Несмотря на бесчестие социального положения проституток, уже в древности случалось, что с ними вступали в брак по страстной любви. Несколько примеров тому мы уже привели выше (стр. 285). Общее мнение о таких редких случаях выражено в следующих словах Изократа (Элиан hist. XII, 52):
«Оратор Изократ говорил об Афинах, что они сходны с проститутками. Увлеченные прелестями проституток, иные поддерживают с ними чувственные отношения, но никому ведь не придет в голову быть о себе настолько низкого мнения, чтобы решиться сделать одну из них своей подругой жизни».
Что такие браки, однако, бывали, доказывают упомянутые уже нами запрещение браков между свободными лицами и проституированными.
По Полю Мейеру, первое место здесь занимают запрещение Августа и конституции Константина. Мейеру принадлежит следующий обзор относящихся сюда постановлений августовского законодательства.
A. Ingenui (рожденным свободными), не принадлежащим к званию сенаторов, запрещены браки.
I. с lena et а lenone lenave manumissa, т. е. с женщиной, которая занимается или занималась содержанием борделя, и с ее вольноотпущенными;
2. с mulier famosa в тесном смысле слова (Ульпиан, 16, 2), к каковой категории причисляются не только те, quae artem ludicram fecerit (Ульпиан, 13), но и те, которые только называются у сенаторов corpore quaestum faciens (D. Ill, 2, 1: de his qui notantur infamia).
О запрещении, брака между ingenua и мужчиной упомянутой выше категории нет речи, как и вообще проституированные мужчины почти вовсе не принимаются во внимание римским правом.
B. Сенаторам, их сыновьям и их потомкам кроме того еще запрещено (Paul. Dig. XXIII, 2, 44, 8; Marcell. Dig. XXIII, 2, 49) вступать в брак с libertinae (Ульпиан 16, 2; Dig. XXIII, 2, 23) и с женщинами, родители которых были famosi (Dig. Ill, 2, 1), которые сами, следовательно, obscuro loco natae sunt (Dig. XXV, 7, 3 pr.). Запрещение таких браков распространяется также обратно на дочерей сенаторов и женское потомство их сыновей и внуков, которые не имеют права вступать в брак с мужчинами упомянутой выше категории (сводники, проституированные, танцоры, актеры).
Все такие браки объявляются недействительными. Недействительность эта снова была подтверждена и строжайше предписана при Маркусеи Коммодерешением сената (Dig. XXIII, 2, 16, pr).
Законодательство Константина запрещало браки (и конкубинат также) между сенаторами, представителями высших государственных и духовных должностей и feminae humiles et abjectac (Cod. Theod. IV, 6, 3; Cod. lust. V, 5, 7; Nov. 117, 6; Nov. 89, 15).
Вследствие лишения честного имени и запрещение браков, обычной формой продолжительных связей с проститутками был конкубинат, в форме содержание метресс; выше (стр. 236–252) мы привели много таких примеров. Заключение браков было, конечно, исключением; только царственные особы могли себе позволить игнорировать общественное мнение и вступать с проститутками в законный брак.
Так, Иероним, сиракузский тиран, женился на бордельной проститутке Нетто (см. выше стр. 247), а Птолемей 2 из Египта – на знаменитой гетере Таись (стр. 250). Наиболее знаменитый пример такого рода представляет, однако, императрица Теодора, супруга Юстиниана, случай этот тем более заслуживает внимания, что он имел место уже во время христианской эры. Теодора была дочерью сторожа медведей в Византии и уже ребенком проституировалась в одном театральном борделе, где превосходила всех других проституток своим бесстыдством, предаваясь публично всевозможным извращениям. (Прокоп. Histor. arcan. 9). Затем она поехала в Африку в качестве метрессы Хекеболоса, но там поссорилась с ним и заработала себе деньги, необходимые для обратного путешествия, проституцией. Вскоре после того в нее страстно влюбился Юстиниан и женился на ней-несмотря на протест его тетки, императрицы Евфимии, которая отказалась назвать проститутку своей племянницей, и на увещание благочестивой матери его, Бигленииы – после того как дядя его Юстин, отменив соответственный параграф закона, сделал этот брак возможным. Глубокое впечатление, произведенное этим неслыханным по тому времени событием, отразилось в рассуждениях Прокопия в начале десятой главы его «Geheimgeschichte», где он говорит о контрасте между браком с честной женщиной и проституткой, как Теодора. Будучи императрицей, Теодора осталась тем же, чем была, типом «плебейской силы и плебейской чувственности», женщиной, посвященной во все тайны сладострастия, с пламенными очами, сияющими страстью», лицемерно нравственной, моральной по внешности, оправдывающей пословицу о проститутке в молодости и ханже в старости. Но особенно важно то, что эта бывшая проститутка, несмотря на постоянный тщательный уход за собственным телом, находила достаточно времени, чтобы «вмешиваться в государственные дела еще более властно, чем ее беспокойный супруг, при котором она была признанной сорегентшей.
