Сейчас драма наиболее распространенный жанр, значительно потеснивший трагедию и комедию в их чистом виде. Советская драма развивается в традиции русской классики, и такие ее образцы, как «Любовь Яровая» К. Тренева и противоположная по тенденции «Дни Турбиных» М. Булгакова, равно продолжают и развивают эту великолепную традицию.
Возникновение, становление, развитие драмы и последние ее модификации — вопрос большой сложности и почти неисчерпаемый. Кроме всего, он прочно связан с историей современного театрального искусства, что уже совсем выводит его разрешение за рамки нашей книги. С сожалением оставляем разговор о драме как жанре и вместе с тем как о роде поэзии. Это третий и последний из родов, известных нам теперь, и мы со спокойной совестью можем перейти к следующей главе, в которой займемся уже другими вопросами.
Книгопечатание знаменовало полную революцию в распространении знаний, в обмене информацией, в объединении культурных достижении планеты.
На современников оно должно было производить впечатление чуда. Марк Твен в «Янки при дворе короля Артура» рассказывает, как американец XIX века демонстрирует выпущенную им газету людям средневековья:
«…Меня осадили монахи и забросали вопросами: „Что это за странная штука? Для чего она? Это носовой платок? Попона? Кусок рубахи? Из чего она сделана? Какая она тонкая, какая хрупкая и как шуршит. Прочная ли она, и не испортится ли от дождя? Это письмена на ней или только украшения?“ Они подозревали, что это письмена, потому что те из них, которые умели читать по-латыни и немного по-гречески, узнали некоторые буквы, но все-таки не могли сообразить, в чем тут дело. Я старался отвечать им возможно проще:
— Это общедоступная газета; что это значит, я объясню вам в другой раз. Это не материя, это бумага; когда-нибудь я объясню вам, что такое бумага. Строчки на ней действительно служат для чтения; они не рукой написаны, а напечатаны; со временем я объясню вам, что значит печатать. Таких листков выпущена тысяча, все точь-в-точь как этот, так что не отличишь одного от другого.
Они все хором воскликнули с удивлением и восторгом:
— Тысяча! Какой огромный труд! Работа на год для многих людей!
— Нет, работа на день для взрослого и мальчишки.
Они перекрестились и пробормотали несколько молитв.
— О чудо, о диво! О тайные силы волшебства!»
Сейчас книгопечатание охватывает всю деятельность человечества. Это условие, без которого стала бы невозможна современная цивилизация. С бесчисленными его проявлениями сталкиваются на каждом шагу не только грамотные, но и неграмотные люди. Возьмите, к примеру, денежные знаки: и в бразильских джунглях, и в австралийских пустынях люди, не прочитавшие ни одной книги, вынуждены тем не менее прибегать к этой опасной продукции печатного станка.
Как любое изобретение, книгопечатание внеклассово и межнационально, но оно может стать на службу любому классу и нации, а в силу этого, естественно, становится классовым и национальным.
В приведенном выше примере индейцы и австралийцы, находящиеся на стадии доклассового общества, принимая к расчету доллары и фунты, вовлекаются тем самым в сферу капиталистической деятельности.
Но те же индейцы и австралийцы, узнав со слуха содержание листовки, составленной левой организацией, могут обратить свои усилия против капиталистической действительности.
Нас с вами будет интересовать лишь одна область книгопечатания — художественная литература. Но и здесь, на каждом шагу, мы увидим, как великое изобретение служит классовым и национальным интересам. Зато увидим мы и другое — как книгопечатание стало двигателем прогресса, пропагандируя идеи социализма, объединяя нации в стремлении к миру во всем мире.
Идея, положенная в основу книгопечатания, возникла в незапамятные времена.
Еще до иероглифов и клинописи древние скотоводы клеймили быков и коней. Каждый род обладал своим тавром, и отбившуюся от табуна кобылицу возвращали по принадлежности ее хозяевам. В случае же кражи или угона скота клеймо становилось неопровержимой уликой. Показательно, что само слово печать многие языковеды возводят к старославянскому «пекж» — тавро, выжженный знак. Таким образом, здесь в самом названии содержится указание на историю идеи.
Родовое общество уступило место рабовладельческому, завязались торговые связи между отдаленными землями, купцы стали посылать товары с караванами и кораблями в неведомые края. Идея тавра пригодилась в новых условиях, но теперь она нашла приложение уже не к родовой, а к частной собственности. Купец ставил свою личную печать на товары, принадлежавшие лично ему.
