Весть об убийстве брата Тибальта возлюбленным мужем Ромео порождает в Джульетте бурю чувств. Гнев и боль, слезы и стоны перемешиваются в ее отчаянных метафорах, построенных на антитезах:
О, сердце змея, скрытого в цветах!
Так жил дракон в пещере этой дивной?
Злодей прекрасный, ангел-искуситель,
О, ворон в оперении голубки,
Ягненок, кровожаднее, чем волк.
Верх низости в божественном обличье,
Святой проклятый, честный негодяй!
Что ж аду ты оставила, природа,
Когда бесовский дух ты поместила
В живой Эдем подобной красоты?
У книг с таким ужасным содержаньем —
Такой красивый был ли переплет?
О, почему ж обман живет в таком
Дворце роскошном?
О, куст цветов с таящейся змеей!
(Перевод Т. Щепкиной-Куперник, С. 383.)
Дракон в обворожительном обличье!
Исчадье ада с ангельским лицом!
Поддельный голубь! Волк в овечьей шкуре!
Ничтожество с чертами божества!
Пустая видимость! Противоречье!
Святой и негодяй в одной плоти!
Чем занята природа в преисподней,
Когда она вселяет сатану
В такую покоряющую внешность?
Зачем негодный текст переплетен
Так хорошо? Откуда самозванец
В таком дворце?
(Перевод Б. Пастернака, С. 422.)
К тому же в монологе Джульетты звучит мотив проклятия Адама и Евы: Бог изгоняет влюбленных из рая. Сам Бог преследует супругов. Джульетта, полная праведного гнева, путает Ромео с Парисом: книга с богатым переплетом содержит ужасающую повесть (вспомним, что мать Джульетты сравнивала Париса с книгой без переплета). Однако, поразмыслив, Джульетта сталкивается с неразрешимой дилеммой: не убей Ромео Тибальта, Тибальт убил бы Ромео. Кто ей дороже: муж или двоюродный брат? Зло царит в мире, и любовь пока не может совладать со злом, тем более его победить. Изгнание Ромео из Вероны для Ромео и Джульетты – «ложное названье смерти» (перевод Щепкиной-Куперник, С. 385). По словам Ромео, «золотая секира изгнанья» (там же) с улыбкой рубит им головы. Отправляясь в Мантую, Ромео обрекает себя на пожизненную могилу. Он проклинает даже свое имя, думая о самоубийстве, которое разрушит «гнусное жилье» его презренного тела.
Брачная ночь Ромео и Джульетты – это спор метафор дня и ночи, света и тьмы. Жаворонок – злой вестник утра, сулящий возлюбленным вечную разлуку. Утро тушит свечи. Грядущий день предвещает ночь смерти («наше горе все темней» – перевод Щепкиной-Куперник, С. 394). Во время расставания с мужем Джульетта прозревает духовными очами мертвого Ромео на дне могилы. Мать Джульетты, желая успокоить дочь, льющую слезы, как ей кажется, по погибшему двоюродному брату, рассказывает о плане мщения: подкупленный наемный убийца в Мантуе поднесет Ромео чашу с ядом, и тот отправится вослед Тибальта и Меркуцио.
Джульетта, вопреки воле родителей, отказывается выходить замуж за Париса, и мать в сердцах клянет дочь: «С могилой бы мне дуру обвенчать!» (перевод Щепкиной-Куперник, С. 399). Джульетта просит родителей отсрочить свадьбу, по существу ставит им ультиматум:
Отсрочь мой брак на месяц, на неделю;
А нет – мне ложе брачное готовьте
В том темном склепе, где лежит Тибальт.
(Перевод Щепкиной-Куперник, С. 401).
И она, не желая становиться женой Париса и нарушить клятву верности мужу, данную у алтаря, действительно оказалась в этом семейном склепе, выпив яда, данного ей братом Лоренцо. Монолог Джульетты в келье брата Лоренцо – неистовый зов смерти:
Отец, скорей чем стать женой Париса,
Вели мне спрыгнуть со стены той башни,
Пошли меня к разбойникам в вертеп,
В змеиный лог, свяжи одною цепью
С ревущими медведями меня
Иль на всю ночь запри меня в мертвецкой,
Наполненной гремящими костями
И грудами безглазых черепов,
Зарой меня ты в свежую могилу
И с мертвецом в один закутай саван —
Все, все, о чем, лишь слушая, трепещешь,
Все сделаю без страха, чтоб остаться
Возлюбленному верною женой.
(Перевод Т. Щепкиной-Куперник, С. 407–408.)
Чтоб замуж за Париса не идти,
Я лучше брошусь с башни, присосежусь
К разбойникам, я к змеям заберусь
И дам себя сковать вдвоем с медведем.
