В средневековых «покаянных книгах» упоминаются многочисленные мазохистские, в частности копролагнические процедуры мужчин и женщин, покоящиеся, правда, в большинстве случаев на старинных языческих суевериях, но показывающих нам в то же время, как широко распространен был в любовной жизни того времени мазохистский элемент.
Краткого указание на неслыханные ужасы, которые чинили во имя христианской веры и христианской любви инквизиция, и на преследование евреев, продолжающиеся в России еще и по сей день, достаточно, чтобы вскрыть нам два главных источника средневекового садизма, на с которым бичевание и сатанинские фантазии могут считаться сравнительно безобидными явлениями.
Ознакомившись с отдельными факторами христианской половой этики-составляющей продукт древней эпохи, но достигшей своего полного и систематического развитие лишь в средние века – как в основных ее чертах, так и в отношении и влиянии ее на проституцию в деталях, мы можем формулировать, как результат вышеизложенного, следующее положение. Христианская половая этика, влиянию которой и теперь еще подчиняется вся государственная и общественная жизнь европейского и англо-американского культурного мира, решительно сохранила античный принцип двойственной морали и в некоторых пунктах даже обострила его, так что проституция по-прежнему осталась, и должна была остаться, интегрирующей частью всей это системы. В самом деле, проституция ведь составляет conditio sine qua non сохранение системы двойственной морали; она есть та цена, которая должна быть уплачена за дальнейшее существование этой морали, то «зло», которое с ложной, лицемерной, противной здравому смыслу точки зрение этой античной морали рабских государств, является «необходимым».
Последствия двойственной половой морали очень ясно проявляются уже в средние века. С одной стороны мы видим чрезвычайно строгий взгляд на бряк, как на таинство, но брак, в котором запрещена была самая существенная сторона его, индивидуальная любовь, хотя проявление любви вне брака строго наказывалось, как нарушение супружеской верности, так что существовал даже формальный надзор за нравственностью состоявших в браке мужчин и женщин – разумеется, без существенного успеха. С другой стороны, в то время, напротив, решительно защищали и одобряли сношение с проститутками, последствием чего было даже участие проституции без всякого стеснение в городской жизни и допущение ее представительниц к участию в празднествах и в приемах коронованных особ. Но вместе с тем проституток глубоко презирали и клеймили, что выразилось не только в лишении их некоторых прав, но и в предписании носить известную одежду. Средневековая проститутка принадлежала к «бесчестным» людям. Ничто до такой степени не характеризует лживость и внутреннюю неправду средневековой этики, как клеймо бесчестия, которое накладывало на проституток то самое государство и то самое общество, которые с другой стороны признавали их необходимыми и полезными сочленами общежития, легализировали их и даже позволяли выступать публично! Что за безнравственное законодательство, которое с одной стороны даже принуждало обитательниц борделей, состоявших под городским надзором и экономически эксплуатируемых городом, отдаваться всякому посетителю без различия, а с другой стороны клеймило жертвы такого принуждение и выражало им общественное презрение! Средневековая проститутка есть официальное лицо и пария общества в одном и том же лице.
В дальнейшем изложении мы еще приведем многочисленные свидетельства того, что в действительности проститутки средних веков считались признанной государством корпорацией, законным цехом, которому принадлежали исключительные профессиональные, права и который занимался своей профессией в собственных цеховых помещениях, т. е. борделях. Поэтому проститутки, подобно другим цехам, принимают участие в публичных празднествах и в приемах коронованных особ, причем они часто подают цветы и получают «почетные дары». Мало того, высокие гости в таких случаях и сами удостаивали бордели своим посещением совершенно открыто и официально.
О пребывании императора Фридриха III в Нюренберге хроникер сообщает от 24 августа 1471 года: «Item rait furpass hinten zun kornheusern und schawet den puchsenzeug und daz korn, und da er vom kornhaus gieng, da vien– gen in zwei hum mit einer driklaftering sübrein keten und sprachen, eur gnad muss gefangen sein; er; rprach, wi sind ie nit gem gefangen, wir wollen uns ee ausslosen, und er gab in 1 gld; item rait fürpass fürs frawenhaus, da viengen in ander vier, gab er aber 1 gld».