Сравнительно недавно в Индии обнаружили древнейшую цивилизацию Хараппы и Мохенджо-Даро. Археологи уверенно относят ее к III тысячелетию до н. э. Основатели цивилизации жили задолго до прихода в Индию ариев, были современниками Гильгамеша в Шумере и первых фараонов в Египте. Города, построенные ими, поражают правильной планировкой, прекрасным водоснабжением и канализацией. Обитатели Мохенджо-Даро были смелыми мореплавателями и опытными купцами. Как мы догадались об этом? По печатям, принадлежность которых оставалась загадочной до раскопок в этих древнейших городах. Печати находили в Аравии и в Африке, но откуда они взялись догадаться было невозможно, пока не нашли множество подобных им в развалинах Мохенджо-Даро. Судя по этому, там было уже классовое общество, так как в условиях родового быта не было необходимости в печатях разного образца.
Возникшие государства использовали давнюю идею в своих интересах. Правительственные акты в знак их подлинности стали скрепляться печатями с эмблемами державы или ее властителя. Видимо, очень рано изобретательным людям пришла в голову мысль применить эту идею к письменности.
Собственно говоря, суть идеи заключалась в расширении информации суженными средствами. Одним тавром можно было переметить тысячи голов скота, одной печатью — тысячи штук товара, одной эмблемой — столько законов, сколько заблагорассудится придумать. Почему бы точно таким образом не размножить какое-либо важное сообщение, религиозный гимн, государственный манифест?
В каждой книге по истории письменности упоминается знаменитый диск из Феста с таинственной надписью, начертанной спиралью по обеим его сторонам. Часто приводится и его изображение с простодушным приглашением расшифровать странные письмена. Пока это еще никому не удалось. Диск очень любопытен. Найденный на Крите, он, как установили специалисты, сделан из такой глины, какой никогда не водилось на древнем острове. Письмена не имеют ничего общего с линейным письмом А и Б, которым пользовались жители Крита во II тысячелетии до н. э. А именно к этому времени относят появление диска на острове. Но самое интересное обстоятельство то, что надпись на диске оттиснута особыми штемпелями-печатками; для каждого из знаков изготовлялся особый штемпель. Следовательно, это диск, у которого могли быть подобия.
Диск из Феста до сих пор является первым сохранившимся памятником печатания связного текста.
Какие только догадки не возникали по этому поводу! Вплоть до того, что это сообщение о гибели Атлантиды! Скорее всего, на диске запечатлен какой-либо культовый гимн неизвестного нам народа. А впрочем… Может, и впрямь атланты подбросили нам из тьмы тысячелетий эту штуку, чтобы мы поломали над ней голову?!
Такие попытки применить заманчивую идею к письменности осуществлялись, очевидно, не раз, но широкого распространения и продолжения они не получили. Люди пока легко обходились без этих новшеств. Подавляющая масса населения была неграмотна, а узкий круг образованных людей довольствовался копиями, сделанными умелыми писцами.
Там, где это вызывалось необходимостью, массовое тиснение или штемпелевание сразу приобретало широкий размах. Например, монетное дело без него обойтись не могло. И вот чеканка монет задолго до Гутенберга предвосхищает книгопечатание. Предвосхищает, но не предполагает: ни при лидийском царе Гигесе, который, по словам Геродота, впервые ввел в VII веке до н. э. монетное обращение, ни при великом князе Владимире, выпустившем в Киеве первые русские серебреники, следующий шаг не был сделан. Матерь всех изобретений — экономика — не видела пока нужды обращать внимание на свое младшее детище — производство рукописей.
Обращала она внимание на него лишь в тех случаях, когда характер письменности препятствовал снятию копий с оригинала даже в ограниченном числе экземпляров. Так получилось в Китае. Иероглифическая письменность Китая насчитывает около 40 тысяч знаков. Каждый знак — отдельное слово. Диктовка новой рукописи множеству писцов, как в древней Элладе или Риме, была затруднена. Каждый писец должен был бы равняться образованностью с автором рукописи — таким запасом научных кадров средневековый Китай не обладал. Писец знал, к примеру, 3–5 тысяч знаков — вполне достаточное количество для переписки деловых бумаг. Такие знания сообщала ему школа, а более высокая образованность была уделом немногих. И автор литературного или философского сочинения, переписав его собственной рукой, лишался возможности снять с него необходимое количество копий — для этого, как бы мы сказали сейчас, не хватало аппарата.
