выступает как производящее, а второе как вторичное образование. Проблема производности решается в этом случае с учетом общих семантических тенденций, управляющих словообразованием данного языка.[103] Так, обычно все имена действия являются вторичными по отношению к глаголам, выражающим соответствующее действие, имена качества воспринимаются как производные от прилагательных, означающих данное качество, и пр. Разумеется, не всегда связи между словами столь очевидны. Нередко последующее семантическое развитие нарушает сложившиеся отношения, заменяя их новыми, как бы инвертируя. Изменение отношений «первичности—вторичности» вполне естественно у слов, образованных путем несобственной деривации, поскольку категория производности остается у них морфологически невыраженной.
Попытаемся показать это на ряде примеров, для чего произведем сравнение между следующими аналогичными по значению парами: desayunar 'завтракать' – el desayuno 'завтрак', almorzar 'завтракать' el almuerzo 'второй завтрак', comer 'обедать' – la comida 'обед', cenar 'ужинать' – la cena 'ужин'. С исторической точки зрения словообразовательные отношения внутри приведенных пар оказываются неодинаковыми. Так, существительное la cena является первичным по сравнению с глаголом cenar, созданным, впрочем, еще в латыни. El almuerzo также является первичным образованием, возводимым к народнолатинскому *admоrdium (от *admordere). В этом случае отношения первичности—вторичности уже однажды инвертировались, так как глагол *admordere был заменен отыменным almorzar. Глагол desayunar, в отличие от предыдущих двух, возник до соответствующего имени. Одним из признаков этого является наличие префикса des-, характеризующего глагольное, а не именное словообразование. Desayunar принято возводить к народнолатинскому *disjejunare.[104] В один ряд с разобранными словами включается пара comer – la comida, в которой категория производности отчетливо выражена морфологически. Существительное la comida 'еда' получило дополнительное значение 'обед'. Соответственно и глагол comer 'есть, принимать пищу' стал употребляться также в значении 'обедать'. Вследствие этого пара comer – la comida вошла в одну серию с такими оппозициями, как desayunar – el desayuno, almorzar – el almuerzo, cenar – la cena. Итак, в историческом плане у одних пар (desayunar – el desayuno, comer – la comida) первичным является глагол, у других (el almuerzo – almorzar, la cena – cenar) – имя. Однако соответствует ли это отношениям, сложившимся в современном языке? При отсутствии четко морфологически выраженной про—изводности у слов la cena и el almuerzo такой вывод был бы неверным. Отношения «первичности—вторичности» переживают сдвиг, включаясь в новый словообразовательный цикл. Глагол становится первичным, а имя начинает восприниматься как производное образование.
Присмотримся внимательнее к семантической канве этого процесса. La cena 'ужин' (т. е. 'пища'), равно как и el almuerzo 'завтрак', самостоятельно либо под влиянием соответствующих глаголов, получили более отвлеченное значение действия или события (т. е. принятия пищи). Это превратило их в nomina actionis по глаголам cenar и almorzar и привело к изменению отношений первичности—производности. Семантическое развитие существительного el desayuno, по—видимому, протекало в обратном направлении. Будучи с самого начала отглагольным именем, оно имело значение действия и лишь потом стало обозначать пищу (т. е. объект действия), что обычно для nomina actionis. Семантический объем всех трех существительных совпал, хотя их развитие шло разными путями. Это имело своим результатом выравнивание словообразовательных отношений между существительными и соответствующими глаголами, образцом для которого послужила пара comer – la comida. Значение действия, развившееся в существительных la cena и el almuerzo сделало их вторичными по отношению к глаголам. Изменилась и смысловая структура существительных la cena и el almuerzo. Исходное конкретное значение пищи стало у этих слов вторичным, производным от значения процесса (принятие пищи). Семантическое строение этих слов реорганизовалось по типу nomina actionis, у которых значение результата или объекта действия является обычно сопутствующим значению действия.
