Обратимся теперь к более сложному плану построения загадочного высказывания, основанного на смежных сравнениях. Рядом находятся два варианта загадки:
T1361b. As black as a mole, as slick as a coal. – Skillet (Черный, как крот; гладкий, как уголь. – Сковородка).
Т1361с. Black as a coal, slick as a mole. – Frying pan (Черный как уголь; гладкий, как крот. – Сковорода).
В одной загадке чернота приписана кроту, а гладкость – углю, в другой, наоборот, чернота – углю, а гладкость – кроту. Строение каждой фразы, взятой самой по себе, как будто соотносит черный предмет с гладким, но безразличие в выборе качества и предмета для нужного соответствия сближает черное с гладким – они и, действительно, не контрастны – и скорее говорит о том, что сопоставляемые качества – лишь предлог для соотнесения предметов: угля и крота – оба черны и гладки, то есть тождественны в отношении к названным качествам. Соотнесение все же имплицирует сопоставление неназванных, но интуитивно очевидных противоположных качеств этих предметов: твердости и мягкости. В итоге перед нами как бы один и тот же предмет, который предстает в двух разных состояниях, твердости и мягкости, как если бы он был двумя разными предметами. Это такая же пара противоположных состояний, как те, что разыгрываются в загадках, находимых в разных традициях, сопоставляющих сухое и мокрое, растущее и сокращающееся, кривое и прямое. Как ни странно, но законно предположение, что мотивы угля и крота относятся к одному генетическому ряду, где они связаны одновременными сходством и противоположностью, то есть являются парадигматически связанной парой мотивов.[39]
Архаическая память мотива гораздо важнее в жизни жанра загадки, чем его прямая описательная сила. Загадка проносит эту память через множество поколений, на какой-то стадии теряя отчетливое знание о первоначальном смысле и все же храня его, так сказать, в жанровом подсознании – в ауре, окружающей данный мотив и включающей перекличку с другими мотивами по смежности в контексте традиции – в виде ли сходства или противоположности. Эта память поддержана той неточностью отношений, тем «частично затемненным соответствием» (Скотт 1965: 74), которое проявляется не только с очевидностью в отношении загадки и разгадки, но и в менее заметном виде на всех уровнях соединения элементов, будь то субъект и предикат или члены сравнения в загадочном описании, – неточность отношений переносит валентность с общего смыслового знаменателя соотносимых компонентов на них самих и их традиционную смежность. Говорить о «верном соответствии» («accuracy») загадочного описания, как это делает Абрахамс (Абрахамс 1972: 188) не лишено смысла, если иметь в виду верное соответствие загадки своей традиции, которая хранится в цепочках мотивов, передаваемых и видоизменяющихся в процессе порождения новых загадок, или энигмопоэзисе. Следует оговориться, что, когда у нас идет речь о цепочках или рядах мотивов, то имеются в виду отнюдь не четко выделяемые дискретные ряды, а лишь абстрагированные в густой сети пересекающихся в разных направлениях родственных отношений. Один и тот же мотив обычно обнаруживает разные связи по разным признакам и вступает в родственные ряды по разным направлениям – первой реальностью мотивных отношений является многомерная сеть родственных связей.
Наблюдения над родственными связями мотивов в загадке, говорят о том, что столкновения мотивов и рядов тут важнее, чем выбор конкретного слова. Взаимная перекличка слов в качестве мотивов, то есть в качестве представителей рядов, к которым они принадлежат, господствует над соображениями предметной или логической точности. Слова, которыми загадка пользуется, выбираются не по признаку объективного соответствия данному предмету или по характеру отношения между данными предметами, а прежде всего по наличию в арсенале мотивов, по возможностям варьирования и сочетания последних – это повторно используемые строительные блоки, хранители той генетической памяти, которая делает загадку загадкой.
Подытожим наши наблюдения об особом характере мотивов, на которых строится загадка:
(y) В основе корпуса загадок, представляющего определенную устную традицию, лежит арсенал словесных мотивов, связанных сетью родственных отношений. Мотивы связаны поэтическими смежностями, проходящими на разных лингвистических уровнях и в разных направлениях. Пролиферация цепочек родства в энигмопоэтическом процессе может происходить как за счет трансформаций на основе смыслового или формального родства мотивов, так и в результате тенденции к использованию в различных ролях одних и тех же масок из имеющегося арсенала мотивов.