Во время праздника в честь португальского короля в Вене в 1426 г. городской совет ассигновал на принимавших в нем участие проституток 6 фунтов пфеннигов, вероятно для угощения. Точно также обитательницы венских борделей принимали участие в торжественной встрече императора Сигизмунда в 1435 году и получили при этом от города бархат для платьев, чтобы они во время приема все были одинаково одеты, затем венки и бесплатное угощение с вином. Кроме того, город Вена заплатил также при этом случае все расходы, потребовавшиеся для увеселения и танцев проституток. Когда во время масленицы того же года император Сигизмунд был в Вене в сопровождении боснийского короля, проститутки появились наряженные на счет города, в венках, золоте, жемчугах и шелках. При въезде Альбрехта II в Вену после коронование в Праге, в 1438 году, город угостил проституток вином, как это видно из протокола счетов: «urn Wein den gemain Frawen 12 achterin. Item den Frawen die gen Kunig gevarn sind, 12 Achterin Wein». В 1452 г. проститутки по распоряжению бюргермейстера и совета встретили при везде в Вену короля Владислава Постума на Винерберге.
На празднике, устроенном в честь императора Максимилиана в 1489 г в Франкфурте, юноши до поздней ночи танцевали в парке с проститутками для увеселение короля и его свиты. Когда же маркграф Фридрих Вранденбурюкий хотел устроить аналогичный праздник с честными женщинами, франкфуртский совет отказал ему в этом, на том основании, что это «исстари не было в обычае».
Об участии проституток в больших народных праздниках мы будем говорить в следующей главе.
Кроме того, город еще устраивал официальные празднества в самих борделях, которые без стеснение посещались коронованными особами и их свитой. Город нередко предлагал в таких случаях, в виде подарка, свободный вход в бордели, в роде того, как теперь в таких случаях передают приглашение на театральные представления.
В Иванов день городской староста Вюрцбурга со своими служащими принимал участие в праздничном обеде с музыкой в городском борделе. Когда император Сигизмунд, который в каждом городе, прежде всего, посещал бордель и считал это своей привилегией, прибыл в Берн, город заплатил по счету «за красивых женщин в переулке», а Эттерлин рассказывает: «dieselben zwo Eren und Herrlichkeyten, mit dem Wyn und mir dem Frowenhuss, rumte der Konig darnach, wo er bey Fflrsten und Herren sass, gar hoch, und hielt es gar für eine grosse Sach».
В Ульме, где император пробыл в 1434 г. несколько недель, этот коронованный поклонник борделей несколько раз посетил с лицами своей свиты бордель. До сих пор еще сохранился счет по расходам города на освещение борделей при этом случае. Такие же нравы мы находим и в других европейских странах. Вурмбранд рассказывает, например, об австрийском посольстве, которое в 1450 г. послано было в Португалию для приема невесты короля Фридриха IV, что во всех городах не только вообще заботились о нем, предоставляя ему все даром, но что и все проститутки были для него заказаны, ни одна не должна была брать ни пфеннига, только отмечать на бирке, а за все платил город. Здесь можно было найти негритянок и вообще красивых женщин, кто чего хотел». Проститутки принимали также участие в празднествах, устроенных в честь гостей.
Все эти обычаи объясняются тем, что публичные дома считались вполне легализованными публичными учреждениями, служившими государственным надобностям, именно предупреждению прелюбодеяние и соблазнение честных женщин. Соответственно этому обитательницы их считались состоящими на государственной службе, не имели права не исполнять своих обязанностей и должны были по-своему служить общественному благу, что в некоторых государствах было даже установлено законом. Так, в знаменитом нюренбергском полицейском уставе, «Ordnung der gemeinen Weiber in den Frauenhausern», сказано; «Und wiewol die gemeinen weiber frey und nach irem namen gemein sein sollen, so haben sich doch etlich derselben gemeinen wey– ber unterstannden, sundere buischafft, die sy nennen ir liebe menner, zu haben, deshalb dann in verganngen tagen vil gezennckes, unwillens, zwitracht und unnutz enststanden ist, demnach und solichen unrat kunfftig zu unndersten undzu ftirko– men ist eines rats ernstlich meynung, das sollchs hinfür nit mer sein, noch von dem frawenwirt gestattet oder verhenngt werden sol, sunder ein yede fraw sol zu zeiten, so sie darzu geschickt ist, einen yeden des begerenden one underschied bey tag und nacht und ungewaigert auff einigen lieben manne gemeinschafft leisten, ungeverüch, und besonder, so ir eine einichen manne nachtz bey im zu sla– fen oder zu ligen zugesagt hatte, dem sol sy das hallten, Dann: von wem das überfaren wurde, den solte ein rate oder die fünff herren am hader darumb staffen nach gestalt seyner verhanndlung».