В удивительном противоречии с общественным презрением к проституткам стоял тот факт, что проститутки играли в общественной жизни более значительную роль, чем честная хозяйка дома и ее дочь, деятельность которых всецело ограничивалась домашней сферой. Проститутка, гетера действительно была «публичной» женщиной par excellence. Она одна только имела значение в обществе, ей одной было предоставлено право участие в симпозиях. Только она имела право быть субъектом и объектом беседы. Украшением честной женщины было молчание (Софокл, Аиа 292) и такой замкнутый образ жизни в тиши дома, чтобы и о ней молчали. По отношению к тому времени оказывалась справедливой пословица, что те женщины самые лучшие, о которых всего меньше говорят. В заключение знаменитой надгробной речи Перикла (Фукидид, II, 45), оратор сначала утешает родителей, затем братьев и сыновей павших воинов, а в конце он обращается к вдовам с следующими характерными словами: «Если мне позволено будет еще высказаться о женской добродетели во внимание к вдовам, то вся моя речь будет заключаться в кратком напоминании: вам послужит большой честью, если вы не измените своего характера и вас будут по возможности меньше хвалить, гили порицать». Яков Буркгардт справедливо подчеркивает, что эти слова принадлежат человеку, который жил с Аспазией и вообще провел, вероятно, жизнь, богатую любовными приключениями.
Только проститутка была для античного мужчины настоящей «гетерой», т. е. товарищем в общественной жизни. В этом смысле слово «гетера» не следует считать эвфемизмом, смягчающим выражением, как думает Атеней (ХШ, 571d). Только гетера, а не хозяйка дома обращает на себя общественное внимание: она служит объектом обширной скандальной хроники в повседневной беседе и в то же время предметом выдающегося публичного поклонение (пословицы, памятники), она играет выдающуюся роль в литературе и искусстве.
Главным местом, где сосредоточивалась греческая скандальная хроника было «леше», известное уже Гомеру помещение для бесед (Одисс. 18, 329), античная кофейня (большей частью в форме галереи с колоннами) в которой собирались, чтобы поговорить о городских историях» (Павз. X, 25, 1). Выдающееся место среди них занимали истории о проститутках (Мохон у Атен. XIII, 581 д). Так Геродот сообщает о гетере Архидию (II, 135), что она была воспета и потому пользовалась всеобщей известностью, и, однако, она меньше была предметом разговоров в помещениях для бесед, т. е. тонкие знатоки ставили ее менее высоко; эти слова Геродота в достаточной степени указывают на всеобщий интерес к известным гетерам. Проявление этого интереса, сказывавшееся в беседах о них в общественных местах (цирюльни, театры, судебные заседания, народные собрание и т. д), живо описано например, Алкифроном (Fragm. 5) по отношению к Лаис, о которой сказано, что одна эта женщина приводит в движение всю Грецию и всюду составляет предмет злободневной беседы. Собственно же дурная сторона скандальной хроники греков (вероятно и римлян также) наглядно описана в следующем месте «Mercator» Плавта (д. I, сц. 4), в основу которого положена комедия Филемона:
Weil es Verdacht erregt, wenn einem ehrbaren
Hausweib ein Madchen von dem Aussehen folget.
Man wurde, wenn sie durch die Strassen wandelt.
Sie ansehen und betrachten, nicken, zischen, an
Ihr zupfen, rufen, drangen, um die Türe stehn.
Der Lobgedichte Kohlen machten mir das Tor
Am Haus ganz schwarz, und wie alleweil die Menschen sind,
Die gar gem schlecht von einem sprechen, wurde man
Mir, gleichwie meiner Frau, nachsagen, dass wir sie
Zur Hurenwirtschaft bloss ins Haus getan.
(Перев. W Binder).
(Потому что, если за честной женщиной следует девушка с таким видом, то это возбуждает подозрение. Ее бы рассматривали, когда она проходит по улице, кланялись бы ей, насвистывали бы, звали, толкали, трогали ее, стояли бы у ее дверей. Ворота мои были бы черны от угля, которым писали бы на них хвалебные стихи, и так как всегда есть люди, которые охотно говорят дурно о других, то обо мне и о моей жене рассказывали бы, что мы взяли ее в дом для занятие проституцией.)
Об интенсивном интересе общества к проституткам свидетельствуют также помпеянские стенные надписи и беседы гетер Лукиана, в особенности четвертая беседа, в которой идет речь о стенных надписях, относящихся к гетерам и содержащих часто злые сплетни, так что они даже нередко подавали повод к дракам из-за проститутки, о чем Лукиан упоминает в «Nigrinus» (гл. 22).