В заключение наблюдений над мотивами загадки отмечу их интимную связь с жанром. Мотивная структура в фольклоре повсеместна, но мотивный инвентарь загадки специфичен для данного жанра. Как показывают диссертация А. А. Потебни «О некоторых символах в славянской народной поэзии» (Потебня 1860) и его более поздняя объемистая работа «Объяснения малорусских и сродных народных песен» (Потебня 1883), мотивы славянской народной песни как правило не совпадают с мотивами загадки. Случаи совпадения единичны, да и те могут расходиться по смыслу; так, парный мотив ключа и замка, находимый и в загадке, в песне является символом власти (Потебня 1860: 133), то есть имеет смысл совсем не тот, что в загадке. Это обстоятельство подтверждает важное в нашем исследовании представление о том, что описательные средства загадки подчинены выражению своего особого содержания, специфичного для этого жанра.
В) Внешние поэтические свойства загадки
Легкий ритм и точная рифма, куплетная или катренная форма должны быть сравнительно молодыми приобретениями загадки, и наблюдаются они лишь в некоторых традициях. Дело выглядит так, что эти особенности возникли в европейских и производных от них колониальных культурах под воздействием иных, часто более высоких, страт культуры.[40] На этом основании ими все же не следует пренебрегать, во-первых, потому что влияние высших слоев культуры на низшие – процесс неисследимо давний и почтенный, значительная часть знакомого нам фольклора возникла таким образом, во-вторых, даже сравнительно молодые свойства, включаясь в старую традицию, нередко становятся отзывчивыми носителями и даже усилителями очень древних тенденций жанра. Именно с этой стороны мы попытаемся рассмотреть внешние поэтические свойства загадки – как зон у, гостеприимную по отношению к основополагающим тенденциям загадки, где происходит последнее разыгрывание первичных свойств.
С рифмой в этом отношении дело обстоит проще: она имеет своим предшественником перекличку мотивов, которые могли подбираться по созвучию. Сложнее дело обстоит с организацией стихового текста.
Согласно исследованиям, просуммированным А. Н. Веселовским и Р. О. Якобсоном, наиболее древняя и элементарная форма поэзии основана на грамматическом параллелизме. Двучастное высказывание, в котором грамматическая структура одной части повторена или приближенно отражена во второй, предположительно была исходной формой, артикулирующей элементарный поэтический текст. Поэтическое качество возникает там, где формальные соответствия индуцируют смысловые переклички, будь то по подобию или по противоположности. Такой способ выражения – фигуративный по существу – компактнее и богаче прямого высказывания (Веселовский [1882]; Якобсон 1966: III.98-135). Особая, осложненная форма параллелизма, отрицательный параллелизм, является излюбленным средством русской песенной традиции. Например, То не муж с женой, то не брат с сестрой – Добрый молодец с красной девицей. Смысл, возникающий в этой простой конструкции, не прост; его можно передать примерно так: добрый молодец с красной девицей – это не то, что муж с женой или брат с сестрой, но по сути они уже состоят в тех же тесных отношениях. Отрицательный параллелизм отклоняет сопоставление, чтобы тут же его утвердить в более существенном плане; параллель драматизируется отсутствием тождества, так что то, что естественно в одном случае, предстает исключительным в другом. Параллельная грамматическая форма с малым отклонением тут ответственна и за формальную гармонию, и за драматический диссонанс.
Форма загадки также представляет собой некоторую особенную разновидность отрицательного параллелизма: две составляющие загадочного описания, обычно артикулированные как два или два-и-два сопоставленные стиха, указывают на один и тот же предмет, представляя его двумя параллельными, а по существу несовместимыми способами. Параллелизм в основе загадки гораздо сложнее, чем тот, что мы наблюдали в песне, но он процвел на том же корне поэзии. Его функция – взаимодействие с синтаксической структурой.