Я вместо свадьбы лучше соглашусь
Заночевать в мертвецкой или лягу
В разрытую могилу. Все, о чем
Я прежде слышать не могла без дрожи,
Теперь я, не колеблясь, совершу,
Чтоб не нарушить верности Ромео.
(Перевод Б. Пастернака, С. 446.)
Фортуна против возлюбленных: об этом позаботилась Смерть. Монах, посланный братом Лоренцо с письмом к Ромео, где говорится, что через двое суток Джульетта оживет и смерть ее мнимая, – это письмо не доходит до адресата, потому что призрак Чумы испугал стражников, так и не выпустивших монаха за городские ворота Вероны.
Ромео покупает яд у аптекаря, нарушая закон теперь уже города Мантуи. «Любовь выше закона» – вот что хочет сказать Шекспир читателю (зрителю). Но и смерть сильнее закона. Смерть на время побеждает даже бессмертную любовь.
У склепа Монтекки Ромео сталкивается с влюбленным Парисом и убивает его, чтобы прорваться в склеп к своей возлюбленной жене. У гроба Джульетты он выпивает яд. Проснувшаяся Джульетта убивает себя кинжалом Ромео: как сказано у Шекспира, ножнами этого кинжала становится грудь его жены Джульетты.
Монтекки, отец Ромео, оплакивает только что умершую от горя по изгнанному сыну жену, и вот находит еще один труп – неостывшее тело сына, опередившего отца на пути к могиле. Шесть трупов в финале «Ромео и Джульетты»! Это достойная репетиция, перед тем как Шекспир создаст «Гамлета» с его бесчисленными трупами в финале.
Смерть в финале пытается предстать в назидательных словах Герцога разумной силой, соединивший любовью враждующие семейства («Вас бич небес за ненависть карает» – перевод Т. Щепкиной-Куперник, С. 438). Но этой маскарадной личине смерти не веришь, так же как монашескому наряду Ромео, целующему в уста красавицу Джульетту. Смерть безумно и бестолково уничтожает всех подряд. Смерть, скорее, в шекспировской «Ромео и Джульетте» обретает черты вселенского зла, коренящегося в самой природе человека. И это зло в трагедии оказывается – увы! сильнее любви.
Часть 3. Любовь и смерть в мировой литературе
Глава 1. Образ возлюбленной у Данте, Боккаччо и Петрарки (Беатриче, Лаура, Фьяметта)
«Божественная комедия» Данте Алигьери, как известно, вдохновлена его любовью к Беатриче. Впрочем, образ этой женщины впервые рисуется им в «Новой жизни». Именно в “Новой жизни” Данте рассказывает о своей великой любви к Беатриче Портинари, юной флорентийской даме, бывшей замужем и умершей в июне 1290 г., когда ей не исполнилось еще и 25 лет. Говоря о “новой жизни”, Данте имел в виду свою любовь, но любовь эта мыслилась им как огромная сила, обновляющая мир и все человечество.
Первая встреча с Беатриче произошла, когда ему было 9 лет, а ей около 9. Он увидел ее в алых одеждах. С этого дня душа Данте подчиняется власти любви.
“В то время, когда благодатное небо вновь одевает землю в ее наряды и придает ей ликующий вид пестрою смесью цветов и зеленой листвы, в то время года, по установившемуся в нашем городе обычаю, все, разделившись на группы, должны были устраивать торжественные празднества, каждый в своей части города. По этому случаю Фолько Портинари, пользовавшийся глубоким уважением своих сограждан, собрал 1 мая в свой дом на дружеский пир соседей. Среди приглашенных находился Алигьери. Так как дети обыкновенно сопровождали родителей, особенно в торжественных случаях, то и Данте, которому еще не было полных девяти лет, сопутствовал своему отцу на праздник. Здесь среди своих сверстников, мальчиков и девочек, в большом количестве собравшихся в доме гостеприимного хозяина, Данте, насытившись пищей, принялся играть с другими детьми. Среди них находилась дочь названного Фолько, по имени Биче, девочка восьми лет, грациозная и красивая, приветливая и любезная по характеру, серьезная и скромная в большей степени, чем можно было требовать от ее нежного возраста. Нежные черты ее лица и внутренняя красота заставляли многих принимать ее за ангела. Вот эта-то девочка, столь прекрасная, как я ее изобразил, и даже, может быть, еще более прекрасная, появилась на упомянутом празднестве, думаю, не в первый раз перед глазами нашего Данте, но в первый раз пробудила в нем чувство любви; хотя он был мальчик, но ее прекрасный образ так глубоко запечатлелся в его сердце, что с того дня, в течение всей жизни Данте, этот образ нельзя уже было удалить из его сердца…”
